Симон

Элиза не упускала случая, чтобы похвастать детьми перед всяким, кто готов был ее выслушать. С годами круг желающих сильно сузился – не каждому под силу было внимать бесконечным рассказам о чужих образцовых детях, когда от собственных одно расстройство.

Ей казалось, что Симона вырезали из ее сердца ножницами, и теперь оно уже не перестанет кровить.

- Каждое небесное тело - отвергнутое сердце, - внезапно додумывался дежурный - сорокалетний и лысый, словно пятка, толстяк, любитель жареной картошки, сала и пива, и, пронзенный в самое сердце, остолбеневал от волнующей догадки: оказывается, и он способен на лирические умозаключения!

Первая ночь оставила у нее смешанные чувства – нагота Бениамина вызвала у нее радостные и одновременно неловкие ощущения. Отметив его красивое сложение, она не преминула пройтись по несуразному устройству взрослого мужского тела.

– Не зря бабуля называла вас недоразумениями с бантом! – фыркнула она, ткнув пальцем Бениамина ниже живота и вызвав у него приступ хохота.

— А если у него ноги кривыми будут? — отчаявшись переубедить дочь, сделала робкую попытку перетянуть на свою сторону зятя Сильвия, наблюдая за тем, как Анна укладывает младенца спать в мягких штанишках.
— Футболистом сделаем. Кривоногий футболист – находка для любой команды, — отшутился зять.

— Имя у мальчика должно быть современным. А главное, звонким и стремительным, словно выпущенная из лука стрела.
— Стремительным?! Назовите тогда сразу Гепард. Чего мелочиться-то?!

Она с радостным облегчением переключилась с бухгалтерских расчётов на благословенные заботы бабушки, с первого же дня привязавшись к младенцу с той самоотверженной преданностью, на которую способны только люди, всю жизнь промечтавшие о беззаветной любви – и наконец-то её заполучившие.

Форточка, уступив натиску стеклянного зимнего ветра, приоткрылась и впустила в дом солоноватый дух морозного ущелья. Тот метался по комнатам крупным бестолковым щенком, бился башкой о дверные косяки, застревал под тахтой и креслами, путался в тяжёлых шторах, воевал с бахромой диванных подушек. Сильвия прислушивалась к его возне, блаженно улыбалась – хорошо.

"Тигран отогнул край кружевной накидки, с минуту вглядывался в крохотное сморщенное личико, перевёл изумлённые глаза на мать и беспомощно прошептал: "Странно, ничего не чувствую".
- А и не надо! - махнул рукой дед, подставляя плечо невестке и помогая ей войти в дом. - Я тоже ничего не ощутил, когда увидел твоего отца. Мужик не сразу осознаёт значение ребёнка. А вот когда осознае-е-ет!.. - Старик воздел указательный палец и назидательно им покачал. - Тогда он и превращается в истинного мужчину."