
Ваша оценкаЦитаты
Аноним16 ноября 2015 г.Весна и всем обещает счастье, а арестанту десятерицей! О, апрельское небо! Это ничего, что я в тюрьме. Меня, видимо, не расстреляют. Зато я стану тут умней. Я многое пойму здесь, небо! Я еще исправлю свои ошибки -- не перед ними -- перед тобою, Небо! Я здесь их понял -- и я исправлю!
5349
Аноним16 ноября 2015 г.Читать далееЕще после прогулки хорошо бы закусить, но не думать, не думать об этом! Плохо, если кто-нибудь из получающих передачу нетактично раскладывает свою еду не во время, начинает есть. Ничего, оттачиваем самообладание! Плохо, если тебя
подводит автор книги, начинает подробно смаковать еду - прочь такую книгу! Гоголя - прочь! Чехова - тоже прочь! - слишком много еды!" Есть ему не хотелось, но он всё-таки съел (сукин сын!) порцию телят и выпил пива". Читать духовное! Достоевскогод - вот кого читать арестантам! Но позвольте, это у него: "дети голодали, уже несколько дней они ничего не видели, кроме хлеба и [колбасы]"?5310
Аноним25 июня 2015 г.Удивительный В. П. Тарновский так и остался после срока на Колыме. Он пишет стихи, которые не посылает никому. Размышляя, он вывел:
А досталась мне эта окраина,
Осудил на молчание Бог,
Потому что я видел Каина,
А убить его – не мог.5331
Аноним20 января 2015 г."Каждый честный человек должен попасть в тюрьму. Сейчас сидит папа, а вырасту я - и меня посадят".
5254
Аноним17 августа 2014 г.на всей планете и во всей истории не было режима более злого, кровавого и вместе с тем более лукаво изворотливого, чем большевицкий, самоназвавшийся «советским»
5191
Аноним15 июля 2012 г.Ведь за гривну не удержался - за хвост не удержишься. Начавший скользить - должен скользить и срываться дальше.
5155
Аноним27 апреля 2021 г.Читать далее« А вот поразмышлявший немало Александр Кузьмич К. (пишет в 1963 году):
«Заменили мне расстрел 20–ю годами каторги, но, честное слово, не считаю это благодеянием… Я испытал на своих коже и костях те «ошибки», которые теперь так принято именовать, — они ничуть не легче Майданека и Освенцима. Как отличить грязь от истины? Убийцу от воспитателя? закон от беззакония? палача от патриота? — если он идёт вверх, из лейтенанта стал подполковником? Как мне, выходя после 18 лет сидки, разобраться во всём хитросплетении? Завидую вам, людям образованным, с умом гибким, кому не приходится долго ломать голову, как поступить или приспособиться, чего, впрочем, и не хочется».
Замечательно сказано: «и не хочется»! Но тогда— исправлен ли он в государственном смысле? Никак нет. Для государства он погублен. »4134
Аноним27 апреля 2021 г.Читать далее« И.Г.Писарев, кончающий долгий срок, пишет (1963 год): «Становится тяжело особенно потому, что выйдешь отсюда неизлечимым нервным уродом, с непоправимо разрушенным здоровьем от недоедания и повсечасного подстрекательства. Здесь люди портятся окончательно. Если этот человек до суда называл и лошадь на «вы», то теперь на нём и пробу негде ставить. Если на человека семь лет говорить «свинья» — он и захрюкает… Только первый год карает преступника, а остальные ожесточают, он прилаживается к условиям, и всё. Своей продолжительностью и жестокостью закон карает больше семью, чем преступника».
Вот другое письмо: «Больно и страшно, ничего не видя и ничего не сделав в жизни, уйти из неё, и никому нет дела до тебя, кроме, наверно, матери, которая не устаёт ждать всю жизнь». »4118
Аноним27 апреля 2021 г.« Лагерная жизнь устроена так, что зависть со всех сторон клюёт душу, даже и самую защищенную от неё. Зависть распространяется и на сроки, и на самую свободу. Вот в 45–м году мы, Пятьдесят Восьмая, провожаем за ворота бытовиков (по сталинской амнистии). Что мы испытываем к ним? Радость за них, что идут домой? Нет, зависть, ибо несправедливо их освобождать, а нас держать. »
495
Аноним27 апреля 2021 г.Читать далее« Слава начал воровать ещё перед войной, лет девяти, воровал и «когда наши пришли», и после войны, и с задумчивой невесёлой улыбкой, такой ранней для пятнадцати лет, объяснил мне, что и в дальнейшем собирается жить только воровством. «Вы знаете, — очень разумно обосновывал он, — рабочей профессией, кроме хлеба и воды, ничего не заработаешь. А у меня детство было плохое, я хочу хорошо пожить». — «А что ты делал при немцах?» — спросил я, восполняя два обойденных им года— два года оккупации Киева. Он покачал головой: «При немцах я работал. Что вы, разве при немцах можно было воровать? Они за это на месте расстреливали». »
498