Ваша оценкаПотрясающая история художника, бросившего все ради своей мечты.
Его страсть — свобода.
Его жизнь — творчество.
Его рай — экзотический остров Полинезии.
А его прошлое — лишь эскиз к самой величайшей его работе, в которой слилось возвышенное и земное, "луна" и "шесть пенсов".
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,3
11K оценки
- 549%
- 437%
- 312%
- 22%
- 10%
Ваша оценкаПрочитали 12899Хотят прочитать 8110
Рецензии
Аноним30 октября 2023 г.Читать далееТаблоиды бы, вероятно, сошли с ума, в упоении немыслимого восторга рассказывая о доселе неслыханном и невиданном, плодя не лживые слухи - правду, кажущуюся, впрочем, хитрым вымыслом. Ведь она о чудачестве, которому трудно вот так, сходу, дать возможное и внятное объяснение (легкий шок вызвало у меня поначалу признание главного героя). В уме, быстро сменяя друг друга, так и вертятся громкие заголовки газетных передовиц: "Биржевой маклер в 40 лет круто меняет свою жизнь, вы даже не представляете себе как!", "Он бросил жену, двоих маленьких детей, обеспеченную жизнь и тепло семейного очага, променяв все это на самую неверную из любовниц!", "У свободы самовыражения самая дорогая цена, а вы готовы ее заплатить, уверены?"
В это действительно трудно было на первых порах поверить, как и принять. Не люблю читать про адюльтеры и прочую грязь, обманы, измены, предательства. Однако же про самый необычный в мире адюльтер прочла с превеликим удовольствием. Здесь герой обретает подлинную свободу, никого, по сути, не предавая (предал он лишь когда-то самого себя, легкомысленно позволив другим выбрать за него жизненный путь, не принесший в итоге долгожданного счастья). Любовницей и коварной разлучницей станет живопись (вы можете в это поверить? у меня лично подобное удалось не сразу), так долго манившая блестящим ореолом мечты. Юношеская надежда, которой когда-то не сбылось пропеть в полную силу. Острый осколок сожаления, точивший сердце изо дня в день: "Ну когда же, когда..."
И кажется, что поздно и не до того, не к месту сейчас, будет казаться со стороны смешно (знакомые, думаю, многим чувства)... Однако же самые страшные из надуманных страхов и удобные отговорки быстро разлетятся в прах, когда принял по-настоящему твердое и бесповоротное решение идти к своей мечте, невзирая на всевозможные тяготы на этом непростом пути. Одиночество, нищета, бездомность - кажется, ничто не в силах сломить этого рыжего гиганта, решившего посвятить остаток (вторую половину) жизни тому, от чего загорается душа и поет сердце. Наконец-то решившему творить красоту, которая так долго не находила выход.
Я восхищалась мужеством и выдержкой Чарлза Стрикленда, отчетливо понимая при чтении романа, что у самой бы никогда не хватило на подобное смелости и духу, да и мечт, способных заставить бросить все и двигаться в неизвестность, не осталось. Не умеем мы все же мечтать по-крупному, как Чарлз, не умеем опрометчиво бросать излишнее, мешающее достигать самых важных для себя целей и задач, волочим груз прошлого и опасений - в надежде, что пригодится, но не пригождающийся... Не умеем так же неистово поклоняться прекрасному, возводя на пьедестал почета. Не умеем жить без сожалений, сегодняшним днем - плохим ли, хорошим, нормальным, обыденным, но главное - сегодняшним...
А у него - этого нищего художника - получилось блестяще. Сделать собственную жизнь творением, наслаждаться каждой минутой бытия, всецело отдавая себя лишь искусству, ничего не требуя взамен, справедливо полагая, что счастье заниматься любимым делом - это именно то, ради чего и стоит в сущности жить.
Вдохновляюще. Ярко. Местами невообразимо грустно. Мне сложно было со многим согласиться из воззрений Стрикленда на жизнь, но при этом не могла оторваться от его изящных размышлений на тему эстетики, любви, брака, смерти. Творческие люди, они вообще ведь чувствуют гораздо глубже нашего. Моэм, мастер слова, рассказал чудную историю о мастере кисти, поведал о драме и заставил поверить, несмотря ни на что, в этот мотивирующий порыв, когда стираются границы между невозможным и реальным, когда человек берет судьбу в свои руки.
Я была восхищена и поражена этим упорством, этой силой воли, но еще сильнее - любовью к жизни. Просто и без лишних слов: рекомендую.
2723K
Аноним16 марта 2024 г.Мы - не те, кем хотим быть, а те, кем не быть не можем.
Читать далееПисатели, мыслители, художники, музыканты - все представляют людей искусства тонкими оригиналами, чувственными, яркими, самобытными. Их образы - как продолжение творчества, идеально выписанные, идеально сыгранные - и смотришь, очарованный. Искусство. Искуственность. Заглядение.
Но как выглядит настоящий гений? Человек не для других, не для себя, не для мира даже - отданный лишь яростному стремлению творить? Неспособный оторвать руки от кисти, неспособный изгнать из мыслей эту муку идеи, нереализованной, тяжелой, давящей к земле? Мнение автора - такой человек определенно отвратителен. Омерзителен. Ему плевать на человеческое, моральное, важное, на стремление удивлять, восхищать, быть частью общества. Его закон, его критик, его любовь - это искусство. Закон жестокий, обесчувственный и обесчеловечивающий.
Как многие мечтают стать именитыми в своем деле. Но как много рискнуло бы - без имени? Без признания заслуг, без похвал, без заинтересованности других? Здесь отлично раскрывается эта тема. Не каждому воздаестся по заслугам. Сколько великих людей мы так никогда и не узнаем. Сколько обойденных вниманием шедевров медленно дряхлет, исчезает. Сколько усредненных вещиц и заурядных мыслей в итоге оказывались на вершине - лишь благодаря случайностям.
Так же Моэм затрагивает тему возможной уродливости и низости даже гениального разума. И жизнь великого художника здесь - без солнца, одухотворенности, меланхолии. Лишь боль, нищета, безумие, грязь, темнота, скука, серость, отрешение от тела, лишения, холод. Сжигающее устремление выразить невыразимое. Поиск себя, своего языка, которым наконец можно заговорить. Остервенелое стремление создать его - первое слово, ведь до этого момента губы не говорили; лишь лепет и бессмысленный набор звуков. И все потрачено на поиск этого слова, этого символа, картинного образа, которое бы и смогло наконец освободить художника.
Это книга не только о живописи. Об искусстве вцелом. И скорее - об искусстве как одном из свойств людей. Как о черте, стремлении наконец выразить себя, выбраться из темницы своего ограниченного тела, быть понятым - даже если не другими, то хотя бы самим собой.
Книга прочиталась за полдня.1617,4K
Аноним8 января 2024 г.«Удовлетворения писатель должен искать только в самой работе и в освобождении от груза своих мыслей, оставаясь равнодушным ко всему привходящему – к хуле и хвале, к успеху и провалу.»
Читать далееДавно хотела прочитать эту книгу Моэма. Она произвела на меня хорошее впечатление, хоть я и ожидала, что она мне понравится больше.
Главный герой романа, Чарльз Стрикленд, - обычный, скучный биржевой маклер, пока в возрасте 40 с небольшим лет он не бросает жену и семью, чтобы стать художником. Моэм написал эту книгу в 1919 году, и она вдохновлена жизнью Поля Гогена. Книга описывает человека, одержимого потребностью творить, чего бы это ни стоило его семье, ему самому или другим. Она переносит его из Парижа в Марсель и, наконец, на Таити, где он по-настоящему находит своё место и начинает создавать свои самые заметные работы.
Магия Моэма, на мой взгляд, заключается в его силе повествования, которая проистекает из глубокого понимания человеческих эмоций. Его анализ человеческих черт забавляет читателя, и создается ощущение, что он сидит позади вас и шепчет вам на ухо свою историю, пока вы читаете.
Книга также представляет собой философскую дискуссию об искусстве как выражении красоты против высвобождения самовыражения. Это книга о контрастах между нормальным и безумным, гениальностью и здравомыслием, обычным и экстраординарным, сдержанным и свободным.
Этот роман - исследование того, как много настоящий художник готов сделать ради своего искусства: не только сколько он вытерпит, но и сколько причинит другим. Вам не может нравиться персонаж Моэма, Стрикленд, и, я думаю, вы не можете по-настоящему понять его. Даже рассказчику так и не удаётся понять этого человека, хотя он наблюдал за ним всю жизнь.
Один из важных вопросов, который поднимает Моэм в этом романе, заключается в том, что составляет успех и кто решает, успешны ли вы. Действительно ли дело в том, сколько вы приобретаете внешне или сколько вы приобретаете внутренне?
Я думаю, Моэм думал, что мы слишком часто придаём жизни неправильный смысл, что мы слишком часто стремимся к тому, что, по словам других, должно быть нашим желанием, вместо того, о чём наша душа вопиет по ночам. Никто из нас не хочет быть Стриклендом. Мы даже не хотим знать Стрикленда, но каждый из нас стоит перед одним и тем же выбором - выбрать свой собственный путь или следовать диктату общества - и слишком часто мы принимаем неправильное решение.1371,9K
Цитаты
Аноним27 февраля 2009 г.Неправда, что страдания облагораживают характер, иногда это удается счастью, но страдания в большинстве случаев делают человека мелочным и мстительным.
37325,3K
Аноним27 февраля 2018 г.Читать далееИтак, основное, что я вынес из картин Стрикленда, – неимоверное усилие выразить какое-то состояние души; в этом усилии, думал я, и следует искать объяснения тому, что так меня поразило. Краски и формы, несомненно, имели для Стрикленда значение, ему самому не вполне понятное. Он испытывал неодолимую потребность выразить то, что чувствовал, и единственно с этой целью создавал цвет и форму. Он, не колеблясь, упрощал, даже извращал и цвет, и форму, если это приближало его к тому неведомому, что он искал. Факты ничего не значили для него, ибо под грудой пустых случайностей он видел лишь то, что считал важным. Казалось, он познал душу вселенной и обязан был выразить ее. Пусть эти картины с первого взгляда смущали и озадачивали, но и волновали они до глубины души.
– Мужество покинуло вас. Ваша телесная слабость сообщилась вашей душе. Я не знаю, какая тоска грызет вас, толкает вас на опасные одинокие поиски того, что должно изгнать демона, терзающего вашу душу. По-моему, вы вечный странник, стремящийся поклониться святыне, которой, возможно, и не существует. К какой непостижимой нирване вы стремитесь? Я не знаю. Да и вы, вероятно, не знаете. Может быть, вы ищете Правды и Свободы, и на мгновение вам почудилось, что любовь принесет вам вожделенное освобождение? Ваш утомленный дух искал, думается мне, покоя в объятиях женщины, но, не найдя его, вы эту женщину возненавидели. Вы были к ней беспощадны, потому что вы беспощадны к самому себе. Вы убили ее из страха, так как все еще дрожали перед опасностью, которой только что избегли.
Я никогда не видел Стрикленда за работой, как, вероятно, никто не видел. Тайны своей борьбы он хранил про себя. Если в полном одиночестве своей мастерской он и единоборствовал с ангелом господним, то ни одна живая душа не знала о его страданиях.
В сутках двадцать четыре часа, а вершины своей чувство достигает лишь в редкие минуты.
Хотя кто может разобраться во всех мельчайших движениях человеческого сердца? Разумеется, не тот, кто ждет от него только благопристойных и нормальных чувств.
Возможно, она умом и понимала, что цепи, которыми она его опутывала, будили в нем только инстинкт разрушения – так, когда видишь зеркальное стекло в окне, руки чешутся запустить в него камнем, – но ее сердце не внимало голосу разума, и она все шла по пути, который – тут она не заблуждалась – был для нее роковым. Должно быть, она была очень несчастна. Но слепая любовь заставила ее верить в то, во что ей хотелось верить, да и обожала она Стрикленда так, что ей казалось невозможным, чтобы он не платил ей любовью.
Любовь, как правило, – только один из эпизодов в жизни человека, в романах же ей отводится первое место, и это не соответствует жизненной правде. Мало найдется мужчин, для которых любовь – самое важное на свете, и это по большей части неинтересные мужчины; их презирают даже женщины, для которых любовь превыше всего. Преклонение льстит женщинам, волнует их, и все же они не могут отделаться от чувства, что мужчины, все на свете забывающие из-за любви – убогие создания. Даже в краткие периоды, когда мужчина страстно любит, он занят еще и другими делами, отвлекающими его от любимой. Внимание одного сосредоточено на работе, которая дает ему средства к жизни; другой увлекается спортом "или искусством. Большинство мужчин развивает свою деятельность в различных областях; они способны всецело сосредоточиваться на том, что их в данную минуту занимает, и досадуют, если одно перебивает другое. В любви разница между мужчиной и женщиной в том, что женщина любит весь день напролет, а мужчина – только урывками.
В жизни Стрикленда желание занимало очень мало места. Для него оно было чем-то второстепенным и докучным. Душа его рвалась в иные пределы. Он знал буйную страсть, и желание временами терзало его плоть, требуя неистовых оргий чувственности, но он ненавидел этот инстинкт, отнимавший у него власть над самим собою. Мне кажется, Стрикленд ненавидел и ту, что должна была делить с ним вакханалию страсти. Овладев собою, он испытывал отвращение к женщине, которой только что наслаждался. Мысли его уносились в горние страны, и женщина внушала ему ужас, какой может внушить пестрокрылому мотыльку, порхающему с цветка на цветок, неприглядная куколка, из которой он, торжествуя, возник. Мне думается, искусство – это проявление полового инстинкта. Одно и то же чувство заставляет усиленно биться человеческое сердце при виде красивой женщины.
Вполне возможно, что Стрикленд ненавидел нормальное проявление полового инстинкта, оно казалось ему низменным по сравнению со счастьем художественного творчества. Мне самому странно, что, описав человека жестокого, эгоистичного, грубого и чувственного, я в конце концов прихожу к выводу, что он был подлинным идеалистом. Но факты – упрямая вещь. Он жил беднее любого батрака. И работал тяжелее, нимало не интересуясь тем, что большинство людей считают украшением жизни. К деньгам он был равнодушен, к славе тоже. Но не стоит воздавать ему хвалу за то, что он противостоял искушению и не шел ни на один из тех компромиссов с обществом, на которые мы все так охотно идем. Он не знал искушения. Ему ни разу даже не пришла на ум возможность компромисса. В Париже он жил более одиноко, чем отшельник в Фивейской пустыне. Он ничего не требовал от людей, разве чтобы они оставили его в покое. Стремясь к одной лишь цели, он для ее достижения готов был пожертвовать не только собою – на это способны многие, – но и другими. Он был визионер и одержимый. Да, Стрикленд был плохой человек, но и великий тоже.
Он иногда заставлял собеседника смеяться тем, что говорил правду, но этот вид юмора действителен только в силу своей необычности: если бы мы чаще слышали правду, никто бы не смеялся.
Люди представлялись ему уродливыми и комичными, и он был зол на них за то, что они уродливы и комичны; жизнь – смешением комических и подлых поступков, достойных только смеха, но горько было ему над этим смеяться.
Тихий океан пустыннее других морей, просторы его кажутся безграничными, а самое заурядное плавание по нему отдает приключением. Воздух, который мы вдыхаем, это эликсир, подготавливающий к неожиданному и неизведанному.
Чувствуешь, что жизнь в этих тенистых долах с незапамятных времен шла по одним и тем же незапамятным путям. В таком чувстве есть печаль и страх. Но это мимолетное впечатление лишь обостряет радость минуты. Так на миг промелькнет печаль в глазах шутника, когда веселые сотрапезники до упаду смеются над его остротами, – рот его улыбается, шутки становятся веселее, но одиночество его еще нестерпимее.
Есть люди, которым милосердное провидение предуказало холостяцкое житье, но они из своенравия или по случайному стечению обстоятельств нарушают его волю. Нет на свете ничего более жалкого, чем женатый холостяк.
Как бы далеко он ни уходил, в какое бы укромное местечко ни забивался, миссис Николс, неумолимая, как судьба, и беспощадная, как совесть, немедленно настигала его. Он не мог избавиться от нее, как причина не может избавиться от следствия.
Мошенник, артист, а может быть, и джентльмен не принадлежит ни к какому классу. Его не проймешь нахальной бесцеремонностью бродяги и не смутишь чопорным этикетом королевского двора.
Они провели в Марселе Друг с другом месяца четыре. Жизнь их текла без всяких приключений, если под приключением понимать неожиданные и яркие происшествия, ибо они с утра до вечера были заняты поисками заработка, которого хватило бы на оплату койки в ночлежном доме и на кусок хлеба, достаточный, чтобы заглушить муки голода.
– Ну, да пинок в зад – беда небольшая, если брюхо полно, – заметил капитан Николс, – и лично я на это дело не обижался. Начальству положено наблюдать за дисциплиной.
Густой слой белил, подведенные брови, ярко-красные губы не скрывают следов, оставленных временем и развратом.
Днем улица Бутери грязна и убога, но по ночам, освещенная только лампами в окнах хибарок, она красива какой-то зловещей красотой. Омерзительная похоть, пронизывающая воздух, гнетет и давит, и тем не менее есть что-то таинственное в этой картине, что-то тревожное и захватывающее. Все здесь насыщено первобытной силой; она внушает отвращение и в то же время очаровывает. Могучим потоком снесены условности цивилизации, и люди на этой улице стоят лицом к лицу с сумрачной действительностью. Атмосфера напряженная и трагическая.
Если ты уж дал тумака, то пусть это будет основательный тумак. Тогда у тебя по крайней мере хватит времени поразмыслить о том, что делать дальше.
–... Говорят, женщины всегда с нежностью вспоминают своего первого возлюбленного, – но всегда ли им удается вспомнить, кто был первым?
Мне думается, что есть люди, которые родились не там, где им следовало родиться. Случайность забросила их в тот или иной край, но они всю жизнь мучаются тоской по неведомой отчизне. Они чужие в родных местах, и тенистые аллеи, знакомые им с детства, равно как и людные улицы, на которых они играли, остаются для них лишь станцией на пути. Чужаками живут они среди родичей; чужаками остаются в родных краях. Может быть, эта отчужденность и толкает их вдаль, на поиски чего-то постоянного, чего-то, что сможет привязать их к себе. Может быть, какой-то глубоко скрытый атавизм гонит этих вечных странников в края, оставленные их предками давно-давно, в доисторические времена. Случается, что человек вдруг ступает на ту землю, к которой он привязан таинственными узами. Вот наконец дом, который он искал, его тянет осесть среди природы, ранее им не виданной, среди людей, ранее не знаемых, с такой силой, точно это и есть его отчизна. Здесь, и только здесь, он находит покой.
Когда человек совершает какой-нибудь неожиданный поступок, таковой обычно приписывают недостойным мотивам.
Разве делать то, к чему у тебя лежит душа, жить так, как ты хочешь жить, и не знать внутреннего разлада – значит исковеркать себе жизнь? И такое ли уж это счастье быть видным хирургом, зарабатывать десять тысяч фунтов в год и иметь красавицу жену? Мне думается, все определяется тем, чего ищешь в жизни, и еще тем, что ты спрашиваешь с себя и с других. Но я опять придержал язык, ибо кто я, чтобы спорить с баронетом?
Чтобы узнать человека, надо с ним пуд соли съесть.
Не знаю, как описать непроницаемую тишину этой ночи. На моем острове никогда не бывает такой полной тишины. У моря там стоит шорох мириадов живых существ, и крабы, шурша, копошатся в песке. По временам слышно, как где-то в лагуне прыгнула рыба или вдруг доносятся торопливые громкие всплески, – это рыбы спасаются бегством от акулы. И надо всем этим – извечный глухой шум прибоя. Но здесь ничто, ничто не нарушало тишины, и воздух был напоен ароматом белых ночных цветов. Так дивно хороша была эта ночь, что душа, казалось, не могла больше оставаться в темнице тела. Вы ясно чувствовали: вот-вот она унесется в горние страны, и даже смерть принимала здесь обличье друга.
– «Но неужто вам не бывает тоскливо, одиноко?» Он фыркнул: «Mon pauvre ami [мой бедный друг (франц.)], вы, видно, не понимаете, что такое художник».
Покуда мы шли, я думал о том, что в последнее время, когда я столько слышал о Стрикленде, невольно привлекло мое внимание. На этом далеком острове к нему, видимо, относились не с озлоблением, как в Англии, но, напротив, сочувственно и охотно мирились со всеми его выходками. Эти люди – туземцы и европейцы – считали его чудаком, но чудаки были им не внове. Они считали вполне естественным, что мир полон странных людей, которые совершают странные поступки. Они понимали, что человек не то, чем он хочет быть, но то, чем не может не быть. В Англии и во Франции Стрикленд был не к месту, а здесь находилось место для самых различных людей, не подходящих ни под какую мерку. Не то чтобы он на Таити стал добр, менее эгоистичен и груб, но оказался в условиях более благоприятных. Если бы он прожил здесь всю жизнь, то и считался бы не хуже людей. Здесь он получил то, чего не хотел, да и не ждал, от своих соотечественников, – доброжелательное отношение.
Вы ведь знаете, что люди, одержимые любовью, становятся слепы и глухи ко всему на свете, кроме своей любви. Они так же не принадлежат себе, как рабы, прикованные к скамьям на галере.
– Его страсть была – создать красоту. Она не давала ему покоя. Гнала из страны в страну. Демон в нем был беспощаден – и Стрикленд стал вечным странником, его терзала божественная ностальгия. Есть люди, которые жаждут правды так страстно, что готовы расшатать устои мира, лишь бы добиться ее. Таков был и Стрикленд, только правду ему заменяла красота. Я чувствовал к нему лишь глубокое сострадание.
–... Там, где ничего не было, теперь все цветет. Я тоже создал красоту. Ах, вы не понимаете, что значит смотреть на высокие, крепкие деревья и думать: каждое посажено моими руками!
Доктор Кутра многим объявлял смертный приговор, и все же не мог победить ужаса, который его при этом охватывал. Он всякий раз чувствовал, как яростно должен приговоренный ненавидеть его, доктора, цветущего, здорового, обладающего бесценным правом – жить.
– Удивительные существа эти женщины, – сказал он доктору. – Можно обращаться с ними хуже, чем с собакой, можно бить их, пока руки не заболят, а они все-таки любят вас. – Он пожал плечами.
– Одна из нелепейших выдумок христианства – будто у них есть душа.Жизнь – жестокая штука, и природа иногда страшно глумится над своими детьми.
Люди – всегда люди. Страх толкает их на жестокость…
Он ничего не понимал в живописи, но здесь было что-то такое, что потрясло его. От пола до потолка стены покрывала странная и сложная по композиции живопись. Она была неописуемо чудесна и таинственна. У доктора захватило дух. Чувства, поднявшиеся в его сердце, не поддавались ни пониманию, ни анализу. Благоговейный восторг наполнил его душу, восторг человека, видящего сотворение мира. Это было нечто великое, чувственное и страстное; и в то же время это было страшно, он даже испугался. Казалось, это сделано руками человека, который проник в скрытые глубины природы и там открыл тайны – прекрасные и пугающие. Руками человека, познавшего то, что человеку познать не дозволено. Это было нечто первобытное и ужасное. Более того – нечеловеческое. Доктор невольно подумал о черной магии. Это было прекрасно и бесстыдно.
Мне казалось, что Стрикленд наконец-то полностью выразил то, что бродило в нем. Работая в тиши, зная, что это последняя возможность, он, верно, сказал все, что думал о жизни, все, что разгадал в ней. И, кто знает, может быть, в этом он все-таки обрел умиротворение. Демон, владевший им, был наконец изгнан, и вместе с завершением работы, изнурительной подготовкой к которой была вся его жизнь, покой снизошел на его исстрадавшуюся, мятежную душу. Он был готов к смерти, ибо выполнил свое предназначение.
– По-моему, Стрикленд знал, что это шедевр. Он достиг того, чего хотел. Его жизнь была завершена. Он сотворил мир и увидел, что он прекрасен. Затем из гордости и высокомерия он уничтожил его.
Какая болезненная фантазия создала эти плоды? Они выросли в полинезийском саду Гесперид. Было в них что-то странно живое, казалось, что они возникли в ту темную пору истории Земли, когда вещи еще не затвердели в неизменности форм. Они были избыточно роскошны. Тяжелы от напитавшего их аромата тропиков. Они дышали мрачной страстью. Это были заколдованные плоды, отведать их – значило бы прикоснуться бог весть к каким тайнам человеческой души, проникнуть в неприступные воздушные замки. Они набухли нежданными опасностями и того, кто надкусил бы их, могли обратить в зверя или в бога. Все здоровое и естественное, все приверженное добру и простым радостям простых людей должно было в страхе отшатнуться от этих плодов, – и все же была в них необоримо притягательная сила: подобно плоду от древа познания добра и зла, они были чреваты всеми возможностями Неведомого. Я не выдержал и отвел глаза
Безошибочный инстинкт красивой женщины говорил ей, что жить прилично только на чужой счет.
Дьявол всегда сумеет подыскать и обернуть в свою пользу цитату из Библии.
1881K
Аноним15 сентября 2011 г.- Почему то милые женщины так часто выходят за скучных мужчин?
- Потому что умные мужчины не женятся на милых женщинах.
1428,9K
Подборки с этой книгой
Эксклюзивная классика
- 1 386 книг
Курс литературы для студентов библиотечно-информационного факультета
- 356 книг
Зарубежная классика (АСТ. Астрель)
- 642 книги
Книга на все времена
- 1 167 книг
Флэшмоб 2011. Подборка глобальная :)
- 2 165 книг
Другие издания
