Это мы, Господи!..

- Больше в тебе нет ничего, - успокоил Сергея капитан.
Чувствовал Сергей и сам невольную иронию в словах Николаева. Теперь в нем и впрямь слишком мало чего осталось... Нет, не так! Ты не прав, капитан! То, что там есть, в самой глубине души, не вырыгнул с блевотиной Сергей. Это самое "то" можно вырвать, но только цепкими когтями смерти. Иным путем нельзя отделить "то" от этого долговязого скелета, обтянутого сухой желтой кожей. Только "то" и помогает переставлять ноги по лагерной грязи, только оно в состоянии превозмогать бешеное чувство злобы, желание вспыхнуть на минуту и испепелить в своем пламени расплывчатое пятно, маячащее перед помутившимися глазами, завернутое в зеленое, чужое... Оно заставляет тело терпеть до израсходования последней кровинки, оно требует беречь его, не замарав и не испаскудив ничем! "Терпи и береги меня! - приказывает оно. - Мы еще дадим себя почувствовать!.."

• Нет, капитан, во мне осталось все, что было! - со злобой отвечает Сергей.

- Повторяю, внешность не показатель внутреннего достоинства человека, - горячился лейтенант Воронов. - Я знаю один характерный случай. В моей учебной роте был курсант Пискунов. Фамилия его говорила за все: он был похож на цыпленка-заморыша. Учился плохо. Как-то спрашивает его тактический руководитель: "Вот вы, курсант Пискунов, ведете взвод. Наблюдатель подал знак - "воздух". Ваше решение"? А Пискунов стоял-стоял да и решил: "Я, - говорит, - подаю команду - "спасайся кто как может!" Ну, понятно, хохот в аудитории, плохая отметка и прочее. Но дело не в этом. Пискунов был аттестован на младшего лейтенанта. А в первые же месяцы войны, командуя взводом, он заработал орден Ленина. И заметьте: единственный из всего училища тогда!..