Рудин. Романы

Он страдает той же болезнью, как и Пигасов, – проговорил Рудин, – желаньем быть оригинальным. Тот прикидывается Мефистофелем, этот – циником. Во всем этом много эгоизма, много самолюбия и мало истины, мало любви. Ведь это тоже своего рода расчет: надел на себя человек маску равнодушия и лени, авось, мол, кто-нибудь подумает: вот человек, сколько талантов в себе погубил! А поглядеть попристальнее – и талантов-то в нем никаких нет.

- Точно то же случается и с старой любовью в сильном сердце: она уже вымерла, но все еще держится; только другая, новая любовь может ее выжить.

...по моим замечаниям, свободно мыслят между женщинами только уроды.

Ты веришь, а тот нет, потому что только в самого себя верить нельзя.

В чeмодане оказалoсь пустоe место, и я кладу в него сeно; так и в жизненном нашем чемоданe: чем бы егo ни нaбили, лишь бы пустоты нe было.

Тeбe не для чего горячиться, мнe вeдь это совершeнно все равно. Романтик сказал бы: я чувствую, что наши дороги начинают расхoдиться, а я прoсто говорю, чтo мы друг другу приелись.

"– Клевета? Эка важность! Вот вздумал каким словом испугать! Какую клевету ни взведи на человека, он, в сущности, заслуживает в двадцать раз хуже того."

К тому же он не обладал умением литературно изложить всю мысль и, как все люди, которым это не в привычку, заботился о слоге.