Женщина, голод

Когда я выхожу из студии, у подножия лестницы возникает Бен. У него в руках пакет, на вид полный еды, и картонный стакан супа; он аккуратно ставит суп на пол и роется в карманах.

Сейчас я вижу его как впервые. За ним подпрыгивает вверх и вниз, заполняя лестничный проем, часть жизни, которую он уже прожил; перед ним простирается его будущее, поворачивая от места, где он стоит, и доходя до меня. Я вижу нотки горя и другие вещи: его младшая сестра, его папа, его дом детства, его спальня, все еще обставленная так же, как когда он был ребенком, с голубыми стенами и ободком поездов сверху, но еще я вижу четкий финал. Перед другими жизни простирались на десятилетия и десятилетия, но жизнь Бена резко обрывается всего через пару лет. Впереди его ждет времени не больше, чем жизнь ребенка.

Я подхожу ближе, тихонько закрыв за собой дверь в студию и оставаясь в тени лестницы. Можно рассказать, что ему осталось немного, думаю я, и, с вероятностью, это изменит ход его жизни, продлив ее на несколько добрых десятков лет. Или я могла бы его обратить; растянуть его крошечную жизнь до забвения, исказив ее в процессе, сделав ее странной и неестественной, подобной моей. Сложно принять решение. Я практически не двигаюсь. У Бена в руке телефон, он пишет сообщение. Потом в моем ­кармане вибрирует мой собственный телефон, и Бен разворачивается, прищуриваясь в мою сторону.

— Лид? — спрашивает он.

Я вижу, как прекрасна его маленькая жизнь; в этом освещении она практически сверкает, короткая, но идеальная. Перед ней невозможно устоять. Я выхожу из тени, и выражение на лице Бена немедленно меняется на шок и испуг. Должно быть, испив жизней других людей, я выгляжу безумно, как монстр. Я вытираю рот тыльной стороной ладони и вижу кровь.

— Что...

Бен пытается продолжить, но я прошу его помолчать и улыбаюсь, а потом беру его под мышками и приподнимаю; затем я склоняюсь над ним и оборачиваюсь вокруг него своим телом — мой подбородок на его плече, моя шея на его шее, — чувствуя его пульс как свой. Отпустив Бена, я достаю связку ключей из джинсов, вкладываю ее в его ладонь и прощаюсь:

— Мне нужно идти.

Бен ничего не отвечает. Он просто смотрит на меня с открытым ртом, по его коже размазалась кровь. И я ухожу, я оставляю жизнь Бена — нетронутую, крошечную и прекрасную, вместе со своей непрожитой жизнью рядом с ним — позади.