Седьмая функция языка

Потрясения я берегу для серьезных поводов.

Миф об Адаме и Еве в некотором смысле – первородный перформатив: раз уж сказали, что женщина появилась после мужчины, что она его часть, что может что-нибудь отчебучить – например, надкусить яблоко, – и потому, дрянь такая, заслуживает рожать в муках, то, понятное дело, ничего хорошего ей больше не светило. А то, чего доброго, перестанет заниматься детьми.

Жизнь прозрачна, литература непроницаема.

Корень всех литературоведческих заблуждений – в наивном смешении литературы с жизнью.

От картинки на мониторе исходит холодный гнев вечного побежденного.

У публики по определению плохая память, в этом смысле она девственна – девственный лес.

Если наслаждение существует и испытать его дано лишь при жизни, то жизнь есть счастье.

Он трезво мыслит и, как никто, знает и чувствует политику – по части обтекаемого он виртуоз.

Когда Кристева открывает дверь и видит, что Альтюссер пришел с женой, она не может – или не пытается – скрыть мину неудовольствия; в ответ Элен, жена Альтюссера, отлично зная, как ее встретят в доме, куда она нынче явилась, изображает недобрую улыбку, и инстинктивная ненависть двух женщин друг к другу вдруг становится формой сообщничества.