Царство зверя II. Александр I

Книга-антитеза. Царь против декабристов, декабристы против божественного объяснения царской власти на земле, юдоль земная против небесной, сын против отца, жертвенные женщины против суровых мужчин, сиюминутное против вечного…список можно продолжать бесконечно. И вопрос тут не в том, что первая четверть девятнадцатого века выдалась такой спорной, а в авторских попытках красиво увязать свои теории с историческими фактами. Это плавно подводит читателя к интересной мысли, верить ли написанному вообще. Мережковский наделяет своих героев человеческими слабостями, чтобы мы могли разглядеть за фигурами исторических деятелей обычных людей. Желаете ли увидеть Александра I мнительным тепличным растением, которого подспудно грызёт страх повторения судьбы своего отца? А как вам Каховский – меланхолик, фанатик, слепое оружие в руках Рылеева? Или Пестель, не нашедший своего счастья, но болезненно влюблённый в свою сестру Софию? Кстати, имя это для автора волшебное. Так зовут ещё и полностью придуманную незаконную дочь императора от Нарышкиной, на которой завязано два основных героя произведения – Александр I и Валериан Голицын. Оба любят её, но «странною любовью». Она – воплощение всего небесного, что есть на свете. Тоненькие руки, большие распахнутые глаза, лучащиеся неземным светом, белое невесомое платье – словно ангел спустился на землю. Овеществлённая совесть Голицына и несбывшаяся надежда на светлое будущее императора. В романе у неё самые сильные слова, пробирающие до мурашек: «Живых убивать можно, — но как же мертвого?». О них Голицын вспоминает, когда, собираясь с Пестелем в Таганрог, где планируется покушение на Александра, они узнают о его смерти. Круг замыкается, и каждый делает свой выбор, ведущий к «взрослению» и гибели.

«Детскость» же основных персонажей вообще неоднократно подчёркивается автором. Император с женой неоднократно вспоминают державинскую оду новобрачным «пятнадцатилетнему мальчику и четырнадцатилетней девочке». В описаниях декабристов, в большинстве своём, проскальзывают детские черты: «мальчишеские вихры», «пухловатые губы», «пушок на щеках». Если учесть, что «заместо отца родного» у Александра был Аракчеев, жесткий, хитрый, умеющий усмирять подростковый дух бунтарства, можно представить, каким вырос сын. Все граждане Российской империи – дети его императорского величества и внуки Аракчеева. Прекрасные условия для заговора детей против взрослых, и чудовищная трагедия, когда каждое звено становится заложником предыдущего. Не расклепав себя, не выпадешь из цепи – вот такой парадокс системы.

Символично, что глобальный разговор о Звере поднимается в произведении всего лишь три раза. В первых двух случаях предлагается идти на Зверя с крестом. Православный отец Фотий и декабрист-иезуит Лунин готовы нести его, не щадя живота своего, до смерти без сомнений и колебаний. Кто же является Зверем? Павел Первый ли, невинно убиенный? Александр Первый ли, мятущаяся душа или Николай Палкин, вступивший на престол по чурбакам, выбитым из-под ног пятёрки, качающейся над эшафотом? А может быть, речь о дедушке Аракчееве? Третье упоминание как раз о нем звучит из уст императора Александра:

Искать ответы на этот вопрос стоит, по задумке автора, в цикле Христос и Антихрист . Там и встретимся!

Царство зверя в этом романе окончательно потеряло личность. Где зверь? Аракчеев? Так он любит Александра и осуществляет его идеи. А Александра зверем не назовешь. Или всё-таки он инструмент зверя? С детства, красующийся на публике, больше думающий как он выглядит, вместо того, чтобы быть озабоченным жизнью в России.

Первая часть романа понравилась больше. В ней описывается дух брожения в дворянстве, после победы над французами. Когда пришло разочарование, когда почувствовав свободу и значимость, народ впал в повседневность. И вместо решительных действий по переустройству общества царь реализует свои смутные идеи с Аракчеевым.
Дворянство неоднородно и к бунту каждый подходит по-разному. Кто-то из-за бедности, другой книг начитался, третьего красивые слова очаровали. Откуда здесь быть единству? Когда бедный подпоручик пытается донести свою мысль сытому полковнику. Выделю отход от религиозных сект и смещение к разнообразным политическим кружкам.

Вторая часть скучна тягостными переживаниями царя и его жены. Всё предсказуемо. Мысли только о себе. Россия заброшена и бесхозна. Окончание книги, я бы назвал бегством царя. И тут не важно, умер он или ушел странствовать. Это – поражение Александра. Он сбежал от закономерных плодов своей жизни, трагедии на Сенатской площади 14 декабря.

Но и к этому он не прилагал достаточных усилий.

Книга неоднородна. Чувствовалось стремление автора разобраться в мыслях будущих декабристов и чувствах императора с его приближенными. В конце жизни Александр в основном тяготился властью, был излишне мнителен, недоверчив, мечтал о спокойной жизни, пытался закрыть глаза на растущее возмущение дворянства и мучился своей судьбой.

Лирические взаимоотношения между Александром и императрицей, наверное, могут быть кому-то интересны. Но для меня они были полны эгоизма со стороны императора, в то время как окружение царя, было на грани серьезных потрясений, и Россия ждала решительных перемен.

Тема «царства зверя», в данной книге, растворилась, размылась в переживаниях героев и действиях власти. Зверем уже можно назвать незыблемую чиновничью действительность, против которой царь оказался бессильным. А у бунтарей не было единой цели по уничтожению зверя. Потому-что зверь ими был виден только в следствиях и может быть, каждый из бунтарей был заражен этим зверем. Отсечение одной или нескольких голов этого зверя грозил появлением новых голов.

В целом, мне показалось, что сам Мережковский, в этой книге, потерял путь и местонахождение Зверя, с большой буквы. Тем не менее писатель продолжил свои попытки в неизбежном, как ему видится, слиянии добра и зла. Как добро и зло воздействуют на общество и личности. И не всегда добро, в данном случае в виде доброго императора, положительно влияет на нашу жизнь.

Можно соглашаться или не соглашаться с взглядами автора на проблемы монархии в России, но исторические портреты он рисует великолепно. Пестель, Бестужев, Рылеев… кому не знакомы эти имена? Еще в школе мы узнаем о лучших представителях российского дворянства, которые хотели другой жизни для народа, изучаем причины неудачи их постигшей.
Но, к сожалению, в красивых учебных фразах нет информации о том, что заговорщики были, прежде всего, обычными людьми, которые и могли ошибаться, и ошибались, и как мало в них было единства, и насколько утопичны были их планы на будущее России. Не рассказывают нам и о том, что Александр I, хоть и был далеко не самым мудрым государем, но в то же время был совсем неплохим человеком, не лишенным либеральных взглядов.
Роман Дмитрия Мережковского как раз об этом, о людях, которые жили в начале XIX веках, людях, которые творили историю. Устами князя Валериана Михайловича Голицына, а затем и других персонажей автор разворачивает перед читателями полноценную панораму общественной и политической жизни России, предшествующей декабрьскому восстанию, всесторонне описывает процессы, в нем происходившие, и «бродящие в умах» идеи. Очень познавательно получилась. Главное – есть, о чем подумать.
Текст местами суховат, но если тема интересна, то читается совсем неплохо. Хотя, конечно, многословные монологи про сущность власти, про религию, про грядущее мироустройство достаточно сильно утяжеляют написанное. Но в этом ведь основа сюжета, так что по-другому, видимо, никак.

Большой серьёзный и, возможно, даже фундаментальный роман Дмитрия Мережковского о последнем годе царствования императора Александра I. Т.е. автор не стал описывать нам весь период нахождения у власти Александра Павловича, а ввёл нас сразу в 1824 год. Когда остались позади почти 24 года принятия и исполнения непростых решений, причём как в международном поле, так и внутригосударственных, внутриполитических. Когда от бывшего едва ли не революционера и уж во всяком случае реформатора молодого Александра, жаждавшего привести народы России к счастью и к конституции, остались только малые крохи, а в реалии перед нами предстаёт немолодой (48-летний) умудрённый и жизненным, и царственным опытом муж. Когда уже ощущается усталость не только телесная, но и эмоциональная, да к тому же ещё и умственная. Когда нет лада в рядах придворных и приближённых, когда есть ощущение недовольства сделанным, но в гораздо большей степени не сделанным. И всё это на фоне слухов, а затем доносов и донесений о назревающем недовольстве среди офицеров и о готовящемся заговоре.

Дальше...

Однако в центре авторского внимания не только сам самодержец (причём его Мережковский показывает с самых разных сторон, от любящего отца и заботливого мужа до высшего чина российского самодержавия).
Довольно много места и времени отведено в романе императрице и супруге Александра — Елизавете Алексеевне — со всеми внутренними переживаниями женщины не только от государственных забот происходящими, но и просто как жены и подруги.
Другой большой и содержательный материал посвящён будущим декабристам — один из главных героев романа князь Голицын вхож в Северное общество, и мы вместе с ним знакомимся с Рылеевым и Кюхельбекером, Луниным и братьями Муравьёвыми, Каховским и Бестужевым, а из Южного общества — с Пестелем и некоторыми другими революционерами-заговорщиками. При этом особое внимание уделяет автор разногласиям в этой среде, вплоть до демонстрации противостояния северных и южных и несогласия их друг с другом.
Не оставлен без внимания и Аракчеев с его воинскими поселениями, а также архимандрит Фотий, ну и все прочие присные и влиятельные люди эпохи.

Огромной заслугой автора в этом романе мне кажется то, что Мережковский старается, насколько это возможно, приблизить читателя к главным героям книги, буквально впустить их в мир сокровенных мыслей и чувств, мечтаний и переживаний. Как будто порой на исповеди находишься…

Мощная книга. Глыбища!

Всю жизнь провел в дороге,
А умер в Таганроге.
Это про Александра Первого я помню всегда, потому как город Таганрог мне очень близок и важен. Хотелось бы что-то подобное сказать об истории данного императора, потому решила взять книгу Мережковского (стойкая нелюбовь и отторжение Толстого с его "Войной и миром" была привита еще в школе, а потому к книгам про этот период обращаюсь редко). У автора хороший русский язык, прекрасная проработка деталей, талант погружения в историческую реальность без пошлоты и натурализма (сегодня это невероятно ценно в свете традиций современных авторов упирать на варварскую дремучесть и буквально погружать в нечистоты). Повествование об Александре написано подробно и объемно. Это классно и здорово, несомненно позволяет увидеть эпоху первой четверти девятнадцатого века глазами интересного писателя, пусть и не современника, но внука современников. Александр Первый - человек, воспитанный в сложной атмосфере и психологической напряженности, это не могло не повлиять на его характер. Его вечная тактика понравится каждому, лавировать между каплями к концу правления возведена в абсолют, причем не кажется нерешительностью, нет, а именно чертой характера. Мучительный для него март 1801 года, под крестом которого он жил следующие двадцать четыре, дамоклов меч вины, ох как же, по мнению автор он ранимо воспринимал это. Семейная жизнь его не слишком отличалась от "нравственных" деяний прочих царствующих особ, но вот с детьми не сложилось - ни жена, ни любовница наследником его не одарили. У него были дочери, из которых дожила до объективно взрослого возраста одна, от любовницы. С ее жизнью мы тоже будем иметь возможность познакомиться. Специфичная семейная атмосфера, мягко говоря, удивительная.
Конец царствования, аккурат двести лет назад, 1823-1825 годы, этот период широкими мазками мы увидим в книге. Автор через целый ряд персонажей, хороших диалогов, ярких сцен, которые кажутся такими достоверными, будто бы он подглядел их вживую, показал внутренние настроения и течения среди дворянства, которые предшествовали известному восстанию декабристов. Как вы помните, оно было неудачным, удачное будет меньше, чем через сотню лет, но вот почему оно было неудачным, какие личности его организовывали, чем они дышали, и как к этом относился Александр в романе показано ясно. Мы сможем увидеть императора в разных сферах - каков он в общении с непосредственными подчиненными, с дочерью, женой, подданными. Кроме того, интересен взгляд на всю эту круговерть политико-историческую с женской точки зрения. Немного с позиции будущей жены декабриста посмотрим, и объемно - с позиции императрицы, не слишком счастливой женщины с довольно слабым характером. Да, и хотелось бы обратить внимание на такое наблюдение: хоть поведенческие реакции у людей такие же, но все же есть и отличия в восприятии. И женщины, и мужчины легче поддавались эмоциям, мне кажется, что сцены, где расчувствовавшиеся царедворцы по разным причинам проливают слезы многим нашим современникам будут удивительны и странны. Но тогда и в том контексте они не кажутся нелепыми, а дают представление о бушевавших чувствах. В романе много знакомых фамилий, и исторических деятелей, и литераторов, а иногда их комбинаций. Меня впечатлило, как автор показал например таких, как Крылов и Грибоедов - поистине сильное отличие человека и его литературных творений, когда представление о человеке на основе его трудов настолько не совпадает с его жизнью и поступками. Книга действительно хорошо соотносится с осенним чтением, атмосфера увядания, упадка, депрессии, ощущение тяжелых времен и беспросветности периодически просматривается. Что-то впереди у главных действующих лиц далее? Александр и Таганрог теперь связаны, а вот остальные свою участь еще не обрели -этому, как я понимаю, посвящена следующая книга трилогии.

Да, у Мережковского он таким и получился, хотя мог ли он быть другим? Ребенок, выросший разрываясь между бабушкой и отцом, с огромным желанием всем нравиться. Порывистый, увлекающийся и быстро остывающий, "враг труда" - не довел практически ничего из задуманных преобразований до внятной реализации, все слабенько, половинчато, пугливо. "Хотелось как лучше, а получилось.... как получилось". Не выглядит российский властелин ни сильным, ни могучим... намеренно отворачивался от правды, предпочитая радоваться Аракчеевским "потемкинским" деревням, за что ни брался - выходил пшик((. И такой же пшик - движение декабристов, киношная романтика в романе оказалась бравадой, пустословием и диктаторскими бреднями. Для всех ностальгирующих выдержка из планов декабристов:

Рылеев, Пестель, Бестужев, Юшневский, Муравьев..... Эти фамилии знакомы со школьной скамьи, как знакома и горькая участь, уготованная декабристам. Представители благородных фамилий, образованные, герои 12-го года, имеющие должности и хорошую карьеру, они затеяли эту игру, были готовы сложить головы на плахе. И то не один-два человека, это настоящее, большое движение, в котором приняло огромное количество людей. Зачем? Почему? И собственно - для чего? Во славу Отечества? Возможно. Потому что так продолжаться больше не может? Вполне объяснимо. Дух свободы? Европу освободили, а спаситель в неволе? Резонно, особенно учитывая т.н. аракчеевские поселения. Кстати, о последних. Это ж надо было до такого додуматься?! Но как все чинно-благородно показано государю, продемонстрирована сельская романтика и крестьянское счастье и радость. И главное - дороги, которые идеально-идеальные, поскольку ездить по ним может только государь, а это бывает... когда-то, но бывает. Идеи вольности, революционные взгляды, ветер перемен - все это было знакомо и самому императору Александру I, он сам этим был увлечен когда-то, да так, что возникшее тайное общество не трогал, считая себя ответственным за его возникновение.

Александр I, Елизавета Алексеевна, Мария Феодоровна... Представители царской фамилии, в жилах которых течет царская кровь. Против кого, собственно, и зрел заговор. Александр I и Елизавета Алексеевна - это не просто венценосная семья, прежде всего это семейная пара, в которой каждый из них человек со своими радостями и горестями, страхами и надеждами, любовью и страданиями. Как это - всю жизнь быть тенью своего мужа? Даже не сколько тенью, сколько просто другом, к которому обращаются, когда тяжело. Как это, быть человеком, который сомневается жить, не спешит наслаждаться жизнью и не радуется ей? Это прежде всего отличало Елизавету Алексеевну от Марии Феодоровны, матери русского императора, которая любила жизнь, наслаждалась ею и, не задумываясь, рожала детей (последнее ей особо хорошо удавалось по мнению ее свекрови - Екатерины Великой). Главы, посвященные Елизавете Алексеевне, очень душевные, трогательные. Впрочем, как и главы о самом императоре. Да и о декабристах автор тоже пишет душевно, трогательно и честно. Он показывает читателю историю, людей, живых людей, но не навязывает своего мнения, своего видения, своей оценки событиям. Возможно, он также задавал себе вопросы, которые задает и читатель,но на на которые, собственно, он и не нашел ответа. Что же такое Царство Зверя? И как его побороть?

Кстати, религиозная тема очень интересна. Бог на земле есть царь. Не кощунство ли??? Так не должно быть! - и православные, и атеисты, и католики сошлись в одном. Ага, формулировка так важна, особенно для иезуитов, у которых был свой план на этот счет. Противостояние религиозных направлений - весьма занятная тема. Особенно показательно, как духовенство стремилось избавиться от Голицына, но получив взамен Аракчеева, поняло всю глупость своих устремлений и "игр". Впрочем, очень метко о духовенстве устами императора сказано:

Очень качественный исторический роман, написанный красивым, богатым русским языком, образным, с аллегориями. Роман атмосфрен, погружает в саму эпоху, когда живешь чаяниями, страданиями, мечтами и устремлениями героев. И неожиданно оказываешься на последней странице... с метелью и героями-будущими декабристами, полными радости и предстоящей скорби...

Необычная книга. Это скорее погружение в мир чувств, мыслей и переживаний без какой-либо динамики, нежели классический исторический роман. Последний год царствования Александра I. Уставший от всего и всех император терзается виной за гибель отца и тяготится своим положением. Декабристы так же вяло плетут свой бесполезный заговор. Придворные строят козни. И так на протяжении почти 600 страниц.
Если вы знакомы с основными событиями этого периода, то ничего нового для себя не найдете. Книга скорее представляет интерес как масштабное психологическое полотно, где души всей прорвы действующих лиц разбираются по косточкам. Сами герои показаны не только с политической стороны. Мы увидим их в деловой и домашней обстановке, в минуты триумфа и поражения.
Все имена знакомы, автор старается следовать исторической канве, но произведение художественное и местами он явно симпатизирует декабристам и с презрением относится к царю. (Царство Зверя же ж, как никак). Последний у Мережковского вышел теленок теленком, слабым безвольным ребенком. Но тут стоит учитывать, что сам автор родился спустя всего 40 лет после декабрьского восстания, был крайне вольнодумен и даже приветствовал февральский переворот. Однако что-то пошло не так и уже в 1919 году он пустился в эмиграцию. Так что, революцию мы приветствуем, но это должна быть кого надо революция и какая надо, а какая получилась - не надо. Поэтому и книгу я читала с некоторой долей скептицизма, отмечая предвзятость автора и его нелюбовь к монархии как институту.
Из всех действующих лиц больше всего зацепил Аракчеев. Фигура одиозная, царский фаворит, но про него я почти ничего не знаю, поэтому следить за ним было интересно. При жизни его или любили или ненавидели. Второе - чаще. Причем ненависть была лютая и, надо сказать, основания для нее имелись. Очень подробно описана жизнь в военных поселениях и годы "аракчеевщины" в России.
Но если посмотреть шире, то у Мережковского и нет положительных героев. Все со временем начинают вызывать какое-то отвращение и раздражение. А если не начинают, так автор об этом позаботится, наградив каждого должными эпитетами. В общем, сплошная гниль и мука.
А вот показательный кусочек из разговора наших рЭволюционеров:

Если брать художественную часть, то придраться не к чему. Читатель буквально стоит за спиной у героев и заглядывает им в голову, в мысли, в чувства. Очень здорово описано наводнение. Почти как у Пушкина:

Читать стоит тем, кто уже знает основную канву исторических событий и знаком с героями и их судьбами, но хочет больше погрузиться в атмосферу, как бы поприсутствовать невидимым свидетелем.

Книгу можно поделить на две воображаемые части: главы о страданиях декабристов по поводу существования царя чередуются с главами о страданиях царя из-за существования декабристов. Я грубо выражаюсь, у Мережковского всё трагично и возвышенно. В наш испорченный век кажется, отчего бы заговорщикам не воплотить свой легкий в исполнении план убийства самодержца, а царю бы их не арестовать? Всё ж просто, homo homini lupus est. Но! Совесть не позволяла. Александр I, в молодости бывший проводником либеральных идей в большую политику, пресечение заговора приравнивал к детоубийству. Создатели же Тайных Обществ, как и он, терзались множеством вопросов, связанных с совестью, причем каждый по-своему. Заостренный с двух концов кол повис меж ними впивался всё глубже с каждым движением, с каждой мыслью. Идти навстречу нельзя, расходиться - уже поздно.
Оказывается, есть такое направление - мережковедение. Я не мережковед, я лишь в границах разумного владею знаниями в области нашей истории и немножко помню суть философских исканий начала XX века. Люди диссертации и докторские защищают на эти темы, размышляют годами. Не льщу себе и не лелею надежд: вот пришла я и сейчас все разложу по полочкам. Просто пока я хоть что-нибудь не напишу, эта книга меня не отпустит.

В критике романа говорится, что он "сырой, недоделанный". Не заметила. Может быть, потому что на стыках, сквозь расползающийся текст о колебаниях девятнадцатого века отчетливо были видны терзания века двадцатого. Что с точки зрения современной позиции тоже уже история. Сейчас ощущается так: будто в глубину живого организма предреволюционной России, в бреду вспоминающей муки столетней давности, погружен ртутный термометр и видно, как столбик зашкаливает, ему не хватает делений и ядовитое содержимое стремится выплеснуться. Лучше всего термометр отразит состояние такого организма, если разобьется.
Эстетика произведения, мелодия фраз и ритм повторений зачаровывают надолго. Начинаешь думать по-мережковски, строить фразы по-мережковски...

Вот примерно так и начинаешь выражаться.
Брр.

Лучше всего термометр отразит состояние такого организма, если разобьется.
Разобьется на сто осколков, которые пролетят прозрачными птицами под заупокойной пустотой неба. На тысячу мельчайших частиц, что рассыпятся снежным покровом над белой, слепой землей. И останется от него лишь бесполезная планка с делениями и ртутный шарик, похожий на свинцовую пулю.

Продолжить чтение...

Диалоги низвергались водопадом; женские образы (особенно положительные - императрица Елизавета Алексеевна и дочь Александра I и Марии Нарышкиной Софья, да и остальные тоже) - безупречны, на главах об Александре I отдыхала душа. Но, если приглядеться, кажется, что автор пишет о себе. То есть, он пишет не о том, как думали и чувствовали себя Голицын, Рылеев, Каховский, Бестужев, Пестель, а о том, как бы думал и чувствовал Мережковский, если бы он был Голицыным, Рылеевым, Каховским, Пестелем... В Александре этого, авторского - меньше, в декабристах - больше. Такое ощущение, что Мережковский отражается во множестве зеркал и сам себе задает вопросы, на которые сам же не знает ответов. Он разделился, разбился на множество лиц и сам в себе несоединенный.

Хорошие, умные цитаты принадлежат разным героям, говорятся в разное время и половина из них отвергается автором... В одном месте отвергается, а в другом - наоборот, утверждается. Если прочитать эти фразы подряд - получается логично и разумно, но в том виде, в каком они рассыпаны по тексту, - безумие.

Нельзя бежать, надо испить чашу до дна, понять чужое безумие, хотя бы самому рассудка лишиться.
Может быть, я не до конца испила эту чашу, наверное потому, что в мои планы не входило лишиться рассудка на данном жизненном этапе. Может быть, при другом исходе мне давно было бы всё ясно. Но я, хоть тресни, не понимаю, каким образом декабристы, а главное автор, решили для себя вопрос с истреблением земного Бога, как соединили в себе это явное зло со стремлением к всеобщему благу. Единой нитью через всё произведение проходит это: "Когда главою церкви, вместо Христа, объявили самодержца Российского, человека сделали Богом, – кощунство из кощунств, мерзость из мерзостей! – где вы были тогда, где была свобода ваша?" И этот укор я понимаю, "не сотвори себе кумира". Но не понимаю, как эти умные, одухотворенные люди в своих головах помирили свою легковесную детскую болтовню и пудовую тяжесть кровопролитья.

Они действительно поняли?

"Все спутано, все смешано… Это и значит – убивать с Богом, убивать, любя… Так что ли?" - недоумевая, спрашивает сам себя Пестель в романе. Убивать, любя; убивать, желая всеобщего счастья; убивать с верой в Божье благословение убийства и в помощь свыше! Право, господа, так и действительно свихнуться недолго. Лютая инквизиция в революционном ореоле или что-то вроде этого.
Теперь мне в голову приходит мысль: что бы было, если б такие люди, как Мережковский, рассуждали иначе? Если бы они в свое время додумались, как поднять уровень самосознания народного, распространять культуру и науку без того, чтоб разрушать старый мир до основания? Если бы они успели, "пока не началось"? Пока вместо, по их мнению, - Царства Зверя, - не поднялось нечто более страшное и уродливое, от чего пришлось бежать, покидая родную землю? История, конечно, не желает знать сослагательных наклонений. Это всё вопрос сложной философии автора, в которой религия и революция идут рука об руку. В моем сознании это вообще не умещается, как не умещался когда-то "в белом венчике из роз - впереди - Иисус Христос" у Блока. Тогда мне казалось, что "двенадцать" на самом деле - это конвой, ведущий Его на новую Голгофу, а кровавый флаг - новый крест. Как-то так.

Если вы разбираетесь в этих темах, вам близки и интересные подобные вопросы, и вы еще не читали «Александра I» - читайте смело, вам будет проще, чем мне. А у меня на очереди отдых и ещё два романа трилогии - «Павел I» и «14 декабря».

Он сдесь бывал, еще не в галифе,
В пальто из драпа, сдержанный, сутулый,
Арестом завсегдатаев кафе,
Покончив после с мировой культурой,
Он этим как-бы отомстил, не им,
Но Времени...
"Одному тирану" Бродский

Александр Павлович тираном не был и осанка у государя превосходная, и уж конечно, драповых пальто не носил - только шинели, тончайшего английского сукна. А главное - никого из завсегдатаев этого кафе так и не арестовал. Вот вы знали, что Александр Христофорович Бенкендорф докладывал августейшему тезке о заговоре за четыре года до восстания декабристов? Отчего император, зная, не принял упреждающих мер? История не терпит сослагательного наклонения, но пресекли бы вовремя арестами и/или ссылками, глядишь - не случилось бы восстания Декабристов, они не разбудили бы Герцена, он не развернул агитации и вся революционная машина, не получивши угля в топку, заглохла бы.

Ты что же, против революции? Конечно, я за эволюцию, революция пожирает своих детей и ведет к худшей тирании, чем та, против которой была направлена - замечено давно и не мной. Однако вернемся к нашему герою. Россия не знала царя, более любимого народом, чем Александр I. Государь-батюшка, Красное Солнышко; освободитель земли русской от супостата Буонапарте; он и после смерти ("Всю жизнь свою провел в дороге. Простыл и умер в Таганроге" Пушкин) тотчас сделался героем апокрифа о тихом отречении, дабы молить Господа под видом святого старца Федора Кузьмича за всех нас, грешных.

Так почему все-таки не обезглавил заговор, зная о нем? О том и написан сей отменно скучный, с трудом читаемый, невыносимо сентиментальный, удручающе подробный на полтыщи страниц роман. О мести Времени, только не о человеке, отмстившем времени, а с точностью до наоборот, о времени, отомстившем человеку. По версии Мережковского, Александр I, ратовавший в юности за права, свободы и вольности, спустя четверть века совершенно стал частью государственной машины подавления; отрекся, придавленный бременем власти, от прежних убеждений; предал вверенную державу в руки монстра Аракчеева. А свои дни посвятил, большей частью, рефлексиям по поводу отцеубийства и мыслям о том, что, вправе ли я наказывать этих молодых людей за то, в чем пример сам подавал, будучи молод?

Может так оно и было, нам с вами не попасть в то время, те обстоятельства и не облачиться в царственный порфир, чтобы составить совсем уж точное впечатление. А может Дмитрий Сергеевич спроецировал на фигуру героя собственные проблемы взаимоотношений с отцом, что представляется весьма вероятным. Но так или иначе, роман есть и это портретная галерея с подробно (иногда излишне подробно) описанным извилистым внутренним миром и биографическими обстоятельствами большинства ключевых политических фигур того времени.

И это энциклопедия всевозможных сект и ересей, буйным цветом расцветших в тогдашней атмосфере религиозного либерализма. Позиция царя: "Лучше, чтобы молились каким бы то ни было образом. нежели вовсе не молились" обеспечила бесперебойный приток иностранных проповедников всех толков, да и собственные голову подняли. Герой, глазами которого читатель следит за происходящим - князь Валериан Михайлович Голицын, фигура, идеально подходящая на роль наблюдателя, вовлекаемого во многие, порой диаметрально противоположные группы.

По праву рождения и в силу детской влюбленности в Софью Нарышкину (единственную выжившую дочь императора), он близок к царской семье; проведенные за границей годы способствовали либерализму убеждений; вхожесть в круг высшего офицерства привела в ряды заговорщиков. а духовные искания провели через многие эзотерические круги. К достоинствам книги можно отнести чрезвычайно подробную хронологию заговора, почти протокольную точность заседаний. К недостаткам - нудность и нехороший, воля ваша, язык, приводящий на память Сологуба, но не Брюсова.

Пожалуй, еще одно. За деревьями не видно здесь леса, молох государственной власти, глубокая порочность (или наоборот, единственная приемлемая для России форма правления - докажите мне это и я. возможно, соглашусь) самодержавия остается за рамками восприятия. Тонет в бесконечных подробностях этого масштабного сочинения.