Если бы я была королевой... Дневник

Море весь день было восхитительного цвета. Такие тонкие серые тона!

Когда мною овладевает лихорадка чтения, я прихожу в какое-то бешенство, и мне кажется, что никогда не прочту я всего, что нужно; я бы хотела все знать, голова моя готова лопнуть, я снова словно окутываюсь плащом пепла и хаоса.

20 октября. Вот уже два дня, как постель моя в большой гостиной, но она разгорожена ширмами, табуретами, роялем, так что совсем незаметно... Мне слишком трудно подниматься по лестнице.

(На этом кончается дневник. Мария Башкирцева умерла одиннадцать дней спустя, 31 октября 1884 года).

Мне хотелось бы ехать в деревню, в настоящую деревню, где нет никого, но и этого мало. Истинным счастьем была бы возможность удаляться время от времени в необитаемую страну, на острова, где растут большие неизвестные деревья, к Полю и Виржинии.

Я завтракала в мастерской: мне принесли завтрак из дома, потому что я рассчитала, что, отправляясь для этого домой, я каждый день теряю по целому часу; а это составляет 6 часов, т. е. целый день работы в неделю = четыре дня в месяц = сорок восемь дней в год.

Погода такая чудесная — настоящая весна; а это чувствуется так сильно, как только возможно в Париже, где даже в самых прелестных уголках парка, под деревьями, полными таинственной поэзии, всегда можно встретить какого-нибудь приказчика с обязательным засученным белым передником.

Провести зиму в Париже? О! Нет!

На площади Большого театра прогуливаются целые стаи серых голубей; они нисколько не боятся экипажей, которые проезжают почти рядом с ними, не пугая их. Знаете, русские не едят этих птиц, потому что Дух Святой явился в виде голубя.

Философские книги потрясают меня. Это продукты воображения, переворачивающие все вверх дном. Читая много, со временем я к ним привыкну, но теперь у меня дух захватывает.

Сейчас, выходя из своей уборной, я суеверно испугалась. Я увидела сбоку женщину в длинном белом платье, со свечой в руке, грустно наклоненной головой, похожую на призрак немецких легенд. Разуверьтесь, это было не что иное, как мое отражение в зеркале.