Удушье

Забавно, но люди всегда меня спрашивают, плакала ли мать. Плакал ли мой отец и обнимал ли он меня, перед тем как я уехал. И люди всегда бывают поражены, когда я говорю нет. Никто не плакал и не обнимался.
Никто не плакал и не обнимался, когда мы, к примеру, продавали свинью. Никто не плакал и не обнимался, перед тем как зарезать цыпленка или сорвать яблоко.
Никто не страдал бессонницей из-за размышлений, была ли пшеница, которую они выращивали, по-настоящему счастлива превратиться в хлеб.

Как будто можно представить прошлое. Прошлое, будущее, жизнь на других планетах — всё это только проекции жизни, как мы её знаем.

More and more everything in my life was a fix for an earlier fix for an earlier fix until I forget what the original problem was.

“The big question people ask isn’t ‘What’s the nature of existence?’” the mouth says. “The big question people ask is ‘What’s that from?’”

— Что такое молитва? — говорит он. — Молитва — это заклинание, заговор... Это способ сосредоточить энергию на каком-то определенном желании. Людям нужно очистить мысли от всего постороннего, чтобы направить свое намерение на что-то одно и добиться того, что им хочется.

Но в один прекрасный день ты меняешь во внутреннем дворике лампочку, что прослужила пять лет, то есть весь гарантированный срок службы, и вдруг понимаешь, что ты так и будешь менять эти лампочки всю оставшуюся жизнь — сменишь, может быть, еще десяток, а потом ты умрешь.

-искусство рождается от горя. И никогда - от радости

Плакать нормально, пока удаётся делать это притворно.

Мимо проходят две дряхлые старушки. Вид у обеих довольный и радостный. Одна старушка показывает на меня пальцем и говорит второй:
— Вот как раз этот приятный молодой человек, о котором я тебе говорила. Он удавил мою кошку.
Вторая старушка — в кофте, застегнутой не на те пуговицы, — говорит:
— И не говори. Однажды он избил мою сестру до полусмерти. Очень приятный молодой человек.
Они идут дальше по коридору.