Рассказы в Новогоднюю ночь

Когда еще руки дойдут до «Серапионовых братьев», а перечитать культовую сказку – всегда с удовольствием. В переводе И. Татарниковой блистательное ехидство Эрнста Теодора Амадея Гофмана каждый раз открывает потайные донья искусной литературной шкатулки. Например, только сейчас стало очевидным, что рассказчик упоминает кота Мурра. И таким образом увязывает произведения в одну авторскую вселенную еще до того, как это стало мейнстримом.

Но самое любимое в сказке – это средневековые грубости, которые Гофман изящно протаскивает в гостиную добропорядочного чиновника. Здесь полно забавных ритуалов, а Кукольное царство –и вовсе жесткая пародия на рококо, которому сегодня наследует гламур. Детская наивность и готический страх, деконструкция и морализаторский пафос – атомная смесь, в которой каждый читатель может запрыгнуть на свой уровень восприятия.

«Сказка о твердом орехе» - шедевр в шедевре. Помимо того, что Гофман искусно сплетает вымысел и действительность, едко и коварно запутывая читателя в рассказываемых историях и их проекциях на реальность, это неподражаемый образец сказочной деконструкции. Мощный сарказм черпает вдохновение в бесстыдном средневековье, когда королева сама рубит колбасы, а король впадает в ипохондрию, почувствовав недостаток сала. Королевское самодурство – частый прием в народном сказительстве. Но у Гофмана персонажи обретают полнокровные человеческие черты, которые не заслоняет безудержный и горьковатый смех. Формально соблюдая приличия, писатель замаскировал пикантные аллюзии, в том числе и на политику. Гротеск рисует царство террора, из которого исчезает милосердие, и кровная месть ослепляет, лишает разума. Отчасти здесь есть и свифтовские мотивы в соотношении объемов, сопоставления масштабов причины и последствий конфликта.

Не удивительно, что сказка стала конфетно-кружевным символом Рождества. Ведь здесь есть чудеса, творимые добрым сердцем и вечная мечта всех детей быть принцами и принцессами. Хотя Гофман исподтишка ставит вопрос о том, является ли внешняя красота обозначением красоты внутренней, по умолчанию считается, что благополучный итог – когда есть и то, и другое. Но ведь сложно не заметить иронию в финале, когда вновь перемешиваются потусторонние фантазии и повседневность. Мари, которая внезапно доросла до свадьбы, получает не награду за свое сострадание уродцу, а какое-то карикатурное видение.

Кстати, художник Роберт Ингпен не делает Мари красавицей. Возможно, этой девочке еще предстоит стать принцессой, но непослушные соломенные волосы, болезненно-бледная кожа, маленький носик указывают на вычитанную из текста неврастеничность. В версии Ингпена Мари не единожды болеет после приступа ночного кошмара, а будто постоянно находится на грани жизни и смерти. Отсюда и медиумические способности. Правда, не всегда художник так трепетно читал сказку. Например, доломан на Щелкунчике не фиолетовый, а клишированный красный. Да и на голове не шапка рудокопа, изначальный образ игрушки, а монархическая корона (и вот тут фиолетовый бархат!). Глазки у изуродованной Пирлипат не зеленые, а воспаленно-красные. На руку победившего Щелкунчика Ингпен не стал надевать золотые коронки, хотя сабля патетически окровавлена. И самое интересное в работе художника над сказкой не цветные иллюстрации, а карандашные наброски. На них гораздо больше подробностей и они напоминают раскадровки или эскизы костюмов и грима для театральной постановки. Все они настолько замечательные, выразительные, действенные, что хотелось бы однажды увидеть их воплощенными на сцене. Всегда искусный стилизатор с без труда узнаваемой манерой, Ингпен передал не только романтический дух начала XIX века, но и отдал дань балету. На одной из иллюстраций есть целая галерея мышей в танцевальных позах. И это, кстати, тоже часть сценической культуры – фантастических балетов, торжествовавших в XVIII веке и возродившихся в начале XX столетия.

Иногда рождаются писатели, способные наколдовать своим бессмертным творчеством настоящую волшебную историю. Чарльз Диккенс - один из ярких представителей сей замечательной категории авторов. Его книги занимают особое место не только в моей памяти, но еще и в сердце. Ведь как бы погода или обстоятельства не пытались уничтожить дух праздника, его "Рождественская песнь" все равно храбро сражалась на стороне Рождества и выходила неизменной победительницей!
Можно бесконечно долго говорить о стиле и тех ощущениях, которые вызывает рассказ о Скрудже и его приключениях, но все эти хвалебные речи все равно не смогут передать того волшебного тепла и загадочности, которыми так и веет от каждой страницы, каждого слова и звука.
В этот раз я решила не читать, а слушать и могу сказать, что это было еще более удивительное путешествие, чем в прошлый раз.
Образы призраков и каждого живого персонажа выплывали из глубин памяти и вновь раскрывали свои секреты, делясь радостями и горестями, вновь и вновь побуждая переживать за них и вместе с ними, чтобы в конце еще раз искренне порадоваться за всех и каждого.
Я так люблю эту историю не только за то, что она прекрасная и светлая, но еще и за то, что в ней нет места отвратительной жесткой морали. Главный герой прожил свою жизнь так как мог, он делал выводы, менял траектории и совершал ошибки, но в конце ему не указали на дверь в ад и не начали тыкать вилами в спину. Призраки лишь дали возможность все проанализировать и сделать собственный выбор.
Особенно любимы мной в этой книге мистические эпизоды и теплые фрагменты празднования, включавшие моменты из жизни племянника главного героя, действительно веселого и на редкость замечательного персонажа.
Книга не лишена иронии, юмора и возможности углядеть что-то скрытое от беглого взгляда. Думаю, "Рождественская песнь в прозе" - это именно тот редкий случай, в котором можно не задумываться о возможности потерять интерес или запомнить все события до такой степени, что книгу даже не захочется вспоминать и перечитывать. Эта история ненавязчива и красива, с ней можно встречаться как со старой приятельницей раз в несколько лет и приветливо улыбаться, проведя вместе несколько приятных часов, сидя в кресле у камина с чашечкой чего-то столь же теплого и праздничного, как сама песнь.

При первом прочтении во времена универа книга показалась ужасной скучищей. А оказалось, для прочувствования прелести этой сказки мне не хватало таких важных факторов как предновогодняя пора и увлечённый маленький слушатель. Теперь сюжетные завитки, которые при первом знакомстве казались скучными и нелепыми, заиграли для меня новыми фантасмагоричными красками.

Вся компания новогодних праздников обостряет восприимчивость к волшебным историям. В случае же со сказками, где хоть как-то присутствует зима, восприимчивость доходит до высшей стадии. Холод и ёлка вокруг, холод и ёлка в книге, и вот уже две реальности сливаются в одно полусказочное пространство, в котором мы существуем, пока не убрана на антресоль последняя ёлочная игрушка. И как тут не очароваться старинными куклами, игрушечными замками и живописной страной сладостей, когда вечернее чтение чередуется с днями, в которых походы по магазинам игрушек и фейерия расписных пряников и шоколадных фигурок!

Чтение вслух мотивирует расставлять акценты, а желание правильно подобрать интонацию побуждает искать характерные черты персонажей и проникаться обстановкой, в которой разворачивается действие. Реакции слушателя усиливают эффект погружения в историю. Одно дело в одиночестве читать о коварнстве мышиного рода, и совсем другое, при упоминании о некой королеве мыши услышать комментарий, произнесённый взволнованным, значительным шёпотом: "мам, это Мышильда".

вероятно, чтобы книга прошла под знаком пяти звёзд, нужен был ещё один существенный, но невозможный в данных условиях фактор: моё собственное детство. И хоть мы с книгой слишком поздно встретились, встреча наша была тёплой и праздничной.

Если вам грустно и совсем нет новогоднего настроения, возьмите в руки книгу с этой удивительной историей. Она не отнимет у вас много времени, но создаст атмосферу праздника, да ещё и заставит немного задуматься
⠀
Эбинезер Скрудж не любит Рождество, не стремится общаться с племянником, груб со своим клерком, он не помогает бедным и нуждающимся. Все сторонятся его и считают скрягой. ⠀
Одной Рождественской ночью к нему приходит призрак покойного компаньона и друга Марли. При жизни Марли был таким же, как Скрудж, многое осознав после смерти он призывает к другу трёх призраков: Духа Прошлого, Настоящего и Будущего.
⠀
Каждый из Духов покажет Скруджу что-то своё: то о чём старик уже забыл, чего не хочет видеть и чего боится. Но вместе они оставят неизгладимый след в душе Эбинезер и изменят его.
⠀
Никогда не поздно измениться, исправить ошибки, главное понять, что ты делал не так.
⠀
После прочтения на душе становится тепло и радостно. Хочется, чтобы как можно больше людей взглянуло на мир ясными глазами, такими, как смотрели в детстве, и переосмыслили ценности в жизни.

Чудесная рождественская история от непревзойденного мастера английской литературной классики Чарльза Диккенса!
Великолепный язык, интересный сюжет, волшебная история с соответствующем праздничным антуражем - именно то, что душеньке требуется в преддверии зимних праздников! Я получила огромное удовольствие от чтения и массу положительных эмоций. Мораль этой истории будет понятна и ребенку, так что родителям рекомендую познакомить своих чад с этим произведением, дабы с малых лет начать приучать их к прекрасному.
А еще мне подумалось: как жаль, что подобные духи Рождества не приходят порой к современным Скруджам и не приводят их своевременно "в чувство". Возможно, тогда мир стал бы чуточку лучше.

История эта мне оказалась знакома, благодаря современным детским мультикам, детишки что-то подобное смотрели, причем очень давно. История стара, как мир и наивна, как малой ребёнок. Именно поэтому она читается великолепно и производит самое лучшее впечатление. В человеке сильна вера в то, что в один прекрасный день он может проснуться утром и всё в своей жизни изменить, начать жить по новому, с чистого листа, забыть свои старые глупости, оплошности, исправить ошибки молодости и т.п. И Диккенс реализует в данном рассказе эту мечту, в самых лучших вариациях рисуя образы светлого будущего героя. Предварительно, конечно, напустив черных красок и нагнав жути и ужаса на читателя. Но как же без этого? Это же мир Диккенса - другой он, наверное, не бывает.

У меня после прочтения появилась мысль: что у них Диккенс, как у нас Достоевский. Те же мрачные тона в описаниях, та же безысходность в судьбах героев, так же невозможно оторваться. Только у них чуть поменьше душевных терзаний, у нас - поменьше мучений физических. Но много общего в творчестве писателей прослеживается.

Особенно сильно мне понравилась аудиокнига, просто чудесная начитка, великолепная озвучка, слушается как сказка. ♬

В детстве мне было интересно, что же делают мои игрушки, когда я их не вижу? Я верила, что мои куклы могут оживать, вот только не слишком мне доверяют, чтобы я могла их видеть.
Детство давно прошло, а я до сих пор хочу верить в чудеса. Рождество - самое время чудес. Книга очень волшебная. Завидую белой завистью Мари и Фрицу! Какая у них была замечательная ёлка и столько подарков. Великолепная традиция украшать ёлку всякими сластями. Но настоящий рай для сладкоежек -это всё-таки волшебная страна, в которой побывала Мари вместе с Щелкунчиком. Не знаю как вы, а я бы хотела пообщаться с жителями села Пряничное, если даже они и сердятся из-за зубной боли. А попить из Апельсинового ручья или искупаться в Лимонадной реке ммм. А жить хотела бы в Конфетенбурге. Жаль, что и для Мари - это был сладкий сон.
Во время новогодних праздников всегда объедаюсь конфетами, несмотря на последствия таких сахарных дней.

• У вас сегодня какой-нибудь праздник?
• Рецензия для меня - всегда праздник, профессор.

  Все-таки Рождество – это здорово! Если б не Рождество, я бы так никогда и не прочитал «Рождественскую песнь в прозе» Диккенса, а что я тогда был бы за читатель? А так – прочитал и даже узнал, что такое Сочельник, а это оказывается вот прямо сегодняшний день (конечно, имеется в виду католический Сочельник, ну так я как раз правоверный католический лайвлибовец). Вообще же мое отношение к праздникам в целом вполне родственно отношению к Рождеству Эбинизира Скруджа - в начале «песни» :) Не припомню, чтобы хоть один праздник привнес в мою жизнь хоть что-то праздничное; не припомню, в свою очередь, чтобы мне удалось привнести (на праздниках) что-то праздничное в чью-то жизнь. Несколько раз я искренне пытался «отметить» НГ, и пару раз даже что-то такое получилось – в смысле, получилось не слишком грустно, но не то, чтобы особенно весело. Других праздников это тоже касается - для меня праздником всегда было окончание праздника:) Вообще, все эти «официальные» праздники – для детей; ну а у кого детей нет, тому, по-моему, праздновать и нечего (хотя сам по себе НГ – неплохой повод задуматься). Но вернемся к повести Диккенса…

  Все-таки, в данном произведении кое-что спутано. Проблема Скруджа вовсе не в том, что он не хочет отмечать Рождество, а в том, какую жизнь он ведет, в повести же все это насмерть увязывается. Самый неубедительный момент повествования: это когда Скрудж ни с того ни с сего умиляется своим прошлым празднованиям, продемонстрированными Святочным Духом Прошлых Лет. Покажите мне мои прошедшие праздники и я только укреплюсь в желании держать от них дистанцию в настоящем (ну или как-нибудь их поскорее пережить; в конце концов, ритуал есть ритуал). Подозреваю, что и Скрудж должен был думать так же. Ну а про цепи - все правда. Все мои куем себе призрачно-реальные цепи, увидев которые воочию, пришли бы в ужас. Порвать эти цепи – крайне важная задача. Но не кажется ли вам, что НГ и прочие «предписанные праздники» – это еще одно звено в цепи? Повеселитесь немного (разрешаем!), - и пусть все остается как было! Э, нет…

  Да, но зато благодаря Рождеству появляется еще одна дата, к которой можно привязать целый ряд литературных событий. Все-таки Рождество – это здорово! :)