Семь лун Маали Алмейды

Потому что, если вдуматься, как только ты увидел свое лицо, узнал цвет своих глаз, попробовал воздух на вкус, почувствовал запах земли, испил из чистейших источников и грязнейших колодцев, это самое доброе, что можно сказать о жизни. А не ничего.

Тот, кто достаточно взрослый, чтобы убивать, достаточно взрослый, чтобы умереть.

Законы написаны мужчинами, — говоришь ты. — Никто не против, если плохое случается с другими.

Тридцать четыре года ты пылко верил в ничто.

‘Even the afterlife is designed to keep the masses stupid,’ says the boy. ‘They make you forget your life and push you towards some light. All bourgeois tools of the oppressor. They tell you that injustice is part of some grand plan. And that’s what keeps you from rising against it.’

‘I was there to witness. That is all. All those sunrises and all those massacres existed because I filmed them. Now, they are as dead as me.’

Твоя ма не предложила им чаю. На неё это не похоже. Она всегда ставит чайник, особенно для тех посетителей, кого терпеть не может.

- Богатые и бедные равны перед законом.

• Смешная шутка.

Ланкийцем тебя делает не фамилия отца; не святилище, где ты преклоняешь колени; не фальшивая улыбка, за которой ты прячешь страхи; а то, что ты знаешь других ланкийцев, и знакомых ланкийцев других ланкийцев.