Иностранка

Марусе было жалко Диму. Она испытывала угрызения совести. Она говорила:

– Хочешь, я познакомлю тебя с какой-нибудь девицей?

Дима удивленно спрашивал:

– На предмет чего?..

Барри Тарасевич продолжал:
— Не пишите, что Москва исступленно бряцает оружием. Что кремлевские геронтократы держат склеротический палец…
Я перебил его:
— На спусковом крючке войны?
— Откуда вы знаете?
— Я десять лет писал это в советских газетах.
— О кремлевских геронтократах?
— Нет, о ястребах из Пентагона.

Наедине с Тасей я проклинал ее друзей. Встречаясь с ними, был подчеркнуто любезен. Давно замечено: что-то принуждает мужчину быть особенно деликатным с воображаемыми любовниками его жены.

Я шел домой и почему-то чувствовал себя несчастным. Мне хотелось выпить, но уже как следует.
Как только я увидел дочку, все это прошло.

"Что все это значит? Кто я и откуда? Ради чего здесь нахожусь?"

За двенадцать лет жизни в Америке он приобрел единственную книгу. Заглавие у книги было выразительное. А именно – "Как потратить триста долларов на завтрак"…

Счастье было для них естественно и органично, как здоровье. Им казалось, что всяческие неприятности - удел больных людей.

Через минуту зазвенели рюмки, чашки и стаканы. Выпивали из чего придется. Лернер громко крикнул:
— С днем рожденья!
Маруся от смущения произнесла:
— Вас также…

Лоло был ростом с курицу. Он был зеленый, с рыжим хохолком, оранжевыми пейсами и черным ястребиным клювом. Его семитский профиль выражал негодование. Склонив немного голову, он двигался вразвалку, часто расправляя крылья.
С кресла он перешагнул на этажерку. С этажерки - на торшер. Оттуда тяжело перелетел на люстру. С люстры - на карниз. Затем вниз головой спустился по оконной шторе. Ступил на крышку телевизора. Присел. На лакированной поверхности возникла убедительная кучка.

Всех удивил правозащитник Караваев. Он явился неопохмелившийся и мрачный. Захотел устроить в честь Маруси Татарович небольшое личное самосожжение. Буквально возле Мусиного лифта. Караваева успели потушить французским бренди "Люамель". Зеленый синтетический пиджак его, как выяснилось, был огнеупорным.
Караваев понемногу успокоился и вежливо спросил:

• Нельзя ли потушить меня внутри?