Полное собрание рассказов

Иногда он является народу, — и хотя не подпускают к нему близко и каждому приходится поднимать тяжелое древко выданного знамени, дабы были заняты руки, и за всеми наблюдает несметная стража (не говоря о соглядатаях и соглядающих соглядатаев), очень ловкому и решительному человеку могло бы посчастливиться найти лазейку, сквозную секунду, какую-то мельчайшую долю судьбы, для того, чтобы ринуться вперед. Я перебрал в воображении все виды истребительных средств, от классического кинжала до плебейского динамита, но все это зря, и недаром я часто вижу во сне, как нажимаю раз за разом собачку мягкого, расползающегося в руке пистолета, а пули одна за другой выпадают из ствола или как безвредный горох отскакивают от груди усмехающегося врага, который между тем, не торопясь, начинает меня сдавливать за ребра.

Из дико цветущего моего государства он сделал обширный огород, в котором особой заботой окружены репа, капуста да свекла; посему все страсти страны свелись к овощной, земляной, толстой. [...] вот нынешний образ моей страны — образ предельного уныния, но уныние у нас в почете, [...] разумеется, будь идея, у которой мы в рабстве, вдохновеннейшей, восхитительнейшей, освежительно мокрой и насквозь солнечной, рабство оставалось бы рабством, поскольку нам навязывали бы ее. [...] Другими словами, все кругом принимало его облик, закон начинал до смешного смахивать на его походку и жесты; [...] Я скоро почувствовал, что он, таким, как я его помнил, проникает всюду, заражая собой образ мышления и быт каждого человека, так что его бездарность, его скука, его серые навыки становились самой жизнью моей страны. И, наконец, закон, им поставленный, — неумолимая власть большинства, ежесекундные жертвы идолу большинства, — утратил всякий социологический смысл, ибо большинство — это он.

Нас с ним всегда поражала  эта  страшная
для души анонимность всех частей пейзажа, невозможность никогда
узнать,   куда   ведет   вон   та   тропинка,--  а  ведь  какая
соблазнительная глушь! Бывало, на дальнем склоне или  в  лесном
просвете появится и как бы замрет на мгновение, как задержанный
в  груди  воздух,  место  до  того  очаровательное,--  полянка,
терраса,--  такое  полное  выражение  нежной,  благожелательной
красоты,--  что,  кажется,  вот  бы остановить поезд и -- туда,
навсегда, к  тебе,  моя  любовь...  но  уже  бешено  заскакали,
вертясь  в  солнечном  кипятке, тысячи буковых стволов, и опять
прозевал счастье.