Numéro deux

Когда я захожу в Инсту и вижу, какая чудесная у людей жизнь, у меня тоже иногда возникает ощущение, будто моя собственная ничего не стоит или вообще не удалась. Мы живем сегодня под диктатом счастья других. Или, во всяком случае, того, что считается их счастьем...

Знакомясь с кем-то, позволяешь себе существовать заново, без прошлого. Рассказываешь о себе что заблагорассудится, перескакивая через страницы или даже начиная с конца.

Не так ли всегда бывает? Судьбоносные встречи происходят в тени нашей воли.

Что кажется мне прекрасным, что я хотел бы написать, — это книгу ни о чем, книгу без внешней привязки, которая держалась бы сама по себе, внутренней силой стиля.

Есть нечто прекрасное в том, что детская игра может превратиться в дело жизни взрослого.

À vrai dire, tout le monde éprouvait cette connivence avec le héros. Il y avait un ingrédient universel dans ces pages. Harry Potter était notre part de rébellion, notre désir de posséder des pouvoirs pour éradiquer les cons, notre rêve d’une vie meilleure.

On sentait une nature peu à l’aise avec tout échantillon humain de moins de vingt ans.

La vie humaine se résume peut-être à ça, une incessante expérimentation de la désillusion, pour aboutir avec plus ou moins de succès à une gestion des douleurs.

En enterrant son père, il avait enterré son enfance, imaginait-elle. On l’avait comme poussé dans le dos, forcé à se retrouver plus vite dans l’âge adulte.

« La Joconde, c’est le Harry Potter de la peinture. » Autour de ce minuscule cadre, plus rien n’existait. Son regard balaya alors les autres œuvres de la salle des États. Pour les visiteurs présents, elles étaient invisibles.