
Ваша оценкаРецензии
Аноним28 июня 2021 г.Тайное средство против будущих тиранов или Смешное перестаёт быть страшным
Читать далееВ этом небольшом по объёму произведении В.Набоков пожалуй впервые в мировой литературе поставил знак равенства между советским и нацистским режимами. В героях рассказа можно обнаружить не только аллюзии на черты Сталина, Гитлера, Муссолини и др. политических лидеров ХХ века, но и точные характеристики идеологии тиранической власти. В некотором роде этот рассказ можно назвать эскизом или прологом к его известной антиутопии "Приглашение на казнь". Поразительно и то насколько злободневными для нашего времени стали высказывания В.Набокова, датированные 1936 годом. Не менее удивителен и сам рецепт автора для истребления тиранов, который основывается на смеховой культуре М.Бахтина. Изобразить страшное смешным, довести его до степени абсурда. Ведь смешное перестаёт быть страшным.
16702
Аноним1 ноября 2017 г.это не Набоков
Это самый слабый текст Набокова. Я не могу поверить, что автор "Дара" мог написать это.
8727
Аноним19 июня 2025 г.От бесплодных идей - до бесплотных гостей
Читать далееВ неназванной стране устанавливается тоталитаризм, с торжествами под проливным дождем; с надрывающимся криком по радио; с пошлыми и глупыми лозунгами.
Там, где даже часы теперь хотят настроить по пульсу диктатора, провинциальный учитель рисования ведет дневник - по ночам, коротая время за воспоминаниями, а то и за разговорами с бесплотными гостями, призраками.
У художника есть секрет - он знал нынешнего тирана в молодости, до его непредвиденного восхождения, и с каждым днем его ненависть растет, а с ней и единственное желание - диктатора убить.
Из дико цветущего моего государства он сделал обширный огород, в котором особой заботой окружены репа, капуста да свекла; посему все страсти страны свелись к страсти овощной, земляной, толстой. Огород в соседстве фабрики с непременным звуковым участием где-то маневрирующего паровоза, и над всем этим безнадежное белесое небо городских окраин — и все, что сюда воображение машинально относит; забор, ржавая жестянка среди чертополоха, битое стекло, нечистоты, взрыв черного мушиного жужжания из-под ног… вот нынешний образ моей страны, — образ предельного уныния, но уныние у нас в почете, и однажды им брошенный (в свальную яму глупости) лозунг «половина нашей земли должна быть обработана, а другая заасфальтирована» повторяется дураками, как нечто, выражающее вершину человеческого счастья.Диктатор, разумеется, о художнике не помнит, ведь пристанищ и разного рода политических кружков было много; причем кружки эти могли выступать за совершенно противоположные идеи.
Странное дело, что прочих свидетелей его молодых лет не осталось - они безопасно мертвы. Дома в нищих кварталах - где останавливался он, неразборчивый в ночлегах - давно снесены; а записей жильцов не велось.
В музее имени диктатора, помимо флагов и грязных плакатов, хранится единственное уцелевшее от тех его ранних лет - под стеклянным колпаком - пуговица.
Последнее время я часто занимаюсь тем, что пытаюсь с помощью всех сил души вообразить течение его забот и мыслей, пытаюсь попасть в ритм его существования, дабы оно поддалось и рухнуло, как висячий мост, колебания которого совпали бы со стройными шагами проходящего по нему отряда солдат. Отряд тоже погибнет, как погибну я, сойдя с ума в то мгновение, когда ритм уловлю, и он в своем дальнем замке падет замертво, но и при всяком другом виде тираноубийства я бы не остался цел.Не в том беда, что по пульсу диктатора настроят часы, беда в том, что его присутствие - как газ - заполняет всё.
Он видится во всем - его безмерно пошлое, третьеразрядное бытие, темнота, бездарность, деревянная ограниченность, внутренняя глухота - всё это неизбежно и непоправимо проецируется на страну и на населяющий ее народ.
И если люди становятся подобием диктатора невольно, художник решает добровольно стать его подобием, словно это может дать какую-то магическую власть над этим существом. Угадывать его мысли, видеть его сны, дышать в унисон, считать его шаги на прогулке по двору тюрьмы, переделанной в высочайшую резиденцию - всё, чтобы после покончить с ним, обретши - за счет подобия - власть оборвать в диктаторе жизнь.
Можно ли писать о страшном и пошлом лучше Набокова? О внезапном смехе, напоминающем кошачий крик? О письмах с пакостными длиннотами, о мерзком задыхании в конце фраз? О дивных новых заборах под орех? О репе, отлитой в бронзе? О ходьбе, которая служит развлечением ограниченным людям? О механической и бездумной памяти? Об истории, изученной по брошюрам, и о стихах, вычитанных из календаря?
О внутренней глухоте при железной тупой воле? И о том, как эта ограниченная тупая воля заразительна - и о том как она стремится сохранить себя, свои символы, в несгибаемых и жестких формах - будь то металл или гранит?
Как мне избавиться от него? Я не могу больше. Все полно им, все, что я люблю, оплевано, все стало его подобием, его зеркалом, и в чертах уличных прохожих, в глазах моих бедных школьников все яснее и безнадежнее проступает его облик. Не только плакаты, которые я обязан давать им срисовывать, лишь толкуют линии его личности, но и простой белый куб, который даю в младших классах, мне кажется его портретом, — его лучшим портретом быть может. Кубический, страшный, как мне избыть тебя?Владимир Набоков уехал из Германии в 1937 году. Он был свидетелем становления национал-социализма и никаких иллюзий относительно этого режима не питал. Тогда, после отъезда, и был написан этот рассказ, "Истребление тиранов".
692
Аноним27 сентября 2024 г.НЕИЗБЕЖНО, НО НЕ БЕСКОНЕЧНО
Читать далееНебольшой текст, написанный неподражаемым, узнаваемым, потрясающим набоковским слогом, читается на одном дыхании, как лучшие стихотворные произведения. Как гимн. Не гимн свободе и не гимн против тирании, как могло бы показаться из названия, а как гимн жизни. Жизни, которая всегда победит смерть. Победит даже самыми неожиданными, самыми неподходящими, самыми странными и нелепыми средствами. Гимн мира и счастья, для которого этот закон постоянной неизбежной победы жизни – самая главная точка опоры. То, на чем все у нас здесь держится. Камень, который строители поставили во главу угла.
Да, конечно, от поиска и понимания этой точки опоры до «давайте перевернем Землю» пройдет немало времени, многие и многие поколения будут лишь мечтать об этом перевороте и не увидят не то что его результатов, а даже проблесков его зари. Даже намеков на эти проблески. Но, с другой стороны, тот, кто внимательнее всего вглядывается во тьму, первым заметит в ней проблески света.
И никакие тираны никогда не смогут этому помешать. Да, они неизбежны, как зима, да, они будут тормозить приход весны, да, они его задержат, задержат максимально, но не бесконечно.
Все эти простые, но такие надрывные мысли сегодня особенно актуальны. И, конечно, будут актуально еще очень долго. Долго, но, повторю еще раз, - не всегда.
5140