Alue

– «Серьезные не умирают. Серьезность – путь к бессмертию. Легкомыслие – путь к смерти. Легкомысленные подобны мертвецам».

Каждый осознавал, что Калдинь жил напряженной внутренней жизнью, по сравнению с которой ежегодные страсти отчетов, проектов и экспедиций казались не столь уж важными.

Копков одетый лежал на топчане. Из-под полушубка торчали валенки. Лицо Копкова заросло мятым пухом, на груди, как Библия, лежал толстый палеонтологический справочник в дореволюционном кожаном переплете. Копков читал его в перчатках – в комнате был мороз.

– Просто не мог согласиться?
– Просто всегда скушно.

Ладони вспотели. «Не трясись, – сам себе сказал Баклаков, – если напорол ерунды, так поправят. На то я и молодой инженер, клизма без механизма».

Манера Чинкова держать себя отстраненно от мелочей неизменно помогала ему. Рижского адреса Калдиня он не знал. Поэтому на вокзале он дал шоферу такси денег и попросил «выяснить, где находится данный товарищ. Вот тут все записано. Буду ждать вас в вокзальном ресторане». В полдень они уже ехали в загородную клинику.

— Знаешь, о чем я мечтаю? Поступить куда-нибудь «тыбиком».
– Что это за должность?
– Ну, есть такая хорошая работенка. «Ты бы сбегал». Сокращенно «тыбик».
– Именно, – усмехнулся Чинков. – Там, в Городе, давно хотят из меня тыбика сделать. Но я сам из них сделаю…

– «Познай, где свет – поймешь, где тьма. Пускай все же пройдет неспешно, что в мире свято, что в нем грешно, сквозь жар души и хлад ума», – с улыбкой процитировал Будда.
– Что это?
– Блок. Уж извини, что образованность демонстрирую.

…через день после отлета Чинкова по радиосвязи его вызвал Робыкин.
– Куда запропастился Чинков? – спросил Робыкин. – Вторые сутки не могу его вызвать на связь. Прием.
Фурдецкий понял, что в Город все же кто-то «стучит». Он решил валять ванечку.