Таинственное пламя царицы Лоаны

Всего не укупишь. Я вернулся домой с кобелиным хреном, Паола переменилась в лице: — Чудная вещица. Настоящее произведение искусства. Где мы ее поставим? В гостиной, и, когда будем подавать к столу тефтели или оливы в тесте, гостей будет рвать на ковер? Или ты предлагаешь в спальне? Извини, конечно, но придется тебе отправить это к себе в антикварню, там с каким-нибудь фолиантом по естественным наукам эти яйца найдут себе общий язык.
You cannot have everything. I went back home with my dog balls and Paola blanched: "They’re curious, they really do look like a work of art, but where will we keep them? In the living room, so that every time you offer guests some cashews or some Ascoli olives they can vomit on our carpet? In the bedroom? I think not. You can keep them in your studio, perhaps next to some lovely seventeenth-century book on the natural sciences."

— Может, главное и не в этом, — отвечал я. — У меня что-то внутри зашевелилось. Вроде озноба. Или не озноб. Или как будто… Помнишь «Флатландию», ты ведь тоже читала. Там герои — треугольники и квадраты — живут в двух измерениях, у них отсутствует идея объемности. И с ними вдруг вступает в контакт кто-то вроде нас с тобой, выходцев из трехмерного мира. Этот кто-то трогает их сверху, нажимает на поверхность. У плоских героев появляется ни с чем не сравнимое ощущение, хотя они не способны даже сказать, что это. А мы, трехмерные, чувствуем то же самое, если с нами вступает в контакт четвертое измерение. Мы не способны описать это чувство. Нечто из четвертого измерения трогает нас изнутри, ну, скажем, за селезенку, так осторожненько… Что мы ощущаем, когда нам пожимают селезенку? Я бы сказал… таинственное пламя.
"It’s not that," I said. "It’s that I felt something inside. Like a tremor. No, not like a tremor. As if… You know Flatland, you read it too. Well, those triangles and those squares live in two dimensions, they don’t know what thickness is. Now imagine that one of us, who lives in three dimensions, were to touch them from above. They would feel something they’d never felt before, and they wouldn’t be able to say what it was. As if someone were to come here from the fourth dimension and touch us from the inside-say on the pylorus-gently. What does it feel like when someone tickles your Pylorus? I would say… a mysterious flame."

Был художник Брольо, у которого картины не покупали, но идти работать он не хотел, заявлял, что у него невроз. Его содержала сестра. В конце концов друзья пристроили его на какую-то сыродельную фабричку. Он ходил мимо сыров страккини, завернутых в вощеную бумагу, и не мог удержаться от соблазна и якобы по причине невроза давил один сыр за другим, и они с хлюпаньем вылезали из упаковок. Перепортил столько продукции, что его уволили. Вот это я понимаю, невроз. Тискать страккини, sgnaché i strachèn, род наслаждения.