Собрание сочинений в 8 томах. Том 6. Время жить и время умирать. Жизнь взаймы

— Все мы людоеды.
— Почему?
— Потому что так оно и есть. Мы, как и он, воображаем, что мы хорошие. И нам, как ему, хочется немножко тепла, и света, и дружбы.

Тогда он вдруг начал думать. И многие другие тоже. Да и как тут не задуматься! Пока они побеждали, все было в порядке, а того, что не было в порядке, можно было и не замечать или оправдывать великой целью.

— в париже у меня дядя. там и буду жить.
— у дяди?
— в париже.

— ты хочешь, чтобы я осталась с тобой.
— я хочу, чтобы ты осталась здесь. это не одно и то же.
я тоже лгу, думал он. разумеется, я хочу, чтобы она осталась именно со мной, она единственное, последнее, что у меня есть, для меня весь свет на этой деревушке клином сошёлся, я почти всех местных жителей наперечет знаю, это теперь мой мир, и она – единственное, что мне от этого мира надо, я не могу, не в силах ее потерять. я уже ее потерял.

мы обречены смертью. но мы такие не одни. остальные тоже обречены. все! все поголовно! просто мы сознаем это. а другие нет.

- Нет, Эрнст. Мы потеряли меру. Десять лет нас держали в изоляции - в изоляции ужасной, вопиющей, бесчеловечной и смехотворной заносчивости. Нас объявили расой господ, народом, которому другие должны служить как рабы. - Он горько засмеялся. - Раса господ... подчиняться каждому дураку, каждому шарлатану, каждому приказу, - при чем тут раса господ?

Когда шахматист играет против десяти  партнёров сразу,он ведь тоже, по сути дела,разыгрывает лишь одну партию — свою собственную

Хольфман рассмеялся.

— Какая у тебя мрачная фантазия. 

Клерфэ покачал головой. 

— Фантазия? У меня мрачный опыт.

Фейерверк погас. Зачем рыться в золе? 

Умереть, оказывается, проще, чем быть мертвым