Другой

Он порой сетовал про себя, что иногда даже во время соития Лера умудрялась читать французские романы.

Болен современный человек, глубоко болен.

Сгорел ум в огне себялюбия.

— Филипп, — после такого тоста начал Вадим, — ты же знаешь Алёну и ее живопись.
— Не очень по мне, но порой ахнуть приходится. С богами в голове девочка.

— А это знаменитый ученый, изобретатель. Совершеннейший идиот. Ничего кроме своей науки знать не хотел. Ни тебе Бога, ни тебе искусства — ничего. Одним словом, доизобретался.

— И я тебя, Лёня, из любой жути могу вытащить. Недаром Валерия твоя называет меня «рот истины»… Хо-хо-хо! Хо-хо-хо! Оборотная сторона истины. Хо-хо-хо! Хо-хо-хо!
Ротов захохотал так, что спугнул соседа, и подмигнул Лене.
— Слава Богу, сбег. Нет у него такой квалификации, чтобы слышать наш разговор. Метафизически он лох… сразу видно.

...Легче сидеть в пещере и видеть небо, чем в социуме узреть хотя бы клочок его.

Он не прочь был даже вкусно поесть в каком-нибудь одиноком кафе, не думая, естественно, о таких пустяках, как деньги.

Вообще Анна Петровна сама с собой была совершенно другая, чем с людьми. Кто-то как во сне буркнул однажды ей об этом.
«На людях я функционирую, а в себе я какая есть», — ответила она, странно улыбаясь.

Было тихо, как в уме дьявола.