Jih proti Severu

– Что с вами произошло после моего отъезда? В вас появилось столько жесткости, столько горечи! Вы не были таким.

– Что произошло? Нечто весьма примечательное, Скарлетт. Я задумался. А я, по-моему, еще ни разу по-настоящему ни над чем не задумывался с конца войны и до вашего отъезда. Я пребывал в каком-то состоянии отупения – ел, спал, и больше ничего мне не было нужно. Но когда вы уехали в Атланту, взвалив на свои плечи мужское бремя, я вдруг увидел себя в подлинном свете, увидел, что я не только не мужчина, но и вообще не человек. С такой мыслью не очень приятно жить, да я и не хочу больше так жить.

Поэтому я скажу лишь одно: не забывайте-ка держать всегда при себе этот ваш пистолет… а я, когда в городе, уж постараюсь выбирать время и возить вас.

– Ретт, неужели вы в самом деле… значит, это чтобы защитить меня, вы…

– Да, моя прелесть, моя хваленая галантность побуждает меня защищать вас. – В черных глазах его заблестели насмешливые огоньки, и лицо утратило серьезность и напряженность. – А почему? Все из-за моей глубокой любви к вам, миссис Кеннеди. Да, я молча терзался – жаждал вас, и алкал вас, и боготворил вас издали, но, будучи человеком порядочным, совсем как мистер Эшли Уилкс, я это скрывал. К сожалению, вы – супруга Фрэнка, и порядочность запрещает мне говорить вам о своих чувствах. Но даже у мистера Уилкса порядочность иногда дает трещину, вот и моя треснула, и я открываю вам мою тайную страсть и мою…

Ретт поднялся на ноги и швырнул в пепельницу недокуренную сигару. В его движениях была та дикарская раскованность и сдержанная сила, которые Скарлетт подметила в ту ночь, когда пала Атланта, - что-то зловещее и немного пугающее.

- Если он любит вас, тогда какого черта отпустил в Атланту добывать деньги на уплату налога? Прежде чем позволить любимой женщине пойти на такое, я бы...

- Он же не знал! Он понятия не имел, что я...

- А вам не приходило в голову, что ему следовало бы знать? - В голосе его звуча-да еле сдерживаемая ярость. - Если бы он любил вас, как вы говорите, он должен был бы знать, на что вы способны, когда доведены до отчаяния. Да он должен был бы убить вас, но не отпускать сюда - и прежде всего ко мне! Господи ты боже мой!

- Да он же не знал!

- Если он не догадался сам, без под-сказки, значит, ничего он не знает ни о вас, ни о вашем драгоценном уме.