Рассказы о необычайном

Некий человек из Цзинина как-то случайно очутился у затерявшегося в полях храма и увидел возле него странствующего хэшана, который стал против солнца и искал вшей. На посохе у него была привязана горлянка-тыква: по-видимому, он торговал лекарством.
– Слушай, хэшан, – спросил человек в шутку, – нет ли у тебя продать какого-нибудь, знаешь, чудесного средства, нужного в спальне супругов?
– Есть, – отвечал хэшан. – И от него то, что ослабло, укрепится, а что маловато, увеличится. Действие оказывает сейчас же, не пройдет и ночи.
Человек был весьма обрадован и попросил дать средство. Хэшан развернул край своей одежды и вытащил пилюлю, величиной с просяное зерно. Велел проглотить.
Не прошло и половины времени, которое потребно для варки каши, как нижний разряд вдруг стал удлиняться. Через несколько минут пощупал у себя – увеличилось на целую треть против прежнего! Однако, не вполне удовлетворившись этим в глубине души, человек улучил момент, когда хэшан встал, чтобы пойти, как говорится, обронить, – развернул потихоньку сверток, схватил две-три пилюли и разом их проглотил.
И вдруг сразу почувствовал, как кожа словно лопнула, а жилы как будто стали вытягиваться. Шея стала съеживаться и под поясницей образовался мешок. В то же время там, в секретном месте, стало длиннеть до бесконечности. Человек страшно перепугался, не знал, что делать.
Монах вернулся. Увидел эту картину, пришел в ужас.
– Ты, наверное, украл мои пилюли! – вскричал он.
Сейчас же дал ему какую-то еще пилюлю, и человек наконец почувствовал, как произошла остановка. Разделся, стал себя осматривать. Оказывается, что почти наравне с двумя ногами, как к древнему сосуду-треножнику, присоединилась еще одна.
Съежив шею, безобразно ковыляя, вернулся человек домой. Отец и мать не могли признать его, и он с этих пор стал никуда не годным калекой. Целыми днями он валялся на улице...
Многие его видели.

"Рассказы о людях необычайных" (Хэшан со снадобьями)

Один видный деятель часто поступал бессовестно. Жена всякий раз в таких случаях обращалась к нему с увещаниями и предостережениями, указывая на ждущее его возмездие. Но он совершенно не желал ее слушать и не верил.
Как-то появился у них маг, которому дано было знать, сколько положено человеку жизни. Наш деятель пошел к нему. Маг посмотрел на него самым внимательным и долгим взором и сказал так:
–  Вы скушаете еще двадцать мер риса и двадцать мер муки. И ваше «содержание с Небес» на этом кончится!
Человек пришел домой и рассказал жене. Стали считать. Выходило, что один человек в год съедает всего-навсего не более двух мер муки. Следовательно, этого самого «небесного содержания» хватит лет на двадцать, а то и больше! Может ли, значит, безнравственность прервать эти положенные годы? И, рассудив так, он стал озорничать по-прежнему.
Вдруг он заболел «выбрасыванием» нутра. Стал есть очень много –  и все-таки был голоден. Приходилось ему теперь есть и днем и ночью, раз десять. Не прошло и года, как он умер.

"Рассказы о людях необычайных" (Содержание чиновника)

Пройдя так некоторое время, он вошел в какой-то большой город. Еще миг – и он видит перед собой дворцы и залы. В одной из зал сидит какой-то безобразный с виду царь, который, склонясь над столом, распределяет кары и блаженства. Цзэн пополз перед ним на коленях и просил дать ему приговор, сохраняющий жизнь.
Царь стал проглялывать его книгу. С первых же строк он разразился громовым гневом:
– Здесь преступник, обманувший государя и морочивший всю страну! Положить его за это в котел с маслом!
Тысячи чертей разом отозвались, и голоса их напоминали раскаты рома. Сейчас же появился огромный черт, который схватил Цзэна и стащил вниз, под крыльцо. Цзэн увидел треножник-котел, высотой футов в семь, а то и больше. Со всех сторон пылали угли, так что ноги котла были сплошь красны. Цзэн, мотаясь от страха из стороны в сторону, жалобно стонал и плакал, но скрыться было решительно невозможно. Черт ухватил его левой рукой за волосы, а правой за шиколотку ноги и бросил в котел. Цзэн почувствовал, как все его тело сжалось в комок и стало всплывать и тонуть вслед за движениями волн масла. Кожа и мясо горели и жарились с такой силой, что боль шла ему прямо в сердце. Вот кипящее масло попало в рот, и стали вариться легкие и все внутренности. Всем его помыслом овладело теперь желание поскорее умереть, но, как он ни придумывал, не мог добиться смерти.
Так приблизительно через полчаса или час – время, нужное, чтоб поесть, – появился черт и огромной вилкой вытащил Цзэна и опять поставил его перед столом царя. Царь стал опять разбирать Цзэновы списки.
– Как? – вскричал он в гневе. – Пользоваться своей властью, чтобы угнетать народ? За это следует получить муки Ножовой горы!
Черт опять схватил его и унес. Цзэн видит теперь перед собой гору, не очень большую и широкую, но откосы ее и зубцы стоят стеной, а на них во все стороны торчат острые лезвия – целыми пачками здесь и там, словно густые ростки бамбуков. Цзэн видит также, как несколько человек перед ним уже повисли на горе своими намотавшимися кишками и пропоротыми животами. Их стоны и крики разрывали скорбью всю душу и сокрушали глаза. Черт стал погонять Цзэна в гору, но тот зарыдал, попятился и весь съежился. Тогда черт взял шило, намазанное ядом, и вонзил ему в мозг. Цзэн, весь подавленный страданием, умолял сжалиться, но черт рассвирепел, поднял Цзэна и бросил его в пространство. И вот Цзэн чувствует, как он летит куда-то за тучи, в небеса, и вдруг
с головокружительной быстротой разом падает. Острия ножей одно за другим вонзаются ему в грудь, и муки боли так сильны, что их не выразить, не описать.
Прошло опять некоторое время. Тело стало свешиваться вниз своею тяжестью, раны от ножей стали понемногу все шире и шире – и вдруг он сорвался и упал. Все члены у него скрючились, словно извивы червяка. Черт опять погнал его к царю. Царь велел сосчитать, сколько он за свою жизнь получил золота и денег от продажи чинов и своего имени, за нарушение закона, грубое присвоение имущества и так далее. Сейчас же явился бородатый человек с планками и счетами в руке.
– Три миллиона двести десять тысяч, – доложил он.
– Если он все это накопил, – сказал царь, – велим ему это выпить!
Тут быстро стали набирать золото и деньги и громоздить их в кучу. Получилось что-то вроде холма или даже горы. Затем стали мало-помалу бросать все это в железный котел и расплавлять на сильном огне. Потом несколько чертей-подручных стали поочередно вливать ему расплавленное ложкой в рот. Полилось по щекам, кожа воняла и трескалась; вошло в горло, внутренности закипели, забурлили. Пока был жив, Цзэн все тужил, что этих самых вещей у него было мало, а теперь, наоборот, так скорбел, что их много! Целые полдня продолжалось дело, и  олько тогда все, что было положено, вошло.

"Монахи-волшебники" (Пока варилась каша)

Приехал окружной экзаменатор и открыл сессию. Гао за неверное понимание канонического текста был из кандидатов разжалован в низшую степень.
Однажды он о чем-то заговорил со служанкой. Жена, заподозрив его в связи с ней, схватила винный жбан, надела ей на голову и давай по нему колотить. Затем связала мужа с ней вместе, взяла вышивальные ножницы, отрезала у них на животе по куску мяса и пересадила от одного к другому. Затем развязала их и велела каждому сделать перевязку самому. Говорят, что прошло больше месяца, прежде чем заплаты срослись с живым телом в одно целое.
Бывало, она голыми ногами топчет блин, бросит в грязь и велит мужу подобрать и съесть. И такие шутки выделывала с ним на каждом шагу.

"Монахи-волшебники" (Злая жена Цзян-чэн)