В прекрасном и яростном мире

Первое, что бросается в глаза после "Котлована" - заметно поутихший язык. Как будто автор вдоволь наигрался со своими суперсилами по скульптурированию текста самыми замысловатыми способами, и на смену лингвистическому буйству пришли просто отточенные предложения и сверхъемкие фразочки. Это ни в коем случае не делает язык "Джана" хуже или беднее, только спокойнее.

Сама история про то, как условный таджик (автор называет его просто "нерусским") пытается обхватить своей душой (джаном) весь мир. Сперва подбирает и выхаживает какую-то мутную РСПшку в Москве, затем решает спасти весь народ, из которого он происходит родом, попутно помогая, сочувствуя, спасая и давая приют в своей душе каждому встречному-поперечному.

А сирых и убогих Чагатаеву встречается более чем достаточно. Его народ - это жалкое сборище полусгнивших ходячих трупов, каким-то чудом балансирующих на грани жизни в богом забытой канаве где-то на просторах среднеазиатских пустынь. Не умеющие и не желающие жить (привет, землекопы Котлована), эти гули послушно следуют за светлым коммунистом Чагатаевым, потому что а что еще делать. И Чагатаев выхаживает, выкармливает их всех и каждого своей душой и иногда плотью.

Прочитал где-то сравнение "Джана" с "Маленьким принцем". Есть в этом правда. Та же пронзительная лиричность, однако, в отличие от, густо замешанная с экзистенциализмом.

Сартр однажды заметил, что Экзюпери сделал самолёт органом своих чувств. Самолёт летит, рассекает крылом, словно ласточка, синее течение воздуха, и мы вместе с пилотом чувствуем это напряжение синевы, эту лёгкую изморось звёзд на крыле...
Вот так и Платонов любовно чувствует механизмы, машины, созданные человеком, словно бы расширяющие душу в мир, с её мечтой о полёте, о стремительном движении сквозь кроткие пространства природы, подобно грозе, участвующей в мировой, таинственной, творческой ярости стихий.
Машинист Александр Мальцев, маленький человек, вобравший в своё воображение красоту большого мира.
Движение поезда - темно и сладко тает, и кажется, что обнажённая душа летит над землёй, любовно приминая, разрезая крылом, словно птица, синюю рожь дождя, и вдруг, цветущая вспышка света - удар грозы перед тобой.
Ты чувствуешь тёплое движение мира в душе, чувствуешь в мире себя... зачем смотреть на что-то ещё? Весь мир в тебе... душа несётся над землёй : зелёные вспышки деревьев, синее змеение рек, тучи, пёстрые брызги цветов... я всё это видел. Всё это до боли моё... Стоп! Помощник Мальцева как-то странно смотрит на него. Вот Мальцев не заметил жёлтого сигнала, не заметил сигнала приборов. Впереди - стоит поезд. Кто-то машет, предупреждает, но Мальцев не замечает всего этого... Боже! Да он же ослеп от вспышки грозы!
Весь мир был в нём, он ехал ослепшим, и не замечал этого. Он представлял себе мир, нежно творил этот мир - душа танцевала в темноте...
Разве чтобы что-то увидеть, нужно на это смотреть ? Душа танцует в темноте... и в этом танце, участвуют цветы, деревья, люди, поезда, синие, словно падшие грозы, реки... Они - это он. Разве он не знает, не видит себя ?
Вот помощник Мальцева подводит его к дому, и спрашивает : "ты ослеп? Ты ничего не видишь?"
И Мальцев отвечает : " Что ты, я вижу всё : вот мой дом, вот дерево, а вот моя жена встречает меня у дома... Ведь правда, встречает ? "
Душа танцует в темноте... Мальцева отстраняют от работы, отдают под суд.
Прошло время. Он грустно сидит в какой-то безрассветной, апокалиптической ночи мира, плачет, слыша как мимо несутся поезда.
Душа танцует в темноте... В мире есть много такого, что мы не видим, что порою темно и страшно касается нас, причиняя нам боль и ужас смерти, ибо ревнует нас, быть может, боится нас и нашего проникновения в прекрасный и яростный мир. Но и в душе есть много прекрасного, яростное - тоже есть, порой вырывающееся наружу, к себе подобному, разрывая красоту чувства ли, сердца, взора...
Нужно только уметь, как и Мальцев, жить и чувствовать мир, всей красотой души, не унывать, танцевать, пусть в темноте, пусть над бездной, но сделать мир в душе, частью внешнего, большого мира, озарив его грозою чувства к нему, любовью и доверием к ближнему, чтобы "стало вдруг видно во все концы света", словно бы ты только что сотворил этот прекрасный и яростный мир, тихий, девственный мир, и увидел его таким, каким его не видел ещё никто.

Платоновский сокровенный человек это тот, -
кто согласен кровь лить, но только не зря и не дуриком;
кто привык украшать жизнь геройскими рассказами;
для кого мастерство трудового человека важнее и ценнее умения воевать;
для кого родина – сердечное дело:
кто считает, что всю агитпропаганду написал дурак или бывший дьячок;
кто не понимает, почему командарм должен ехать один в целом поезде:

На счету Фомы Пухова, платоновского сокровенного человека немало и других высказываний. И все это прикрывая беспристрастными выпадами в собственный адрес. Называя себя природным дураком и человеком облегченного типа, Пухов лукавит, все это лишь ширма, природная хитрость, позволяющая выжить, открыто критикуя существующую власть. Он не враг, он смутный человек, ветер, дующий мимо паруса революции.

Сколько их было таких, не нашедших своего места в новых реалиях, на волне собственного горя отправляющихся на поиски чего-то, зачастую и не знающих где и что искать. Как тот поезд, неизвестного маршрута и назначения:

Шокирована и поражена мощью, энергетикой и глубиной этого произведения.
Какая же это фантастика – иносказание да, притча да. Или это в эпоху соцреализма был прицеплен подобный ярлык, чтобы вопросов было меньше?

Джан, небольшой народ, где собрались люди без определенной национальности, не имеющие никакого имущества, кроме сердца в груди, это рабы, беглецы, преступники – иначе говоря, изгои общества.
Это люди, приученные умирать, ум их давно стал глуп, счастье им чувствовать нечем, лучшее для них – возможность получить покой, забвение. Они оставили себе самое малое, не нужное никому, чтобы не вызвать зависти. У них нет в жизни никакой цели, никакого интереса, потому что их желание никогда, ни в какой мере не осуществлялось, народ жил только благодаря механическому действию.

Этот народ, этих людей советская власть призвана сделать счастливыми. Как помочь этим людям, ведь воскресить мертвых невозможно?!
Чагатаев, представитель это народа, а проще говоря, нерусский человек, полукровка, внебрачный ребенок. На него возложена миссия построения социализма. И хоть видит он всю бессмысленность своих шагов, но приказ получен и надо действовать.

Кажется, ему что-то удается. Люди прозрели, проснулись к новой жизни, ноги ходят. И здесь же: у ишаков тоже ноги ходят.
Если все же принять, что Чагатаев добился цели, что же это за социалистическое общество такое убогое?
В чем заключается новая счастливая жизнь? В переселении в несколько вновь построенных глиняных домов, напоминающих бараки-общежития?

Или здесь вновь надо вспомнить о подзаголовке произведения – фантастическая повесть? И все попытки построить оазис социализм в пустыне есть всего лишь фантастика и утопия.
И не надо пытаться осчастливить народ против его воли. Какая мудрость в словах Суфьяна: Он сам себе выдумает жизнь, какая ему нужна <…> счастье у него не отымешь…

Трудная книга (как будто у Платонова есть простые), про которую не знаю, что сказать. Ученическое "понравилось" будет нелепо, восторженное "великолепно" будет неуместно. Наверное, про такие книги и говорить особо не надо, ибо если зацепили и запали в душу, то там и останутся навсегда:

Странные особые люди, существующие в странной пустоте,  абсолютно свободные люди, которым осталось потерять последнее - жизнь. И они к этому всегда готовы. Представляете, этот народ, обходится даже без страданий и жалости к себе!

Можно было бы принять книгу как упрёк современным потребляшкам, но это будет слишком мелко для такого многогранного произведения,  исполненного простой идеей: счастье для всех даром и пусть никто не уйдёт обиженным.

По существу, сказать мне нечего, кроме одного: читать Платонова - привилегия, которая даётся трудом.

⠀
Мне кажется, определение «прекрасный и яростный» к нашему сегодняшнему миру тоже отлично подходит.

Последние дни читаю советскую литературу и, в сравнении с моим обычным кругом чтения, очень осязаемо чувствую, какая она всё-таки самобытная. В первые десятилетия после распада СССР было принято открещиваться от советской культурной традиции, игнорировать её, но сейчас, мне кажется, уже можно оглянуться назад и увидеть советские тексты по-новому. Кроме топорного соцреализма были там и уникальные сюжеты, методы, стили, которые не могли родиться ни в каких иных условиях. Тексты Андрея Платонова, например.

Если вас пугают «Котлован» или «Чевенгур» (меня пугают), можно прикоснутся к Платонову через рассказы. «В прекрасном и яростном мире» хорош для этого:в нём уникальный стиль Платонова уже ярок, но ещё не настолько, чтобы ослепить читателя. Прочла его сегодня, и это такое удовольствие! Совсем другой регистр языка, мышления, восприятия!
-----

Увлекательная книга. Я сейчас ничего не читаю, но вот взял ридер в руки, открыл историю и дочитал эту книгу. Точно так же взахлеб я ее читал перед этим — начнешь и остановиться не успеваешь, только на часы смотри.

Я не знаю, как характеризовать ее язык. Могу сказать, что написанное имеет оттенок чувственности и как будто развернутая наивная искренность такая, что ли. Даже рецензии чужие читать не буду, пусть это удивительное дитя от союза таланта и первородного социализма останется во мне таким каким само захотело.

Никогда не любил Платонова, особенно за его "Котлован". Этот рассказ почему-то пихают во все учебники литературы, и мне совершенно непонятно, за какие литературные достоинства.
В центре рассказа машинист по фамилии Мальцев, весьма квалифицированный в своем деле специалист. И вот, значит, ведет он поезд, и вдруг сверкнула молния, и он от нее ослеп.
Сразу оговорюсь, что, по моему мнению, ослепнуть от молнии невозможно. И при этом непонятно, как от молнии не ослепли спутники Мальцева.
Так вот, ослепнув, Мальцев ничего не сказал, потому что, как выяснилось чуть позже, ему привиделась дорога в его воображении.

Похоже, этот поезд несется на СВЕРХЗВУКОВОЙ скорости, и действие происходит в далеком будущем, если они умудрились "проехать гром"!
Так вот, из-за слепоты Мальцева чуть не случилась авария, но все обошлось. А после он внезапно прозрел. Возможно ли такое?
А потом Мальцева отдали под суд. Почему? Ведь ничего не произошло.

То есть, человек, от лица которого ведется повествование, еще и стукачок. Взял, заложил друга, рассказал, как тот ослеп, но скрыл этот факт. Очень нехорошо...
Но рассказчик решил отмазать Мальцева перед следователем и выдвинул свою теорию:

Разве такое бывает?! И еще забавно, что помощник машиниста как бы разбирается в таких вещах. Уже тут же научное обоснование подвел, не проведя никаких экспериментов. И да, википедия говорит, что молния создает электромагнитный импульс, который не влияет на людей.
Мальцева посадили в тюрьму, что довольно странно, поскольку его действия не принесли негативных последствий, он не нанес материального ущерба, никого не убил и не ранил. Возможно, Платонов нам осторожно намекает на то, что в Советском Союзе царили бесправие и беспредел. По мне здесь можно было ограничиться просто увольнением. В противном случае надо тогда сажать всех, кто проехал на машине на красный свет, но никого не задавил при этом.
Но рассказчик не унимался, его, видимо, мучила совесть за то, что он заложил товарища. И тогда он написал следователю (лично!) письмо с просьбой устроить эксперимент с электрическими разрядами.

Забавно, что простой работник поезда знает, где это находится. Может, он еще имеет туда доступ? А может, она у него дома? Непонятно...
Но следователь соглашается и получает разрешение от прокуратуры. Вот только случается незадача - Мальцев вновь ослеп, зато ВНЕЗАПНО его признали невиновным и освободили.
Подождите, но как же так? То, что он ослеп в поезде, не говорит о его невиновности. Ведь он взял на себя ответственность вести состав с риском для жизни людей! Его может оправдать лишь то, что он видит мир в своем воображении. НО... то, что он видит этот мир в воображении, невозможно доказать!
Следователь начинает винить себя, но рассказчик находит ему потрясающее оправдание, которое почему-то не выглядит, как оправдание:

Да я бы этому человеку не доверил быть даже помощником охранника средней школы! Сначала настучал на друга, потом сделал его слепым...
Рассказчик считает, что все сделал правильно, но ему все равно что-то не дает покоя. Тогда он взял Мальцева в паровоз и дал ему порулить, поскольку тот скучал по работе. И что бы вы думали? Выясняется, что тот видит свет! Ну как бы его работа чудесным образом вернула ему зрение.

Из этой цитаты исчезают последние сомнения, что Мальцев прозрел, однако...

Подождите, почему без защиты? Он прозрел или нет? Если прозрел, то в защите он не нуждается. Общепринятой считается все же точка зрения, что Мальцев перестал быть слепым, однако недосказывания автора вызывают привкус гнилья после прочтения.
Почему же все-таки эта наркомания оказалась в учебниках литературы? В поисках ответа на этот вопрос я обратился к гуглу и нашел сочинение, которое школьники скачивают и используют на уроках литературы. И вот какую "глубокую" мысль я там нашел:

"Каких-то" - особенно умиляет. То есть, не любых, а лишь "каких-то". "Жизненные силы" - тоже странное словосочетание. Наверно, автор имел в виду "обстоятельств".
По поводу борьбы и сопротивления - так Мальцев же и не боролся. И рассказчик его посадил в паровоз просто из жалости, а потом случайно так получилось, что он прозрел. При этом его прозрение не имеет какого-то логического и научного обоснования, здесь нет причинно-следственных связей, это просто чудо.
Это все равно как я напишу про человека, который потерял ноги в аварии, а потом он очень сильно хотел, верил, и они у него отросли. Хотя даже в этом случае был бы какой-то смысл, потому что человек тут все-таки хотел, а Мальцев просто оказался в нужном месте и в нужное время. Видимо, зрение к нему возвращается тогда, когда он заходит в паровоз.
Итого, в чем суть рассказа? Человек чудесным и невозможным образом ослеп, а потом таким же образом прозрел, не прилагая к этому никаких усилий.
Когда же из учебников литературы уберут всяких Платоновых и Солженицыных?

Андрей Платонов долгое время для меня был закрытым, "не моим" писателем. Настораживал и отталкивал меня язык Платонова: стиль его письма казался мне упрощенным до примитивизма; косноязычие отдельных его героев больно резало слух; неумение персонажей Платонова произносить развернутые речи казалось мне признаком отсутствия глубины мысли писателя... Как же я ошибалась!

С трудом одолев первые страницы повести "Джан", я вдруг стала ощущать вкус и объемность, глубину и наполненность прозы А. Платонова. Дальше читала уже запоем... Не могу сказать, что всё прочитанное воспринималось мной легко. Я как будто слышала в ушах сухой скрип человеческих костей, заунывный вой ветра в пустыне, песок забивал дыхание и порой трудно было дышать... Почти физически больно было от некоторых сцен... Сострадание к героям повести порой сменялось раздирающей до отвращения душу жалостью и хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть, как люди пьют сырую кровь, как орлы выклевывают живую плоть, как насилуют девочку, которая не только не сопротивляется, но и помогает своими движениями насильнику...

Мне показалось это произведение очень христианским, а совсем не идейно-социалистическим, как об этом говорят некоторые. Возлюби ближнего как самого себя, отдай последнюю рубашку, непротивление злу... и сама эта история блуждания народа по пустыне (как Моисей водил свой народ) и возвращение этого народа (как возвращение блудного сына)... в общем, много чисто христианских аллюзий и смыслов.

Впрочем, не только христианский контекст есть в книге.
Для меня главный герой повести Назар Чагатаев - это образец всемирной всеобъемлющей бескорыстной любви к человеку, который пытается в самом жалком, униженном человеке найти и рассмотреть живую душу. Он, как эсхиловский Прометей, готов, чтобы его заклевали хищные птицы, лишь бы помочь своему народу; как азиатский дервиш готов раздать всё, что у него есть и пойти странствовать, познавая мир; как христианский мученик не помнит зла и готов всё заранее простить своим обидчикам...

Книга - не легкая для восприятия; требует душевных усилий.

Андрей Платонов не относится к числу моих самых любимых писателей. Достаточно сказать, что из его «Котлована» (ставшего столь популярным в годы Перестройки) я смог осилить лишь страниц 20. И всё-таки, между нами определённо есть нечто общее – любовь к железной дороге, которую писатель знал не понаслышке (он родился в семье паровозного машиниста, в молодости сам работал на паровозе) и неоднократно возвращался к ней в своих произведениях. И именно при описании железнодорожной романтики тех лет его специфический авторский стиль оказался как нельзя более уместен.
Совсем небольшой рассказ о машинисте Мальцеве, впервые попавшийся мне примерно в 16-летнем возрасте, поразил меня тогда буквально до глубины души (как много позже седьмая книга из саги о Гарри Поттере). Вернувшись к нему сейчас, я, конечно, воспринял его более сдержанно: в частности, откровенно смутил образ доброго и отзывчивого следователя НКВД (а рассказ относится к предвоенному времени), да и медицинский аспект этой истории, как минимум, вызвал вопросы. И всё-таки, главное впечатление от этого произведения, безусловно, осталось прежним. Тем более, его отличает пронзительный сюжет, в котором есть и любимые мной паровозы (показанные на фоне ярко выписанного антуража), и замечательные люди, на них работавшие, и впечатляющий пример человеческой взаимовыручки.

В общем, человеку всё по плечу, можно даже попробовать примерить на себя роль Господа Бога (как, по крайней мере, казалось многим в то время)…
И в качестве послесловия. Можно сказать, что главных героев в этом произведении на самом деле не два, а три: третьим является сам паровоз серии ИС, на котором работали и машинист Мальцев, и его напарник, от имени которого ведётся повествование.

Завершение биографии этих действительно очень красивых локомотивов оказалось, однако, не столь жизнеутверждающим, как описанная в рассказе история. – В 60х–70х годах (после замены на тепловозы и электровозы) все они были обращены в металлолом. Уцелела только одна машина, сохранённая, как считается, по указанию небезызвестного П. Ф. Кривоноса (тогда являвшегося начальником Юго-Западной ж. д.), которая последние четыре десятилетия стоит на постаменте в г. Киеве. Увы, но в России людей, подобных Кривоносу (и герою рассказа Андрея Платонова), в своё время не нашлось…