
Школьная программа по литературе
Justmariya
- 147 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Пожалуй, один из самых сильных рассказов, читанных мною в юности. Давно собиралась перечитать, но сборник рассказов сгинул где-то на даче, случайно наткнулась на него в интернете, перечитала, сильно.
Деревенская девушка Люда приехала в город, на парикмахера так и не выучилась, осталась уборщицей в парикмахерской да при старом мастере Гавриловне помощницей. Была она «как вялая примороженная трава».И дома в деревне Людочка была чужой, и в городе ею же и осталась.
А дальше нет никакого смысла продолжать, одно замечу, что для советской прозы это особое произведение, как на мой взгляд. Безысходность, мрак, тоска и серость вопреки классическим советским лозунгам, которые, кстати, тоже имеются, правда в качестве декораций.
Это на самом деле невыносимо. Но реально до зубовного скрежета и теперь. Особенно теперь.

Мне очень трудно было оценить этот рассказ. По многим причинам. В том числе и по моему теперешнему мышлению, которое, впрочем не изменилось, со времён юности: «Что бы не случилось, ничто не стоит твоей (моей) жизни. Всё можно поправить, исправить, преодолеть. Всё, кроме смерти.»
А тут такое…
Эх ты, Людочка-дурочка, что же ты так опустила руки, даже не пытаясь бороться? Что же не поверила в то, что ты кому-то нужна? Ох уж эти скверные привычки проживать горе в себе. Не уметь поговорить, не захотеть открыться. Ох уж эти пережитки прошлого, что женщина рождена терпеть: «На роду бабьем даже как бы записано — терпи… через ту беду не беду, скорее неизбежность, все бабы поздно или рано должны пройти. И каждая баба проходит ее одна и сама же с бедой совладать обязана, потому как от первого ветру береза клонится, да не ломается.»
Выросла одинокая, как былинка. Скромная тихоня-троечница, после школы даже маме оказалась не нужна. Поехала в город устраивать жизнь. Да вот только город не любит таких, как ты. Чистых и простых, открытых для жизни, не для грязи.
Полная, абсолютная безысходность, можно сказать чернота. Жаль бедную, потерявшую смысл жизни Людочку, жаль её мать, которая смирилась с утратой ещё при жизни дочери. Жаль отчима, который так и не смог полюбить свою падчерицу, но не смог бы спокойно жить, не отомстив подонкам. Жаль Гавриловну, которая потеряла не просто квартирантку и прислугу, но почти дочь.
Как-то жаль вообще то время, тех людей, которые существовали в таких вот Вэпэвэрзэ, где рождались стрекачи и мыло, которых ждала одна судьба - тюрьма и бродяжничество. Где вырождались целые деревни, и кладбища сносили, перепахивали под поля, чтобы они не мозолили глаза живым.
Сколько их, таких людочек, приехавших с деревни, сгинуло в аду провинции, потому что их простенькие души никому не были нужны… «Да кому она нужна, та простенькая, в простенькой, в обыкновенной плоти ютившаяся душа?»
Осадок остался от книги тяжёлый и странный. И хотя сейчас тоже жить нелегко, невольно радуешься, что живёшь всё же в новом мире, где ты женщина, а не мясо, или инкубатор.

Вот, еще один рассказ (маленькая повесть?)....
Я давно его пыталась найти, но вылетело из головы, что за произведение произвело на меня сильнейшее впечатление когда-то, в самом начале 90-х... Помню, что читала повесть у родителей в "Роман-газете", а вот чье именно - не помнила.
Оказался Астафьев.
Сегодня и перечитала - https://lib.rus.ec/b/132476/read.
История девушки, приехавшей из деревни в большой город, изложенная в стиле трагического реализма.
История, заставляющая морщиться и ежиться. И проглатывать комок в горле.
И понимать: как же повезло тебе, сидящей в тепле и уюте среди любимых и любящих людей, и ты можешь делать вид, что не существует другой жизни - грязной, липкой, пошлой, грубой, одинокой...
«Боже милостивый, Боже милосердный… Ну не достойна же… — и перескочила на тех, кто ближе: — Гавриловна! Мама! Отчим! Как тебя и зовут-то, не спросила. Люди добрые, простите! И ты Господи, прости меня, хоть я и недостойна, я даже не знаю, есть ли Ты?.. Если есть, прости, все равно я значок комсомольский потеряла, никто и не спрашивал про значок. Никто и ни про что не спрашивал — никому до меня нет дела…»"

Отчего так суетно милостивы, льстиво сочувствующи люди возле покидающего мир человека? Да оттого, что они-то, живые, остаются жить. Они будут, а его не станет. Но он ведь тоже любит жизнь, он достоин жизни. Так почему же они остаются, а он уходит и все отдаляется, отдаляется от живых и от всего живого, точнее они от него трусливо отстраняются. Никакими слезами, никаким отчаяньем, выражающим горе, не скрыться им от самого проницательного взора — взора умирающего, в котором сейчас вот, на кромке пути, в гаснущем свете сосредоточилось все зрение, все ощущение жизни, его жизни, самой ему дорогой и нужной.
Предают его живые! И не его боль, не его жизнь, им свое сострадание дорого, и они хотят, чтоб скорее кончились его муки, для того, чтоб самим не мучиться. Когда отнесет от него последнее дыханье, они, живые, осторожно ступая, не его, себя оберегая, убредут, унося в себе тайную радость напополам с торжеством. К ним она, смерть, покудова никакого отношения не имеет, может, и потом, за многими делами, не заметит она их, забудет о них и продлит их дни за чуткость, за смиренность, за сострадание к ближнему своему.

Когда-то, давно еще, пелось тут: «В Вычугане мы живем, день работам, ночь поем». Отец пел уже по-другому: «В Вычугане мы живем, не работаем, но пьем».









