The Garden Against Time: In Search of a Common Paradise

Я очень много думала о войне, а потому 24 февраля украинский конфликт обернулся для меня кошмаром, в новостях были разрушенные города и люди, идущие к польской границе с детскими колясками и переносками для животных. За ночь даже в самых маленьких саффолкских деревушках появились сине-желтые украинские флаги.

Война — противоположность саду, антитеза сада, дальше всего отстоящая от него крайность человеческой природы и человеческого стремления. Сад может вырасти на месте бомбежки, но бомбежка точно разрушит сад.

Здесь наглядно показан один из самых интересных аспектов понятия «сад»: сады существуют на стыке искусственного и естественного, между сознательным решением и необузданной случайностью. Даже самые ухоженные участки постоянно подвержены воздействию внешних сил: на них влияет и погода, и насекомые, и микроорганизмы, обитающие в почве, и типы опыления.
Сад — это поиск баланса, который может принимать как форму сотрудничества, так и буквально войны. В этих напряжённых отношениях между миром как он есть и миром, каким его хотят сделать люди, и состоит суть климатического кризиса, и, таким образом, сад может быть своеобразной репетиционной площадкой, где можно экспериментировать с тем, как наладить эти отношения по-новому и, возможно, с меньшим ущербом.

В садовых работах, помимо созидательности, я обожала самозабвенность, погружение в своеобразный транс, совершенно не похожий на обычное повседневное мышление, как логика сна не похожа на явь. Время останавливалось, точнее, увлекало меня с собой. Однажды, когда мне было двадцать с чем-то, я прочла какой-то список правил жизни и так впечатлилась, что переписала все эти правила в черный блокнотик, который в те годы забивала изречениями и советами о том, как быть личностью. Мое любимое правило гласило, что всегда стоит развести сад, неважно, надолго ли ты задержишься в этом месте.

Для меня сад был местом, где мне не хотелось разговаривать, где, если меня вынуждали отвечать на вопросы или обсуждать какие-нибудь планы, у меня было ощущение, что на меня напали, как будто за волосы дернули. Мне хотелось не столько уединения, не столько быть самой по себе, сколько погружаться в этот мир без людей, быть поглощенной тишиной. Как будто входишь в водоем и тихонько там плаваешь; впрочем, я нередко бормотала что-то растениям, рассказывала им, что я собираюсь делать, или напевала какую-нибудь идиотскую песенку из детства, например, как-то раз это была тема из «Флинтстоунов». Так или иначе, я практически не думала осознанными словами. Стоило моим глазам что-то увидеть, как мои руки тотчас брались за работу. Мое восприятие было открытым, мысли свободно бродили, предоставленные сами себе, текли более-менее неслышно, иной раз обращая мое внимание на неожиданные совпадения или уносясь далеко в прошлое. Резко выходить из такого состояния было болезненно, и, если меня отвлекали, я пылала яростью.