Листья вишни и флейта

Весна 1904 г., русско-японская война в самом разгаре. Однако мысли главной героини занимают отнюдь не грохочущие совсем рядом с домом снаряды, - её младшая сестра смертельно больна. Чтобы скрасить последние дни когда-то весёлой и жизнерадостной девушки, рассказчица решает написать ей письмо от якобы раскаявшегося возлюбленного, который малодушно покинул её, узнав о болезни. Обман раскроется, но данное в письме обещание тем не менее исполнится. Была ли это добрая шутка или самое настоящее чудо?

Это нежная, проникновенная история о сестринской любви и мелочах, которые значат так много. Однако главная тема рассказа - ложь во спасение, ложь во благо: и если старшая сестра призналась в своём маленьком обмане, то нам остаётся только догадываться, сказала ли правду младшая. Что мне понравилось больше всего - так это многомерность рассказа, который заключает в себе представление мужчины, о том, как бы женщина написала романтичное письмо от лица мужчины:

Это письмо действительно заслуживает особого внимания - полагаю, здесь автор позволил себе лёгкую иронию над дамскими романами, герои-любовники которых воплощают собой самые потаённые женские желания. Нам хочется, чтобы очередной Ромео не просто стремился к своей Джульетте, но преодолевал на своём пути препятствия и даже превозмогал самого себя. Чтобы расставшись со своей возлюбленной, он ни на миг не мог её забыть. Пусть он будет беден, но непременно романтичен, - ведь порой скромный букет одуванчиков может произвести куда больший эффект, чем самые дорогие подарки. И нет ничего более обезоруживающего для сентиментального женского сердца, чем мужчина, смиренно склоняющий голову и признающий свои ошибки... Что ж, написано было очень талантливо, - признаюсь, что читала с упоением, хоть и понимала, в чём подвох :)

В целом, рассказ произвёл на меня значительное впечатление. "Красивый как цвет вишни в саду, грустный - как звук флейты..." - так изящно резюмировала его Юля dandeliongirl , и мне остаётся лишь подписаться под этими словами. Рекомендую к прочтению, а я обязательно продолжу знакомство с автором.

Вы когда-нибудь писали странные письма?
Нет, не любимым своим, нежно-сумасбродные письма, похожие на зацветшую веточку сирени в лунную ночь, ибо сама ласковая белизна таких писем — как сирень, на карей веточке всего одной-двух строчек.
И не те инфернальные письма в гневе, письма, похожие на полёт метлы в ночи, когда крестятся астрономы и дают слово больше не пить никогда: такие письма могут разбить окно, сердце, и даже убить.
Я говорю о настоящих странных письмах, чуточку не от мира сего, письмах-лунатиках, которые пишутся раз в жизни, или два.
Что это за письма? Письма воскресшей любви по весне, когда вместе с лиловой белизной сакур, на руке и груди распускаются вишнёвый цвет писем, и самая почта словно бы нежно цветёт?
Быть может…

Но я всё же говорю о самых странных письмах: не людям.
А кому? Богу? Ангелам? Звёздам? Снегу или вон тому загрустившему клёну?
Я в детстве был странным и романтическим мальчиком и писал письма одиноким деревьям, особенно — пострадавшим и раненым деревьям. И звёздам писал письма (настоящим, а не киношным), писал письма Марине Цветаевой, Пушкину, Наталье Гончаровой..
Просто у меня не было друзей и у меня друзья были — умершие поэты, клён в парке, травка апрельская..
Письма я относил в парк, если это был клён, и закапывал под ним.
Если я писал Цветаевой, или звёздам, то просто дожидался трамвая, и оставлял письмо на заднем сиденье возле окошка.
Выходил и письмо ехало вместо меня — «зайцем».

Но однажды, я написал письмо — ангелу.
Это было в апреле 2020 года. Я тогда сильно болел и сумерки в жизни сгустились так.. словно я переселился на планету Плутон, где солнце всходит раз в 200 лет.
Я тогда хотел покончить с собой. Написал не прощальную записку, а письмо — ангелу.
Точнее.. наоборот: от лица ангела, я написал письмо — себе. Это было странное письмо. Письмо одиночество, надежды, любви.
Я.. медлил, с самоубийством. Письмо от ангела лежало на столике.
Так порой на столике лежит револьвер в лунном свете и манит. Страшно спать в комнате, с револьвером, или.. с письмом от ангела.
На следующий день.. ко мне пришло письмо. Настоящее. От настоящего ангела.
Это было чудо. Так мой смуглый ангел вошёл в мою жизнь, так солнце взошло в моей судьбе.. на Плутоне. Мою жизнь осветила самая сильная любовь в моей жизни: единственная и последняя любовь. Да, так бывает, очень редко.. почти как солнце, всходящее на Плутоне.
Я ещё не знал, что через год, в тот день, когда я написал письмо ангелу.. у моего ангела родятся ангелочки.

К чему я всё это вспомнил? К тому, что между настоящим искусством и жизнью, порой границы столь же прозрачны, как и между телом и душой — когда мы любим.
Рассказ Дадзая — поразил меня и всколыхнул в моем сердце — целую метель.. вишнёвых лепестков.
Ах, мой смуглый ангел.. и твои неземные глаза, — карие вишни…
Не знаю, прочтёшь ли ты эту рецензию. Которая и не рецензия вовсе, как и многие мои рецензии, а скорее… цветение вишни у твоего окошка, или таинственные и нежные постукивания влюблённого барабашки на спиритическом сеансе: он влюбился в самую прекрасную женщину в Москве.. и московской области.
А может это просто весенний дождь барабанит в твоё милое, вечернее окно.

Я не знаю, почему этот пронзительнейший рассказ, многие считают излишне японским и сентиментальным.
Почему он многим не нравится? У меня иногда чувство, что если Бог снова придёт на землю, то люди будут его так же свысока разглядывать: ну разве бог в такой одежде ходит? Ты не бог..
Разве у него такой цвет глаз? Ну кто так ходит по воздуху! Ну разве это чудо? У Спилберга интересней..
Рассказ чем-то неуловимо напоминает самый пронзительный рассказ О Генри — Осенний лист, и чуточку — Дары Волхвов.
Рассказ о двух нежных сёстрах, одна из которых — смертельно больна, но не знает об этом.
Так.. догадывается. Как мы порой догадываемся.. что сердце наше — любит. Но порой, мы догадываемся об этом слишком поздно.

Рассказ — воспоминания старшей сестры, уже прожившей жизнь и состарившейся. А значит, это чуточку — исповедь и разговор с ангелом, с той, кого уже нет на земле, той, чья душа быть может вновь стала — ветром, и цветением вишни по весне.
Страшно это, страшнее чем смерть — умереть, так и не узнав, что такое любовь, не ощутить поцелуя, который нежнее и слаще цветения вишни и плодов вишни, ибо в поцелуе, словно в раю — цветение и плоды — одно целое.
Это больше и сильнее чем смерть — умереть, и так и не ощутить, как кто-то, нежный и долгожданный, прижался к тебе всем своим существом, и телом и душой и судьбой, не побрезговав тем, что ты — умираешь и болеешь, и этой любовью, не жалящей жалостью, а именно — любовью, словно бы заслонил тебя на миг от смерти и согрел твою озябшую судьбу.
Это и есть — рай. Быть может единственно возможный рай и есть — в любви, а всё иное — так, листва.. на вишнёвом деревце.

Старшая сестра сходила с ума от боли за сестрёнку, которая умирала в постели: ей оставалось очень мало..
Дадзай пронзительно, словно ангел, понял суть любви: она сильнее смерти.
Сестрёнка так самозабвенно отдалась мыслям об умирающей… что её душа словно на миг покинуло тело, и она не замечала даже начала войны и выстрелов (русско-японская война).
Тончайший момент, на самом деле: корабли стреляют из пушек… и словно расстреливают её жизнь, огонь пушек сливается с самой землёй и жизнью, переходя в шум земли и сердцебиение земли, жизни: так кровь стучит в висках… словно все мотыльки в животе и груди, заблудившись в теле, поднялись к плечу и выше, по горлышку — к виску, словно к засиневшему маленькому окошку на чердаке.

Разбирая шкаф.. (ах, почти — Нарниев! Мой смуглый ангел, помнишь ли ты тот шкаф, в котором мы познакомились, словно два ребёнка не от мира сего?), старшая сестра увидела спрятанные там письма младшей сестры, перевязанные красной тесёмкой, словно.. ариадновой ниточкой сердца.
Она не смогла удержаться, — ах, женское сердце.. ты ведь это делаешь порой не из корысти, как думают многие, а потому… что в тебе ещё жива память — ангела, ты помнишь, что было когда то ангелом, а ангелы читают людские сны, души, заветные желания и.. письма) — и прочитала эти письма.
Это были любовные письма.

Неужели в конце жизни, умирающая сестрёнка познала чудо любви?
Но последнее письмо.. словно оперение от стрелы, затрепетало в груди старшей сестры: возлюбленный сестрёнки, узнав, что она смертельно больна… покинул её. Это было его прощальное письмо.
Что бы вы сделали на месте старшей сестры? С этой стрелой — в груди?
Обняли бы сестрёнку? Порой для умирающих, такие объятия жалости — больнее чем огненная стрела  — вонзившаяся в грудь.

Старшая сестра… написала ответное письмо, спустя полгода, от лица этого возлюбленного, который покинул её сестрёнку, в той же мере.. как душа её, скоро покинет её тело.
Она умело подделала почерк. Это было очень нежное письмо, с извинениями, с робостью и чуткостью… как дрожь веточки вишни на апрельском ветру.
Возлюбленный — призрак возлюбленного? — писал о том, что пока не смеет.. не может появиться у неё, но будет ей писать стихи.
Это было письмо — ангела. Это было письмо.. старшей сестры.
Она передала его младшей сестрёнке, лежащей в постели.. и та посмотрела на неё как на призрака, побледнев.
Всё дело в том… что все эти письма любви, младшая, умирающая сестрёнка.. писала сама себе.
Но всё ли так просто? Или всё же любовь — настоящая мистика этого мира и в рассказе скрыто что-то ещё, за этим сюжетом?

В этом смысле хочется вспомнить одну реальную историю.
Нет, на этот раз не со мной: с писателем — Евгением Петровым, тем самым, кто писал вместе с Ильфом.
У Евгения было странное хобби: он писал письма. Но не обычные, а вымышленным людям. Спрашивал у них, называя по имени, как они поживают и т.д. спрашивал так, словно они знакомы с детства, рассказывая о себе и высвечивая какие то общие для «них» воспоминания.
Эти письма, словно бесприютные мотыльки, летали по миру, на них проставлялись пёстрые, как бабочки в раю, штампы из Испании, Бразилии, Америки.. и возвращались обратно к Петрову. Он их коллекционировал, как Набоков — бабочек.
Но вот однажды, Петров написал письмо в Новую Зеландию, с выражением соболезнования некоему Виккельсу, другу его детства, по поводу кончины его дяди.
Спрашивал про дочку его и т.д.

Петров ждал заветного конверта: штампов красочных из Новой Зеландии, у него ещё не было: он словно бы сам облетел весь мир!
И вот.. пришло письмо из Новой Зеландии. Со штампами… но почерк был — не Петрова, на конверте.
Удивлённый, он раскрыл конверт: там было письмо.. от Виккельса.
Тот благодарил за слова соболезнования, писал, что дочка его передаёт привет Евгению, она помнит его и спит с его плюшевым мишкой, привезённым из далёкой России.
В конверте была ещё фотография… поразившая Петрова: там был тот самый таинственный Виккельс, вместе с Евгением Петровым, на фоне новозеландских гор.
Фото было с датой. Именно в это время, ровно год назад, Петров лежал в больнице при смерти.

Вскоре, началась война. Петров работал корреспондентом, и его самолёт сбили немцы: самолёт рухнул в море и Петров погиб.
В этот же день..  на почту Петрова, снова пришло письмо из Новой Зеландии.
Виккельс вспоминал приезд к нему Петрова, и.. как бы между прочим, написал о том, чтобы он берёг себя… он вспоминал, что Петров, в когда приезжал к нему и дочке, говорил ему, что боится разбиться в самолёте, и потому новозеландский друг его, просил Петрова быть осторожней и не летать на самолёте, беречь себя. Мол, ему приснился странный сон, жуткий сон, и потому он написал своему русскому другу.

Такая вот история о письмах, веточке вишни и об ангелах в нашей жизни.
Берегите своих родных и любовь. Любовь — бесприютный ангел, в этом грустном мире.
И как писал Александр Грин в "Алых парусах":

Кадр из короткометражки - Конверт (2012 г), с Кевином Спейси, как раз про историю с Петровым.

Такой короткий и такой ёмкий рассказ. Он очень грустный, но в то же время какой-то торжественный. Чтобы поддержать умирающую от болезни почек сестру, главная героиня решается пойти на обман. Ложь раскрывается, однако происходит что-то необъяснимое, что, тем не менее, скрашивает последние дни на земле одинокой и казалось бы отчаявшейся девушки.

В этом рассказе смешалась вера в высшие силы и могущество человека, способного сделать что-то важное для любимого человека, даже если это обман, даже если это ненадолго.

Красивый как цвет вишни в саду, грустный - как звук флейты...

Перед вами яркий пример прекрасной малой прозы: на нескольких страницах, используя лишь одну, в общем-то, небольшую жизненную ситуацию, передается столько чувств и эмоций, что впечатления от повести остаются в сердце даже спустя месяцы после прочтения.

В этой повести лишь ноющей болью ощущаешь страдания жертв войны, так как еще острее чувствуешь приближающуюся смерть близкого человека. Личная боль притупляет ту, более массовую, но менее личную, что захватила общество вокруг.

В сложные моменты мы переосмысливаем правила, которым учили нас родители: не врать, говорить правду, быть честными. А что если небольшая ложь принесет последние моменты радости? Возненавидят ли нас за ложь или поймут, что это было сделано во благо?

И ложь ли это? Или фантазия на тему того, что было бы если, ведь у умирающего человека больше нет времени верить в возможность повторить ситуацию с “чистого” лица.

А что если кто-то еще попытался помочь нам поверить в чудо? Что если “обманщик” стал жертвой “обмана?

Если разум наполняется сомнениями и вера утрачивает свою силу в сердце, то стоить отпустить рациональный мысли, на минутку вернуть веру в чудо, чтобы обрести покой и близость с чем-то высшим, чем наше мирское.

Само произведение отражает также сдержанность японской культуры, для которой характерна передача смысла не через обилие слов и выражений, а с помощью отдельных слов. Каждое предложение создано, чтобы вызывать в памяти мысли, воспоминания, используя воображение читателя, а не наполняя его картинами и заготовками. Это настоящее искусство рассказывания историй, которое помогает развивать фантазию и позволяет читателю стать в дальнейшем самому источником для вдохновения.

Молодые и красивые, а всё же тоже умирают. Печалиться остаётся тем, кто знал их, кто любил, у кого навсегда в памяти останется призрак этих опавших вишнёвых листьев, та короткая мелодия, что тает в воздухе вместе с ветром.

Эта трогательная история — о любви и заботе, стыдливой и неловкой, но удивительно искренней. Ведь всем хочется, чтобы их любили. Дадзай обнажает нашу сокровенную потребность верить, будто кто-то действительно способен полюбить нас безоговорочно, будто флейтист из рассказа существует на самом деле. Но в такой лжи больше милосердия, чем в самой горькой правде.

Те письма, написанные ею же самой, полные желанной любви, — детская игра, но почему-то ранящая до глубины души. Безнадёжная — но оттого ещё более живая. Последнее письмо становится воплощением той самой любви, которую мы, возможно, не замечаем в обыденной жизни.

Игра флейты — сладкий обман, мираж в пустыне. Но что ещё нужно умирающему? Лишь знать, что кто-то в молчаливой стыдливости наигрывает эту лживую мелодию, полную сострадания и тепла.

Рассказ напомнил мне "Последний лист" О. Генри — ту же молчаливую, бескорыстную заботу. Но если у О. Генри жертвенность побеждает смерть (хотя бы в воображении героини), то у Дадзая нет побед — только тихое признание: мы все обречены, но пока живём, можем дарить друг другу утешительные грёзы.

Эта история — вовсе не о смерти. Она — о хрупких иллюзиях, которые мы создаём, чтобы защитить друг друга от пустоты

Это случилось в дни победы Японии над Россией. Чтобы понять восприятие японцев этого, то надо вспомнить самих себя в те времена когда мы одержали победу над Швецией, с той лишь разницей, что та победа была началом развала Шведского рейха, а наше поражение не было настолько фатально, мы даже сумели спустя менее чем сорок лет взять реванш и вернуть то что потеряли.

Но для японцев это всё-таки была победа над сильным противником. Если читать японскую литературу того времени то там авторы описывают праздничное настрое и ощущение всеобщей радости.

Однако бывает так что социум празднует, но в твоей семье горе от того что твоя младшая сестра смертельно больна.

Пускай вокруг звучат флейты и стучат военные барабаны. Это только усиливает резонанс и создаёт горе внутри праздника. Кажется что это не музыка военных оркестров, а инфернальная мелодия из ада.

Горе приносит и измена возлюбленного.

В минуты тишины вспомним что наш мир это всего лишь набор иллюзий. Поэтому вовсе не важно реальная ли любовь и реален ли возлюбленный.

Может это просто невинный самообман.

Александр уже написал шикарную рецензию, даже что-то добавить сложно.
По его рекомендации и прочла данную азиатскую прозу. И как же мне понравилось.
Какое трогательное и тонкое произведение. Такие простые фразы, а сколько в них глубины.
В двух фразах автор показывает разницу между внутренним горестным ощущением героини, на фоне всеобщего ликование победы Японии.
В двух фразах разочарование сестрой, что она имела тайную связь с мужчиной.
И эти письма... Я вот думаю, до какой стадии одиночества и отчаяния должен дойти человек, чтобы писать самой себе письма, самой себе отвечать и ещё и бросить саму себя в болезни. И при этом внешне радоваться, улыбаться и делать вид, что жизнь прекрасна....
Да, поистине непостижима душа человека.

Прочитано в рамках игры Kill wish