Художественные книги про писателей
Anastasia246
- 222 книги

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Современный постмодернизм, бессмысленный и беспощадный.
Небольшой формат, наивные игры с версткой, примитивные иллюстрации, издательство "Красный матрос".
Загадочная смерть, африканские боги, РосПостмодернНадзор, отрывки из ненаписанного романа.
О авторе и книге узнал из новости о проведении Владимиром Коваленко лекции "Всепоглощающая любовь императора: литературные архетипы мира Вархаммер". Лекция есть в ВК. Там в числе прочих регалий лектора указано авторство романа "Ах куй".
Ну как можно не купить книжку с таким провокационным названием.
С названием, кстати, тоже литигра. На обложке "Ах куй"; в аннотации "Ахкуй"; в тексте "Ахк Уй". Постмодерн, чо.
Гесиод, Пелевин, Делезовская гвардия.
Пелевина автор пнул даже дважды. Знать силен!
Любителям странного точно понравится.
7(ХОРОШО)

Начинается прямо очень даже ничего. Чтоб не выдать сюжет, скажу, что всё вертится вокруг неких "конгонезийских" богов (типа, нечего украшать квартиры африканскими масочками, а потом удивляться, что живём как в стране третьего мира), структуры под прекрасным названием РосПостмодернНадзор и ненаписанной книжки мертвого автора. Прям-таки дайте две!..
Только всё портит та же самая херня, которая портит (для меня) "Мастера и Маргариту" и "Доктора Живаго". Писал будто бы очень обиженный (на жизнь; на то, что "не печатают"; что на литературном фестивале поэтесса не дала; да мало ли на что) человек, который в книжке решил немного поквитаться со всеми, всем и вся, причем поквитаться онтологически - всем капец, а зато... А что зато? Да ничего.
В "МиМ" и "ДЖ" это всё принимало другие формы, отчасти даже более отвратительные, и ничего, считаются великими книгами.
А мне вот жаль, что эта мелочность испортила офигенную вообще-то историю.
(ну, и персонально корректору: вон из профессии)

«Ах Куй» — амбициозная и честная попытка поговорить о смерти литературы, боге, который живёт в лифте, и России как стране вечного Постмодерна. Это книга, которая хочет быть не просто романом, а событием, манифестом, вызовом, черновиком и поминальным криком сразу. И у неё получается.
На обложке написано: «история о загадочной и трагичной смерти Павла Петровича», и да, некий Павел Петрович умирает. Даже — таинственно: его тело оказывается разрезано и раскидано по разным лифтам Петербурга. Но очень быстро становится ясно — это не детектив. Это литературный перформанс, где смерть — это не событие, а текст. Сам герой, журналист, крадёт у покойника книгу — «ненаписанный роман мертвого писателя» — и оказывается втянут в метафизическое расследование, в котором участвуют африканские боги, ведомство РосПостмодернНадзора и зловещий денежный человек, с монетами вместо глаз.
Главное достоинство книги — абсолютная искренность. Коваленко, очевидно, не пытается понравиться. Он ругает издательства, издевается над читателем, но всё это — от боли. Он хочет говорить о вещах, которые не формулируются напрямую: о вырождении литературы, об одиночестве автора, о том, что современность стала слишком шумной, чтобы в ней могли выжить слова.
Есть неожиданные находки. Петербург как столица смерти, чёрный юмор в сценах с ожившими божками, метафизика «пустоты», которая больше похожа на чувство, чем на философскую категорию. Некоторые главы — особенно финальные сцены с Капиталом — почти притчи. Они остаются в памяти.
«Ах Куй» очень дерзкая книга. Иногда кажется, что Коваленко борется не только с литературой как системой, но и с самой формой романа. Его книга — живой опыт. Это крик не столько в сторону литературы, сколько в сторону пустоты, из которой литература когда-то возникала. «Ах Куй» — роман о страхе: страхе быть незамеченным, быть никому не нужным, страхе умереть, не успев сказать что-то важное. И в этом — его главная честность. Обязательно прочитайте, если вам интересны постмодернистские игры, которые не прячутся за цинизмом, а играют ва-банк.

Я проснулся. Вокруг был подъезд, чуть выше кто-то играл на гитаре, мужской голос читал матерные стихи, тянуло сигаретным дымом. Я встал, проверил карманы — все было на месте. Поднялся чуть выше, где сидели трое странных людей. Они пили водку из горла и курили прямо на лестнице, что-то бренча на гитаре.
— Вы кто? — сходу начал я.
— Мы — русский андеграунд, заявил мне пьяным голосом бородатый, и, кажется, обоссавшийся, мужчина.
И я прошел дальше.














Другие издания
