
Экранизации
AleksSar
- 7 500 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Первая редакция либретто “в семи картинах” к опере “Черное море” была закончена Михаилом Булгаковым в 1936 году. Либретто, это, по своей сути, тоже пьеса, но не для драматического театра, а для оперы или балета. Пишется либретто стихами, а иногда применяется и речитатив. Как прозаик и драматург Булгаков стал вдруг поэтом-либреттистом? Ситуация к середине 30-х вокруг Булгакова была чудовищная. Старые его пьесы в театре МХАТ, где он служил, снимали с репертуара. Новые же, которые выходили (“Мольер”), хотя и шли с успехом, подверглись разгромной критике, в т. ч. в главном большевистском “органе” – газете “Правда”. Травля это называлось, если короче. В конце концов, Булгаков был вынужден покинуть МХАТ. Его приютил Большой театр. Ему предложили должность либреттиста. “Либреттист? Почему бы и нет?” – вероятно, решил Михаил Афанасьевич. Ситуация действительно была для него практически безвыходной.
Вообще, опера или балет на острополитические, еще не “остывшие” темы, часто производят внезапный комический эффект. Ну, представьте себе балет об Октябрьской революции. И Ленин-балерун, “такой молодой”: в трико, кепчонке и еще галстучек этот хрестоматийный, в белый горошек. И прыгает так наш дорогой Владимир Ильич, и прыгает! Не знаю, как вас, а меня точно бы вывели с такого балета за безудержный гогот, переходящий в истерику.
Удивительно, но Булгакову в пьесе на современную тематику (с момента описываемых исторических событий прошло тогда всего 16 лет), удалось этого нежелательного эффекта избежать, хотя, и не без некоторого труда. Но, похоже, действительно, сильно он ненавидел. А люди, особенно начальствующие товарищи, такие сигналы принимают, что называется, “звериным чутьем”. Поэтому ненавидеть их не надо.
“Черное море” – либретто к опере о Крыме в 1920 году. Булгаков уже касался этой темы, и, очень основательно – в пьесе “Бег”. Отличной пьесе, одной из лучших у этого очень сильного русского драматурга. Булгаков серьезно работал с фактами, вероятно, изучал и источники, и даже совершил поездку в Крым, чтобы осмотреть места событий и, что назвается, “проникнуться духом”. Результат был – превосходный!
В “Черном море” многое заимствовано из “Бега”. Снова есть семья штатских русских беглецов в Крыму, фамилия их Болотовы, она – актриса. Красные, белые, “зеленые”... Белая контрразведка, красные подпольщики, генералы и командармы, штурм Перекопа, бегство. Но, дальше начинается халтура. Причем, создается впечатление, что Булгаков работал не “спустя рукава” (он так не умел). И, если это не саботаж, то, уж точно, плохо укрытое издевательство.
Красные прописаны автором явно тускло: и подпольщики, и военные. Чувствуется, что Булгакову они не интересны. Под “командармом” слегка узнается Фрунзе. Белые же генералы густо вымазаны черным. Как известно, обороной Крыма руководил молодой и одаренный генерал-лейтенант Яков Слащев, а у Булгакова в командире узнается белый генерал Владимир Май-Маевский, который в 1920 году руководил тыловыми частями. Тут явное несоответствие. Но почему именно Май-Маевский? Сейчас, сейчас...
В либретто он выведен как генерал Анатолий Агафьев. Очень пьяный, белый генерал является в ресторан с характерным названием “Гоморра” и делает там следующее заявление для публики:
Что это, если не пародия? Чуть дальше, Агафьев внезапно умирает при новости о взятии красными Перекопа. Факт смерти Май-Маевского, вероятно, от инфаркта, но, уже в ходе эвакуации белых на суда, действительно был. В либретто же он умирает на публике, в ресторане. Почему-то вспоминается чеховский “Иванов”, первая его редакция. Чехов был врач по образованию, и Булгаков тоже. Видимо, Булгакову просто понравилась сцена, она достоверна с точки зрения медицины. Но, в чем ее смысловая нагрузка, не очень понятно.
Еще одно отступление автора от исторической правды. Вот, например, красный командарм планирует наступление и принимает стратегическое решение не занимать укрепленный Турецкий вал на перешейке.
На деле же все было ровно наоборот! У генерала Слащева в мемуарах “Крым в 1920 году” сказано, что белые части нарочно ушли с Турецкого вала. Дело было зимой, не было дров, места были голые и открытые. Белые же, отступив, разместились в крестьянских домах, с относительным комфортом. Красные же, войдя на перешеек, были подавлены фланговым артиллерийским огнем и понесли большие потери. Ситуация там была сложнее, красные и белые то отступали, то контратаковали, но, то, что приписал Булгаков “мудрому командарму”, конечно, явная неправда. Был ли это усталый конформизм писателя, или же, снова, издевка? Трудно сказать.
Искажения внесены автором либретто даже в мелкие детали. И вряд ли это ошибка Булгакова. Ведь он служил в Белой армии, правда, не в Крыму, а на Кавказе, и в таких вещах должен был разбираться. Одна из самых сильных сцен либретто – картина 4. В окружении погибает подразделение белых. Несколько офицеров стреляются. В принципе, ясно, почему. Никакой устав никакой армии мира не требует от офицера застрелиться, но не сдаться в плен. Только, вот, на русской Гражданской красные белых офицеров в плен не брали, а тех, кого все же брали, вскоре убивали, часто, после мучений. Тут все ясно.
Но, вот деталь: белые – это “марковцы”, одна из “цветных частей”. Цветными “корниловцев”, “дроздовцев”, “марковцев” и “алексеевцев” называли за характерные различия в форме одежды. Так вот, у Булгакова, на шинелях “марковцев” нашит голубой шеврон с черепом и костями. А это символ “корниловцев”! “Марковцы” же носили черную форму с белым кантом, а на их шевроне был белый андреевский крест на черном фоне. Зачем внес такой ложный штрих Булгаков? В общем, понятно. А точнее, поняли бы те, кто понимает. Сцена-то, хоть и красивая, и сильная, а ведь вранье! “Марковцы” тогда в Крыму оказались почти в окружении, казак с приказом к отступлению опоздал на 4 часа. Но, выйти из окружения и отступить им удалось.
Опера поставлена в Большом театре не была, а три редакции либретто оказались в распоряжении Елены Шиловской (урожденной Нюренберг), третьей и последней жены писателя, прообраза Маргариты из знаменитой книги. Ее, кстати, в середине 20-х советские власти несколько раз свободно выпускали в независимую тогда, как и сейчас, Эстонию. Как, например, и известную советскую баронессу Будберг (Закревскую), курсировавшую впоследствии туда-сюда по делам между потным СССР и туманным Альбионом. Догадывался ли Булгаков, с кем он делит ложе и кров, знал ли? Ну, в “Мастере и Маргарите”, последнем романе, все довольно ясно сказано: сделка с Дьяволом.
А в “Черном море”, одной из поздних работ, несчастный Михаил Афанасьевич вернулся к ситуации юности, когда, оставшись из-за тифа в России после ухода белых, однажды заработал тем, что на скорую руку сочинил пьесу о революции на Кавказе. Вот как Булгаков описал это в “Записках на манжетах”.
Что с успехом и вышло.
А в либретто “Черное море” отрядом “зеленых” в горах Крыма руководит “туземка” по имени Зейнаб. Это мусульманское имя. Кстати, почему у “зеленых” Крыма, по Булгакову, атаман – женщина?
Но, все-таки Чехов – это наше все, как и Пушкин. Так, конечно, наверняка считал и Булгаков, он был человеком с хорошим гимназическим и университетским образованием и с “парохода современности”, подобно советской литературной шпане, классиков сбрасывать не хотел. Вот финал “Черного моря”:
Явный же Чехов! Но, что именно? “Вишневый сад”? Или другая пьеса? Не вспомню уже. Да и не это важно.

Обычно я довольно ясно заранее вижу в уме концовку будущего текста, но совершенно не представляю, с чего его начинать. В этот раз, может быть, начнем с анекдотов? Народ российский остер на язык, это еще Гоголь подметил. Есть такой детский стишок про В. Ленина: "Когда был Ленин маленький, с кудрявой головой...", есть разные версии этого стихотворения, некоторые очень смешные. Были придуманы про Ильича и анекдоты, в которых его официозный образ "самого человечного человека" менялся народом до неузнаваемости. Вот, для примера: "А мог бы и бритвой полоснуть!" и "А глаза такие добрые-добрые". Думаю, вы помните многие из этих анекдотов. Да что там Ленин! Народ России смог и кровавого Дзержинского переварить в котле своей сатиры: "Феликс Эдмундыч (спрашивает Ленин), у вас ноги волосатые? -- Да, Владимир Ильич. -- Вот и хогошо! Дзегжинскому валенки можете не выдавать". Есть анекдоты и о Ленине, и о Дзержинском, и о них обоих скопом, не говоря уже о герое Гражданской войны комдиве Василии Чапаеве (там целый цикл народной короткой прозы). Но вот что интересно: не припоминается ни одного анекдота об И. Сталине. Нет, в 90-е годы издавались такие сборнички в бумажных обложках, но это все были исторические апокрифы. Что Сталин сказал и как он пошутил. У вождя было своеобразное чувство юмора: мог в шутку сказать, что кого-нибудь надо расстрелять или на банкете подложить помидор под садящегося на стул Маленкова. Но живых народных анекдотов о Сталине нет. Такова генетическая память.
К 1939 году Михаил Булгаков находился в крайне тяжелом положении. Прежние его пьесы не ставились, новые запрещались. Не шли в театре "Дни Турбиных", были запрещены пьесы "Бег" и "Черное море", не ставился "Мольер". Но все же не следует трактовать обращение драматурга к образу Сталина как вынужденный акт конформизма. Да, творческая удача и прорыв на сцену были нужны Булгакову как воздух. Но поступиться своими принципами он не мог и не хотел. Поэтому им была избрана тактика наименьшего вреда. Он начал пьесу о Сталине, но не о Сталине как "Вожде и Учителе", а о Сталине -- молодом человеке, "Сталине маленьком". Булгаков избрал для изучения революционную деятельность Сталина-Джугашвили в начале ХХ века на самой окраине Российской Империи, в Батуме.
И что же у Булгакова получилось в результате? А вышла у Михаила Афанасьевича мелодрама на историческом материале, мелодрама в форме исторической драмы. Читабельная, кстати, надо только продраться через действие первое -- многовато там пролетариев. Вот в самом кратком виде сюжет пьесы. В прологе юного семинариста Иосифа Джугашвили с треском выгоняют из семинарии. Через пару лет, уже революционер и подпольщик, Джугашвили проводит агитацию среди батумских рабочих, подстрекая их к забастовке. Сталин ведет рабочих на демонстрацию, которую расстреливают солдаты. Джугашвили арестован, сидит в тюрьме. Царь подписывает решение о высылке революционера в Восточную Сибирь. В последней картине бежавший из ссылки Сталин возвращается в Батум к друзьям-подпольщикам.
Пьеса получилась у Булгакова, как бы это сказать поточнее, придушенная, что ли. Писатель полностью выключил (а, возможно, к тому времени потерял) свое знаменитое чувство юмора. Если из пьес "Дни Турбиных" и "Бег" можно цитировать чуть ли не сплошь, то с "Батумом" так не выйдет. Не могу предложить оттуда для примера ни одной яркой цитаты (кроме одной, но об этом чуть позже). Шутить о Сталине, или вокруг Сталина, было к тому времени не просто опасно, а совершенно немыслимо. К концу 30-х в СССР не только прошли массовые репрессии, но и сформировался так называемый культ личности. Разумеется, самого Сталина. Смешно наблюдать как ярые сталинисты сегодня делают самую элементарную логическую ошибку, утверждая, что вовсе не Сталин сформировал свой культ личности. Если, по их же утверждениям, ничто не укрывалось от "мудрого взора Вождя" -- ни промышленность, ни сельское хозяйство, ни армия, ни науки, искусства и ремесла, и именно Сталин является главным вершителем судеб СССР ("принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой" и прочее бла-бла), то следует признать, что культ личности Сталина создался тоже не без его участия. Иначе выходит явная нестыковка.
Апофеозом культа было сооружение в Сталинграде (Волгограде) в 1952 году, за год до смерти диктатора, статуи Сталина на Волго-Доне. Высотой 54 метра. То есть идол был размером чуть ли не с нынешнюю скульптуру Родины-Матери в том же городе Волгограде. Очень большой Сталин! Истукан был уничтожен после разоблачения культа Хрущевым, даже жаль -- любопытно было бы поглядеть на него. Тогда же были ликвидированы по всей стране и другие многочисленные памятники Сталину. Но сейчас у любопытствующих появилась альтернатива. "В 2010-х гг. памятники Сталину стали активно устанавливать в городах и селах Российской Федерации. В южных национальных регионах страны (Северная Осетия, Дагестан, Кабардино-Балкария) памятники, как правило, устанавливаются благодаря усилиям местных жителей, в основном ветеранов Великой Отечественной войны, в центральных областях -- по инициативе местных отделений КПРФ. Утвердилась традиция ставить памятники (бюсты) Сталину в День Победы 9 мая", сообщает "Википедия". Почему именно в 2010-х годах в России начался этот неосталинистский ренессанс, каждый может додумать сам.
Но вернемся к пьесе "Батум". Хочу похвастаться: я, кажется, сделал небольшое литературоведческое открытие. По крайней мере, ничего подобного у критиков и литературоведов я о Булгакове не читал. Дело в том, что на мой взгляд, Булгаков наделяет определенных персонажей романов и пьес своими мыслями. "Что же тут такого? -- спросите вы. -- Все писатели и драматурги так делают". Но еще минуточку внимания! Дело в том, что писатель, о котором мы говорим, наделяет этих персонажей своими тайными, самыми сокровенными мыслями, которые никак иначе он высказать в ситуации Советской России бы не мог. Персонажи выбирались для этой цели автором или отрицательные, или резко отрицательные. В романе "Белая гвардия" второстепенный (и довольно отрицательный -- сами Турбины называют его "несимпатичный") квартирный хозяин инженер Василий Лисович (Василиса), думает после того, как его квартиру ограбили украинские бандиты под видом украинских сечевиков. Помните? "Вот так революция, -- подумал он в своей розовой и аккуратной голове, -- хорошенькая революция. Вешать их надо было всех, а теперь поздно…". Это ведь не Василиса так мыслит, а сам бывший белый офицер Михаил Афанасьевич Булгаков выдает свой рецепт наведения порядка, которым Россия так и не воспользовалась. Разумеется, автор романа не мог вложить эти слова в уста, например, alter ego Булгакова, военного врача Алексея Турбина. Роман бы тогда просто не напечатали. А с Василисой -- сошло.
Удивительно, но подобная же "диверсия" есть и в пьесе "Батум"! Царь Николай II спрашивает у адъютанта о событиях в Батуме. Адъютант говорит, что в толпе рабочих было шесть тысяч человек, а убито 14. Царь отвечает: "Этого без последствий оставить нельзя. Придется отчислить от командования и командира батальона, и командира роты. Батальон стрелять не умеет. Шеститысячная толпа -- и четырнадцать человек". А по поводу Джугашвили, высылаемого в Сибирь, сетует: "Мягкие законы на святой Руси". Тут снова, как бы слова отрицательного героя (а царь Николай в СССР 30-х был резко негативным персонажем, никак иначе), на деле же -- "тайнопись" самого автора. Будь законы "на святой Руси" посуровее, глядишь, все как-нибудь иначе тогда обернулось? Вот такие рецепты были у доктора Булгакова.
Сталин, прочитав, запретил тогда же, в 1939 году, переданную ему пьесу. Михаил Булгаков тяжело заболел и через год умер. Все.
А после единственного показа "Батума" в России в 1992 году и ее запрета демократами, интерес к пьесе утих. И это неудивительно. Для сталинистов она слишком не-сталинистская, ведь "вождь народов" изображен в ней не титаном духа, а обычным, пусть и смелым, молодым человеком; для либералов же пьеса Булгакова чересчур про-сталинистская и, на первый взгляд, имеет ноль обличительного пафоса. Так и лежит это талантливое драматическое произведение, до поры до времени. Лишь залетный литературовед вдруг случайно поинтересуется, да вот я бросил на "Батум" любопытный взгляд.

Довольно забавно наблюдать, что даже так называемые "поклонники" Булгакова (см. рецензию "feny", у которой Булгаков значится в списке любимых писателей на первом месте) подозревают его в подхалимаже перед властью, дескать, время какое-то "такое" было, все писатели пресмыкались. А сейчас белые, пушистые и летают.
Для понимания пьесы "Батум" (в одном из вариантов "Мастер") важно четко представлять себе, что Булгаков не заискивал и не писал заказных вещей. Сталин, кстати, назвал пьесу хорошей, ибо она таковой и является. Запрет же был, как я понимаю, связан с тем, что Булгаков раскрыл в пьесе то лишнее, что рано было тогда знать широкой публике (или лучше сказать "узкой") о человеке, который, как и большинство политиков, вынужденно всю жизнь носил маску. И которому еще предстояло выиграть самую страшную в истории человечества войну. Теперь-то, я думаю, читать уже можно. Поставить бы тоже не помешало.











Другие издания

