Сказка

Мало ли какие мечты нагонит кружка черного густого пива, проколотого молнией коньяка?

И вдруг деревья, весенние липы, присоединились к погоне,— они шли и шушукались, с боков, сверху, повсюду; черные сердечки их теней переплетались у подножия фонаря; их нежный липкий запах подбодрял, подталкивал.

Не походка, не облик ее… Что-то другое, очаровательное и властное, какое-то напряженное мерцание воздуха вокруг нее,— быть может, только фантазия, трепет, восторг фантазии,— а быть может, то, что меняет одним божественным взмахом всю жизнь человека

— Не удивляйтесь,— усмехнулась дама— и затем, с глухим зевком, добавила: — дело в том, что я — черт.
Оробевший Эрвин принял было это за иносказание, но дама, понизив голос, продолжала так:
— Очень напрасно меня воображают в виде мужчины с рогами да хвостом. Я только раз появилась в этом образе, и право не знаю, чем именно этот образ заслужил такой длительный успех, Я рождаюсь три раза в два столетия. Последний раз была корольком в африканском захолустье.

Эрвин чувствовал замечательную легкость, — а ведь легкость — это почти полет.

Вы мне сразу понравились. Эта робость... Это смелое воображение...

Глянцевитые листья лип трепетали, темные сердечки их теней трепетали на гравии, поднимались легкой стаей по штанам и юбкам гуляющих, взбегали, рассыпались по лицу и плечам, — и всею стаей соскальзывали опять на землю, где, чуть шевелясь, ожидали следующего прохожего.

Никогда не нужно судить по спине.