Колымские рассказы

Даже не знаю как описать свои эмоции после прочтения сборника. Болит душа за людей, которым довелось пройти этот Ад, ничем не уступающий концлагерям. ГУЛАГ старался уничтожить душу человека, калечил его морально и физически. Это целая система, собирающая вокруг себя подлецов разных мастей. От безразличных ко всему начальников до вольнонаёмных профессоров, использующих рабский труд бывших коллег. Желание нажиться на чужом труде, на чужом горе. А потом ехать домой и тратить незаслуженные деньги как ни в чём не бывало. ГУЛАГ- это когда служащие и блатные действуют заодно, губя и развращая невинные человеческие души. ГУЛАГ - это когда врач самоутверждается за счёт бедных симулирующих заключенных, обрекая их на погибель. ГУЛАГ - это когда тебя убивают за свитер. ГУЛАГ - это когда два дня ешь за покойника. ГУЛАГ - это когда обязательно доставят письмо с отречением от тебя родных людей. И так можно продолжать бесконечно. Лагерь - опыт отрицательный, а Колымские рассказы - тому свидетельство. Были конечно и положительные моменты в этом сборнике. Например врачи, дающие передышку заключённым, но негатива всё же намного больше.

В этом сборнике рассказов речь идёт о тягостном и безрадостном лагерном быте заключенных советского ГУЛАГа. Голод, гибель, насилие, нравственные унижения – это те темы, которые затрагивает Варлам Шаламов.
Документальное чтение в художественной обработке.
Меня ужасало всё. От первой и до последней строчки. Писатель описывает беспредел. С матёрыми преступниками сидели вполне интеллигентные люди, которые попали сюда по ошибке и самодурству власти. Человека могли убить просто за то, что он откажется отдать свой свитер. Шаламов называет колымские лагеря «Освенцимом без печей». Что может быть красноречивее?
Не представляю, как люди выживали в адских условиях и возвращались к нормальной жизни вне лагеря.
У меня сложные отношения с подобной литературой, потому что эмпатию никто не отменял. Солженицына стараюсь избегать. Я пыталась его читать, но не заладилось, а вот с Шаламовым получилось найти общий язык.
Если кто интересуется советской эпохой, историей репрессий и подобными вещами, то рекомендую прочитать «Колымские рассказы». Сборник небольшой, но многоговорящий

Чтобы вернуть человека в первобытное состояние, не нужны миллионы лет эволюции, достаточно поместить его в условия, где он почувствует себя животным. Именно такие мысли приходят в голову, когда читаешь Колымские рассказы. Причём в рассказах человеческий облик теряют все, не только заключенные, но и сотрудники исправительной системы. И, конечно, такая система не может исправить. В лучшем случае, она сломает, покалечит, в худшем – убьет.

Иногда я слышу: «раньше был порядок». Обычно это говорят люди, сами не заставшие этого «раньше». Или люди, которые хотят, чтобы старый «порядок» навели в отношении других – наказали, посадили других, но никак не тех, кто об этом говорит. Пресловутый порядок в 30-е годы косил кроме уголовников, ещё и политических. А ими могли стать кто угодно: рабочие, крестьяне, поэты, писатели, инженеры, врачи, учителя.

Что уж говорить, мой прадед – сельский учитель в 1937 году получил десятку по политической 58 статье за контрреволюцию. Хотя, казалось бы, найти человека проще, невозможно. Единственный учитель на всю деревню, на несколько домов. Кому он мог помешать. А взяли его, потому что был образованный, умел читать и писать. Естественно, он не вернулся живым из лагерей. Оттуда трудно было вернуться.

Что меня удивляет, когда читаю лагерную прозу разных авторов – это появление в то время ненормальной практики, когда люди повсеместно отказывались от своих родных, осужденных по 58 статье. Отказывались от отцов и матерей, от дедушек и бабушек. Ни до, ни после такого не было. В случае если от родных все-таки не отрекались, то людей ожидали проблемы – увольнения, отчисления. Было всё, вплоть до посадок по той же 58 статье.

Колымские рассказы написаны прекрасным русским языком, где нет ни единого лишнего слова. И, конечно, язык этот шаламовский скрашивает и очеловечивает то, что в реальности было гораздо страшнее. Вся лагерная непотребщина, тюремный жаргон и мат Шаламов провёл сквозь призму литературы. И, если это учитывать, то можно представить, насколько всё было хуже на самом деле. Непередаваемо хуже.

Неожиданно – взахлёб. С головой. Без остановки. Других авторов потом – невозможно.

Это то, чего не ждёшь, то, что очень не удобно к осознанию. Удобно – «хруст французской булки», Россия, которую мы потеряли, весь цвет интеллигенции лежит на Колыме, а по вечерам в бараках мы читали друг другу лекции. Главный герой строго в белом, окружающие ранжированы и выверены.

А тут – не удобно. Главный герой – не ветхозаветный старичок-профессор в очках, он – тот самый ницшеанский сверх-человек, молодой и злой. Он раздевает себя до костей (осталось лишь 16 кг мяса) и кричит: где? Где? Где духовность? Где красота? Вера? Он даже слов этих не помнит.

Самое страшное – что это не выдумка, не стилизация, не словесные игры скучающего писателя. Повторы, срывы, обрывы, бессвязное ыыы потому что стройными текстами не выразить ужас обесчеловечивания. Назад, к Калибану и его языку.

У Шаламова, наверное, во всей русской литературе больше всех права говорить, и говорит он громче всех. Против него бессильны аргументы ученых специалистов, к нему неприменимы анализ и суждения – он лишь прокричит в ответ: А ТЫ ТАМ БЫЫЫЫЛ?

И самое, самое страшное – что это не Шаламов кричит нам. Это мы сами кричим внутри себя после «Колымских рассказов».

Давненько я не писал рецензий (учёба, надо читать всякие умные нехудожественные книжки), а больших рецензий ещё дольше. Думаю, у меня появился повод. "Колымские рассказы" монументальны, это именно случай, когда рассказы сливаются в единое целое, рождающее ощущения, которые невозможно описать словами. Конечно, можно было написать вместо такого количества рассказа, написать 3-4 нормальных по объёму романа, но делать этого явно не стоит - они потрясают без всякой доработки. Шаламов ничего не придумал, он просто описал свою жизнь и жизнь многих сотен и тысяч людей, судьба которых была сожжена чёрным солнцем русской трагедии. Художественная ли это литература? Да. Конечно, хотелось бы, чтобы такой литературы не было, как не было бы и причины написания этих рассказов-лагерей, через которых прошло тысячи и миллионы людей. Каждая лагерная минута-это отравленная минута. Опыт, который получит человек в лагере - этот опыт не должен знать человек, а если узнал - лучше ему умереть. Многие истории повторяются, рассказываются с той или иной стороны, и от этого становится ещё страшнее, когда узнаёшь новые подробности. Сам сборник поделён на шесть частей, но читать их в отрыве друг от друга - это преступление. Шаламов выжил в той ситуации, где никто не смог выжить. Этот пример, можно конечно, сравнить с судьбой Солженицина, но в сравнении нобелевский лаурят проигрывает. Можно говорить, что Солженицин не видел самого страшного- 1937 и 1938 годов, но главное отличие не в этом. По Солженицину, лагерь - это ужасное место, но и в нём можно остаться Человеком. По Шаламову же, Люди ломаются быстро, физически они могут ещё жить, но душа умирает, при чём довольно быстро-две недели и человек. какой бы он не был сильный превращается в доходягу. Голод, холод и труд, проклятый труд, делают своё дело. Ужас всей ситуации может показать любой эпизод из жизни писателя. Например, второй, десятилетний срок, он получил за то, что сказал: Бунин-великий русский писатель.
Знаете, я открыл второго для себя великого советского писателя. Шаламов составит компанию Михаилу Афанасьевичу. Жаль, что проза Шаламова родилась в таких условиях. Люди, заклинаю вас прочесть эту книгу, пожалуйста.

Тяжело и одновременно легко, парадокс?

Местами сухо описанный быт заключённого в лагере, а местами сочное описание сладких ягод под весенним ещё не оттаявшим льдом.

Опыт Шаламова бесспорно очень ценен, а его произведения на гране человеческого дают волю к ненависти всеобъемлющего труда, коррупции и террора.

Шаламов очень ярко показал человеческую природу и ее этические и физиологические границы. И что происходит, когда человек заступает за эту границу.

Несомненно очень полезно после рассказов почитать и анализ текстов Шаламова.

Много мелких деталей открывается в тех местах, о которых даже и не подозреваешь. Библейские мотивы, скрытые смыслы в словах. Несомненно советую книгу Елены Михайлик «НЕЗАКОННАЯ КОМЕТА»

- У меня проблема. Я еле-еле дотащилась до середины книжки, и вдруг начался другой цикл, не «Колымские рассказы».

• И что?
• И мне захотелось купить всё остальное у Шаламова, кроме «Колымских», и читать, читать.

Привычное ощущение «зачем писать, если всё равно ничего не передать словами» нынче бьёт все шкалы, и паническое «не знаю, что тут говорить» занимает всю площадь головного мозга. Я читала её с месяц, перестрадала её вдоль и поперёк, а в итоге ничего не осталось.

И ничего такого, что бы можно было предъявить: смотрите, что со мной сделали. «Не о чем говорить» это вообще про шаламовские рассказы. Когда читаешь, тебя выгибает в дугу и скручивает, как тряпку в бараний рог — а к нутру прислушиваешься и тупо констатируешь: ничего-то нет. Ужаса нет. Отвращения нет и нет стыда. Никаких слёз, жалости, страха. Ни светлой, ни тёмной, ни бурой печали, печали — нет. Представьте, ведь читаешь про лагерь, про такие вещи — а ничего нет. Было только вот одно, что меня заполняло, едва я перелистывала третью страницу. Тошнота. Такая, как, знаете, перед важным или необычайным событием, которая не только в животе, а в груди, в легких, в пальцах, позвоночнике, даже волосы ведут себя как-то странно. А здесь еще — помноженная на ощущение от вашего самого страшного аттракциона. Пожалуй, вот что я могу сказать о «Колымских рассказах».

Страшно читать Шаламова в троллейбусе. Вокруг сидят девочки, уткнувшись в айфоны и самсунги, поправляя рейбаны. «Она мне вчера написала, что сидит у костра, что это за хрень?!» Мальчики из средней школы шутят свои тринадцатилетние шутки. Кондуктор ходит с печальным лицом. Кто-то ругается в трубку, кто-то разговаривает про деньги. А тут ты, и тебя тошнит.

И неясно, когда читать. Нельзя, когда плохо, — станет невыносимо. Нельзя, когда хорошо, спокойно, весело, ласково, — станет невыносимо. Нельзя, когда печаль светла. Вот я и не знаю, когда же я её прочитала. И не знаю, будет ли день, когда я буду есть сгущёнку и не думать о Шаламове.

Как образованного, уверенного в себе человека превратить в животное, убить в нем самое человеческое — достоинство, честь, любовь к жизни, оставив толь самые низменные инстинкты?

На что готов пойти человек, чтобы утолить голод?
Снять нательное белье с уже захороненного товарища, чтобы утром обменять его на хлеб и табак…
Или же «играть», как куклой-марионеткой умершим соседом, чтобы при раздаче получать хлеб на мертвеца, как на живого…

Как справиться с непосильной каторжной работой, от которой валишься с ног?
Шестнадцатичасовой рабочий день — труд, который становится пыткой, медленно забирающий жизнь.

Как согреться, когда мороз пронизывает всё тело до костей (и это не метафора) в сомнительно теплых бараках, где за ночь волосы примерзают к подушке?

Каждый рассказ, извлеченный из памяти, как кадр запечатленный на фотопленке из повседневной жизни заключенных — жертв карательной государственной машины. Непостижимое количество людей, уничтоженных своей же страной, уничтоженных своими же.

Просто, но очень детализировано, без надрыва, даже несколько отстранённо, без каких-либо попыток психологического анализа, автор добивается ошеломляющего воздействия на читателя путем контраста видимого спокойного повествования и взрывного, ужасающего содержания текста.

Комментарии излишни. Только читать!

Гейне:
«Мясом будет точно мясо,
Кровью будет кровь людская».

Сборник "Колымские рассказы" – памятник 20 веку России. Веку безжалостному к земле, истории, людям и душам людским.
Невероятно тяжелый роман, который пьёшь малыми глотками (так как долго погружаться в текст невозможно физически), не утоляющими читательскую жажду, только иссушающую её тяжестью повествования.
Чем дальше вчитываешься, тем больше и больше удивляешься всей ожесточённой жизни людей в годы репрессий, войны, ссылок, их упорству, воли, умению выжить, противостоять, сделаться ещё сильнее в рамках уголовной системы, тотального контроля, банального несправедливого отношения, как тех, с кем сидишь, так и тех, кто надзирает. Писатель раскрывает перед нами всю систему тюремной жизни, её философию, правила, страшные жертвы, излагая нам неотъемлемую историю России. И эта та история, которая проникла своими корнями наиболее глубоко и широко по всей территории России. Эта та часть нашего прошлого, о котором не любят говорить, ведь оно каждый день рядом с нами и не несёт ничего положительного. Все беды не возникают массово и из ничего, необходимо задействовать внутренние рычаги государства, и «Колымские рассказы» тому подтверждение.

«Человек живёт не потому, что он во что-то верит, на что-то надеется. Инстинкт жизни хранит его, как он хранит любое животное. Да и любое дерево, и любой камень могли бы повторить то же самое. Берегитесь, когда приходится бороться за жизнь в самом себе, когда нервы подтянуты, воспалены, берегитесь обнажить своё сердце, свой ум с какой-нибудь неожиданной стороны. Сосредоточив остатки силы против чего-либо, берегитесь удара сзади. На новую, непривычную борьбу сил может не хватить. Всякое самоубийство обязательный результат двойного воздействия, двух, по крайней мере, причин.
Вы поняли меня?»

И этот небольшой отрывок сборника, посвященный жизни вне воли в тяжёлые годы России, на многое может ответить: как и почему люди выживали, заставив задать себе вопрос, смогли бы мы, сможем ли сейчас выжить, как делали люди истории, не так давно ставшей историей книжной, учебной, заученной, но от чего-то изо дня в день забываемой?

В сборнике автору часто приходится повторяться, особенно это касается быта, но более часто Варлам Шаламов отмечает изменения, которые возникают с первых дней заключения человека. Своей наблюдательностью он отмечает, что именно в условиях полного гнёта, каторжной работы всплывает истинное лицо человека, тех черт характера, которые он в себе несёт, силу воли, не зависимо от того сильная или слабая она, а главное, здоровье, которое имеет огромную цену, ведь за всё человеку нужно платить, даже за место в заключении.

Варлам Шаламов пережил всю свою жизнь заново, написав достаточно тяжёлый труд. Откуда у него были силы? Возможно, всё было для того, что бы кто-то из тех, кто остался жив, донёс словом ужасы русского человека на своей собственной земле.
Многого автор не стесняется, пишет откровенно, хоть и об этом трудно судить точно, о себе, о людях, с которыми сталкивался, помня каждого, составляя свой архив из мертвецов, которые проходили стороной, оставляя ему очередное и новое для его второй жизни, которая пришла к нему в виде слова.

« У меня изменилось представление о жизни как о благе, о счастье. Колыма научила меня совсем другому.
Принцип моего века, моего личного существования, всей жизни моей, вывод из моего личного опыта, правило, усвоенное этим опытом, может быть выражено в немногих словах. Сначала нужно возвратить пощёчины и только во вторую очередь – подаяния. Помнить зло раньше добра. Помнить всё хорошее – сто лет, а всё плохое - двести. Этим я и отличаюсь от всех русских гуманистов девятнадцатого и двадцатого века».