까마귀가 울다

— Это так странно, что я вас вижу?

Когда Ли Чонун, наблюдая за моей реакцией, украдкой спросил, мне нечего было ответить, поэтому я просто промолчал. Даже если это и странно, я не мог его винить. Не за что. То, что ситуация оказалась странной и проблематичной, не значило, что он что сделал не так. Ответственносто была скорее на мне, потому что я не мог понять ситуацию.

— Если бы я не видел вас, мы бы не смогли вот так проводить время вместе, не так ли? Вы постоянно говорите, что это странно, поэтому я немного боюсь, но не думаю, что в этом есть что-то плохое.

— Нет.

— Это плохо?

На лицо Ли Чонуна упала тень. Оно наполнилось каким-то странным чувством вины, словно он спрашивал, действительно ли нельзя просто общаться со жнецами. Я отрицательно покачал головой и ещё раз сказал, что дело не в этом.

— Даже есом ты меня не видишь,  я всегда рядом с тобой.

— Потому что вы жнец потустороннего мира? Но ведь жнецы приходят в день смерти.

— Будь оно так, нам не нужно было бы бродить по этому миру. Мы могла бы остаться в потустороннем, просто проходя через решетчатую дверь, когда надо. Но жнецы проводят большую часть времени в мире живых. Всегда среди людей, никогда не оставляя жизнь.

— Почему? Неужели, чтобы остановить тех, кто решил покончить с собой?

— Это сострадание, которое может проявить жнец. И в то же время последний сигнал человека, который ещё имеет все шансы жить. Тот, кто отчаялся, даже увидев жнеца, не сможет его узнать. Потому что он не видит никого рядом с собой, будь то человек илм жнец. А значит, у нас нет возможности ему помочь.

— Какое облегчение, что я тогда не прошёл мимо вас.

—Тогда так и было.

— И сейчас тоже.

— Тебе правда следует ограничить общение с Чхолем. Не слишком ли ты становишься на него похож?

Он и раньше умел так хитро отвечать? Увидев, как я нахмурился, Ли Чонун только рассмеялся. Тут же и моё лицо смягчилось, и я тоже неловко рассмеялся. В этот момент мимо нас с Чонуном пролетел ночной ветер, мягкий, как река, текущая от главного дворца в сторону Согодана. Павильон, который не был украшен никакой росписью, освещался золотыми огнями, создававшими атмосферу уюта. Этот свет был тёплым, как будто человек, остановившийся внтури, вот-вот выйдет сюда, но там было пусто.

Когдатас был человек, и даже сейчас этот момент может вернуться. Эти отзвуки опьянили меня, и я выложил то, что чувствовал всё время, хоть и не рассказывал никому из людей:

— Жнец всегда рядом с жизнью. До самого последнего момента, пока не придёт время взять тебя за руку и увести, мы всегда где-то поблизости. Мы очень отличаемся от жизни. Но мы, как её противоположная сторона, делаем жизнь ценнее. Люди называют нас Смертью. Так что не бойся жизни. Поступай как хочешь, ешь и спи сколько хочешь. Ты ведь даже меня не боишься, так какие могут быть проблемы? Просто делай что хочешь и живи своей жизнью.

— Хотите сказать, чтобы я жил усердно?

— Почему? Разве это обязательно? Если ты этого хочешь, поступай так, а если нет, то и не нужно. Видишь ты меня или нет, время, когда тебе предстоит умереть, предопределено, и тогда ты должен будешь уйти.

— Значит, я должен отчаяться?

— Ты можешь делать всё, как ты хочешь. Верно. В таком случае даже что-то странное не будет проблемой. Теперь идём.

— Это не месть. После смерти вся моя обида, любовь и ненависть исчезли.

— Тогда почему?

— Единственное, что не рассеялось до конца, — это ощущение одиночества. А ещё досада от того, что это никогда не закончится. Мне хотелось положить этому конец. В мои последние мгновения их не было рядом со мной, но я хотел встретить их и быть рядом в их последние минуты, это я и посчитал концом.

— Разве это не месть?

— Нет. С их точки зрения могло так показаться, но они прожили свои жизни до конца, и за ними всё равно бы кто-то пришёл. После того, как я стал жнецом, большая часть моих воспоминаний о жизни в человеческом теле исчезла, поэтому я ничего не чувствовал, встретив свою старую семью. Я был равнодушен к покаяниям и проклятиям, которые они выплевывали, и единственное, что я запомнил, так это то, что они называли меня Смертью. Только тогда я осознал, что достиг того самого конца.

Всё закончилось, и я стал Смертью. Не знаю, сколько прошло времени с тех пор. Кое-кто говорил, что воспоминания бессмысленны. Возможно, когда я был человеком, они имели какую-то важность, но не теперь. Единственное, что было для меня важно, — это остаться рядом с жизнью и встречать в конце тех, кто уходит.

Старые воспоминания действительно очень размыты. До такой степени, что я едва ли мог быть уверен, какие там были пейзажи и ситуации. И всё же когда я оживлял эти воспоминания, то чувствовал одиночество. Я гнался за этим одиночеством. Там всегда были люди, которые хотели умереть, и Ли Чонун был одним из них.

Тоненькая нить одиночества. Он говорит, что её нет, но и в его жизни это чувство стелется туманом. Потому что он не исчезает так просто и может в любой момент вновь поднять голову. Разве не такова человеческая душа?

Он равнодушно вернулся в дом с коробкой и пакетом. Кимбап тут же отправился в холодильник, а коробку он положил себе на одеяло. Крошечный котёнок мяукал и извивался.

Ли Чонун, который смотрел на это, не сводя глаз, внезапно заплакал. Когда он разревелся, держа в руках коробку, котёнок испугался и стал мяукать ещё  громче. И кот, и человек плакали навзрыд. Ли Чонун плакал так долго, что даже начал икать и не мог нормально дышать. Когда он уже наревелся так, что у него не было сил выдавить ни единой слезинки, он торопливо съел несколько кимбапов, выпил стакан воды, а затем взял коробку и вышел из дома. Я смог покинуть свой пост наблюдения лишь после того, как увидел, что он вошёл в местную больницу для животных.

Так прошёл этот суматошный день, и когда по новостям объявили о начале осени, Ли Чонун снова пришёл в библиотеку. Я как раз тоже был там, чтобы оставить в книгах новые визитки, и размышлял, следует ли мне поздороваться, когда мальчик, оглянувшись по сторонам, подошёл прямо ко мне.

— Как поживаешь? А у кота как дела? Ты хорошо его воспитываешь?

— Где же визитки?

— Зачем тебе визитки? Ты же в прошлый раз их все забрал.

— А, вот они.

— Эй, зачем они те... Погоди-ка, ты меня не слышишь?

Ли Чонун разговаривал не со мной, а что-то бормотал себе под нос. Он нашёл книгу с визиткой внутри, вложил туда записку и сразу же покинул секцию. Даже не заметив меня прямо перед собой. То, что он не может меня видеть, означает...

Я взял книгу с запиской. Тут же увидел слова, написанные почерком Ли Чонуна. Как и в прошлый раз, послание было коротким, но его я не мог пропустить.

Спасибо вам.

Теперь всё, что осталось от лета, — это громкий стрекот цикад. Оно беспомощно нас покинуло, и наступила осень.