Spring

Кэтрин Мэнсфилд однажды дала обещание своей подруге и верной партнерше Иде Бейкер. «Когда я умру, то докажу тебе, что загробной жизни не существует», – сказала она. Ида спрашивает: «Как?» А Кэтрин отвечает: «После смерти я пришлю тебе могильного червяка в спичечном коробке».
Она говорит это, зная, что мягкосердечная Ида будет верещать без умолку, и та верещит, она визжит: «Я не хочу, чтобы ты присылала мне червяка», потому Кэтрин говорит ей: «Ладно, вместо червяка обещаю прислать в спичечном коробке уховертку».
Вот так. Через несколько месяцев Кэтрин Мэнсфилд умирает – все там будем. Ее подруга убита горем. Она добирается до сельского дома, где жила в каком-то там месте, прошло много недель после смерти Кэтрин М., Ида устала как собака, ей грустно и холодно, она идет зажечь газ и заварить чаю, берет спичечный коробок, а спичек в нем и нет.

Но там что-то все-таки есть.

Она открывает его.

Уховертка.

Она думает в темноте, под звуки взмыкивающего существа, довольно приятные, совсем не тревожные звуки – просто звуки, которых она никогда раньше не слышала, новые для нее звуки, звуки животного, сообщающего людям и животным, что оно сидит в зоопарке и интересуется, есть ли где-нибудь в округе кто-нибудь еще, говорящий на его языке. Наверно, ему просто хочется поговорить о том, каково это – сидеть в зоопарке. Наверно, оно хочет спросить: возможна ли для меня какая-нибудь другая жизнь, помимо этой жизни здесь?

Художница говорит интервьюеру, что не хочет ставить эти низкие проволочные заграждения между своими картинами и смотрящими на них людьми, и не только потому, что люди довольно часто о них спотыкаются. Она не хочет, чтобы между человеком и картиной что-нибудь находилось. Но порой люди и картины буквально сталкиваются друг с другом. «Если картины повреждаются, – говорит художница, – их можно отреставрировать, лишь бы то, чем по ним ударяют или чем их размазывают, не было мокрым. Хотя когда кто-то в Нью-Йорке встряхнул зонтиком… Что ж, эти капли дождя теперь стали частью картины, на которую попали, и останутся ею, пока существует сама картина».

И еще. Я соматизирую. От этого проекта мне хорошо. Мне от него очень хорошо. Я провожу все свое время в незнакомом месте и чувствую себя как дома. Все время встречаюсь с людьми, которые рискуют собой, и они наполняют меня своей уверенностью. Мне здесь не место – они это знают, и я это знаю. Но чувствую, что это место – мое. Ощущаю радушный прием. Я на удивление замечательно провожу время. Жалко, тебя нет.

У него в кармане стихотворение. Он вынимает его и разворачивает в резком солнечном свете. «Облако» Перси Биши Шелли; вот последняя строфа:

Я вздымаюсь из пор океана и гор,
Жизнь дают мне земля и вода.
Постоянства не знаю, вечно облик меняю,
Зато не умру никогда.

Ибо в час после бури, если солнце – в лазури,
Если чист ее синий простор,
Если в небе согретом, создан ветром и светом,
Возникает воздушный собор,

Я смеюсь, уходя из царства дождя,
Я, как тень из могилы, встаю,
Как младенец из чрева, в мир являюсь без гнева
И сметаю гробницу мою.

Сметающее гробницу, неумирающее облако неведения, которое меняет свою форму, плывя по небу.

Неожиданные загробные жизни.

Мы переходим от одной невидимости к другой. Я была бесправной. Я по-прежнему бесправна. Я несла страх на плечах по всему свету, направляясь в эту страну, которую вы называете своей. Я по-прежнему несу страх на плечах. Теперь я вижу это так: страх – одна из моих принадлежностей. Страх всегда будет входить в состав моих принадлежностей – повсюду, что бы я ни делала, всю оставшуюся жизнь. Я упорно сражалась, чтобы попасть сюда в вашу страну. И когда приехала, вы первым делом вручили мне письмо, в котором говорилось: Рады видеть вас в стране, где вам не рады. Теперь вы признаны неугодной личностью, с которой мы будем делать все что угодно. И это несмотря на сотни битв, в которых я сражалась, чтобы попасть сюда. Для моей души это было самое тяжелое время. Тогда-то началась моя настоящая битва. Но мне везет. Мне помогли. Ведь быть никем можно по-разному. Есть разные виды невидимости. Одни равнее других. Я говорю, как выражаетесь вы, британцы, из первых уст.