Александрийский квартет

Страстная влюбленность в собственную жену – тоже адюльтер.

...Как это мерзко, что людям приходится любить безо всякой надежды на ответное чувство!

Любовь, любая любовь предстала предо мной в истинном своем обличье: тот абсолют, что отнимает все и ничего не гарантирует взамен.

But he was not altogether a fool; he was learning the two most important lessons in life: to make love honestly and to reflect.

We are the children of our landscape; it dictates behaviour and even thought in the measure to which we are responsive to it.

He is a rare figure among the diplomats in that he appears to possess a vertebral column. For him the tiresome treadmill of protocol and entertainment — so like a surrealist nightmare — is full of exotic charm. He sees diplomacy through the eyes of a Douanier Rousseau.
He indulges himself with it but never allows it to engulf what remains of his intellect. I suppose the secret of his success is his tremendous idleness, which almost approaches the supernatural.

Я ведь не шпион, в конце концов; неужто для того, чтобы обелить имя общего нашего друга, мне придется бегать рысью по всей Александрии в темных очках, в макинтоше на голое тело и с потной рацией под мышкой?

...сглотнул осторожно, как жаба под камнем, и медленный его, лишенный всякого выражения взгляд зацепился за случайную точку, за узор на обоях.

Простая красота бесстыдства.

Едва ли не с негодованием он понял, что есть на свете вещи, за которые он мог бы даже умереть, — в самой своей жестокой, грубой непреложности несущие крылатое к нему послание, проникшее до самой амальгамы его души. Даже в темноте ему вдруг захотелось покраснеть. Господи, как нелепо. Любить — уже нелепо, вроде как упасть с каминной полки, вдребезги!