Полное собрание сочинений в 30 томах. Том 5. Повести и рассказы 1862 — 1866 гг. Игрок

Практически все книги имеют дополнительные характеристики, которые не связаны с литературными понятиями. Среди таких можно назвать цвет, вкус, мелодию, темп и многое другое. Не всегда возможно уловить ощущениями их все, иногда даже не удается зацепится за хотя бы одну. Временами мне кажется, что всего названого в книгах нет и в помине, что это только результат больного восприятия. Пускай... благодаря этим дополнительным характеристикам я имею возможность более точно запоминать и идентифицировать определенные книги среди множества других.

"Игрок" в этом плане - совсем нехарактерный роман среди остального творчества Достоевского. Прежде всего, он легковесный в плане объема. Здесь нет ощущения монументальности, которое выражается в желании часто и ненадолго откладывать книгу, чтобы поразмыслить о недавно прочитанном. Но зато эта легковесность дает почву для создания второй нехарактерной черты - высокой скорости повествования. Дни меняют дни, годы ускользают за несколькими страницами... вместе с сильной эмоциональностью это не отпускает читателя ни на мгновение. Где тут отложишь книгу и немного поразмыслишь?

Как не парадоксально, эта нехарактерность для романов Достоевского очень характерна и близка именно для описания истории об игроке. Круговорот рулетки автоматически ускоряет жизнь человека, поддавшегося на такую страсть. Бытие заменяется процессом игры, в памяти остаются только моменты сильных потрясений - крупных побед или проигрышей. Цель установляется сразу - некий абсолютный выигрыш, который становится невозможным через все возрастающие запросы. Разве может найти удовлетворение игра с судьбой? Единственный способ вырваться из игры - остановится, пойти против высокой скорости. Но, как показывает практика, остановка - это только передышка перед будущим движением.

Знакома с многими работами сего гения. А эта как-то не впечатлила. Ну ей-богу что за мораль такая "быть азартным ай-яй-яй". Хотя как сама читала про эти выигранные сто тысяч и самой захотелось в такое заведеньице-с зайти разочек. Как говорится

.

Но с этим никогда самолично не сталкивалась, всё для меня вышло презабавной историей. Но мысль правдива и касается не только азартных игр

История не большая, очень любопытная, персонажи все с характером. Удачной игры, господа и дамы.

Потрясающий роман! Я проглотила его на одном дыхании и захотелось прочитать всё, что есть, у Достоевского.
Как же он искренне и захватывающе пишет! Одни сплошные чувства, словно вдохнула... закончилась книга... и выдохнула.
Всю на одном вдохе проглотила.

Даже не возникает вопроса - симпатичен ли кто-то из героев? Никто не стремится нравиться, да и Достоевский не ставит целью какого-то героя сделать хорошим или привлекательным. Он обнажает все чувства и истинные мотивы каждого, что в итоге срыв масок превращается уже в какой-то адский фарс.

Почти весь сюжет завязан на связке любовь-меркантильные интересы-деньги.
И крутится со всех сторон. Кто-то любит того, кому нужны только деньги. Кто-то любит того, кто любит того, кому нужны деньги.
И ему кажется, что получив деньги, он получит любовь того, кто любит того, кому нужны деньги.
Где-то я в реальности это видела и не один раз.
В итоге все гонятся за деньгами - кто-то просто ради самих денег, а кто-то для того, чтобы потом за эти деньги получить любовь того, кому нужны деньги.

Невозможно передать словами, какой образ впечатлил сильнее: la babulinka, конечно, самая колоритная показалась.
Но каждый персонаж ярок и интересен.
А вот любовь Алексея к Полине просто потрясла, учитывая то, что это ещё и реальная история любви.
"Исповедь мазохиста" - я бы назвала эту любовь... мучительная любовь.

И после прочтения романа у меня остался огромный вопрос: что за искания у Достоевского были с деньгами?!
Любопытство это осталось без ответа.

А ведь их не так мало - таких же странных существ, образ мыслей которых сложно понять нормальному человеку. Культивируя собственное ничтожество, они страдают и затравленно озирают окружающее. Их цели странны и смешны - а для них они самое ценное,самое важное в жизни. Их мечты и достижения - повседневность всякого иного.

Как же такое получается с людьми? Почему? Сколько серых и незаметных подобных герою созданий с жадной завистью взирают из подполья на нашу жизнь? Мало ли, на что они все-таки могут решиться когда-нибудь.

Но ведь мы все равно никогда таких не заметим. Они покрыты плащами-невидимками собственного ничтожества, самостоятельно сплетенными с тщательной старательностью сумасшедших...

Штож. Этот рассказ \ книгу я встретила в аудио формате. включив запись по дороге на работу, я на пол метро издала стон. потому что очередное нытье было слушать выше моих сил. А еще озвучка такая, проникновенная, что меня прямо корежило. и я мысленно уже удаляла аудиодорожку с телефона, что бы не портить свой аппарат этой мерзостью
Приехав на работу, зашла на Ливлиб, что бы отметить минимальным количеством звезд произведение, решилась сначала прочитать рецензии. и наткнулась на пост skerty2015, опубликованный немного ранее. и решила дать этому произведению второй шанс.
и знаете что?
это было верное решение! да, начало неоднозначное. но с остальной части я так хохотала почему то. Очень рекомендую!

Однажды в отпуске я подсунул Гроку свои дневниковые записи на предмет литературного анализа. Тот заявил, что лирический герой напоминает ему подпольного человека Достоевского. Мне это польстило, но с произведением я знаком не был. Пришлось наверстывать. А вдруг правду говорит шельма кремниевая?

Прочитал и вот что скажу. Роман состоит из двух частей. Первая далась мне трудно. В ней ничего не происходит: всю дорогу подпольный человек только и делает, что мусолит по кругу сначала одну тему, потом другую, затем третью. И ладно бы он говорил что-то, что заставило бы залипнуть на одной букве на полчаса (как с ницшеанским Заратустрой , например) — нет, это просто какой-то бред бедолаги, который от одиночества начал немного «отъезжать». Особенно меня раздражали и вводили в состояние дефицита внимания его рассуждения «о человеческой выгоде». «Борис, ты не прав!» — хотелось возразить ему. И так бы я не выдержал подобного издевательства над собой и бросил чтение, но во второй части появилась какая-никакая драматургия: классик решил столкнуть нашего унылого философа с внешним миром. Миром, впрочем, довольно вялым и вполне обыденным, скажем прямо, но на фоне шизоидной первой части и этого было достаточно, чтобы реанимировать мой интерес. Здесь я и правда стал узнавать брата Колю — то, на что намекал Грок. И я имею в виду не сюжетные параллели, а сходство в ответной реакции человека на столкновения с социумом — уход во внутренние лабиринты вместо активных действий снаружи. Правда, до подпольщика мне еще расти и расти. Например, нечто похожее на эпизод с офицером случилось и со мной — но я так не зацикливался на этом: ну, было и было, чего бухтеть-то.

Кстати, именно во второй части до меня дошло, почему именно это произведение, как утверждается, повлияло на творчество Кафки . Здесь те же бесконечные руминации, длинные сомнения, гипотетические «а если бы». Те же нелепые монологи минут на пять, замаскированные под диалоги — в реальной жизни, если собеседник не пуляет в тебя репликой так долго, то он либо немного умер, либо сдувшийся футбольный мяч с нарисованным лицом. У обоих авторов происходящее не суть важно — балом правят мысли одного конкретного героя, которые замкнутыми петлями накидываются на его условные перемещения из точки А в точку Б. Они, эти мысли, и есть фабула, и они в совокупности создают ту самую атмосферу тревоги, ради которой все это и писалось. Разница в экспрессии: если кафкианские коридоры условны, абсурдны и по-холодному отчужденные, то в «Записках» локации предельно осязаемы и приземлены, как в газете или милицейском протоколе: шел мокрый снег, Петербург, у Пяти Углов. Вот только подпольный индивид, помещенный в эти стены, молча орет от боли, стиснув зубы, тогда как кафкианский среднестатистический белый мужчина недоуменно пожимает плечами, попутно чувствуя вину без вины и отбиваясь от прилипчивых барышень. Кроме того, как и все крупные произведения Кафки, «Записки» так же ничем не заканчиваются, как бы намекая, что все может и дальше тем же макаром идти по кругу, уходя в спираль гнетущей безысходности, потому что никакого катарсиса не будет и вообще, его быть не должно по задумке. Только в отличие от Франца Германовича, который хитро делал вид, что не дописал (но мы ведь ему не верим, правда?), Достоевский финалит заставкой из Ералаша: дескать, общий смысл вы уловили, мальчишки и девчонки, а подпольный человечек-тот продолжил строчить, просто я вас пожалел. Спасибо, Федор Михалыч, за честность.

И вот что интересно — в этом, наверное, прелесть классической литературы. Несмотря на то, что роман читался тяжело, месяца через полтора ко мне стали приходить разные мысли. Как будто книжица, сделав мне лоботомию без анестезии, посадила в мозг семечку, и из нее спустя время выросло небольшое растение. И я этому рад. Вот только бы не было так больно в процессе посадки.