The Nix

ей придется выполнить очередное дурацкое задание по очередному дурацкому предмету, “Введение в литературу”, одному из пяти курсов, на которые она записалась в этом семестре: все они, по мнению Лоры, были полной фигней. Идиотизм, пустая болтовня, которая не имеет никакого отношения к реальной жизни: вот что она думала про университетские предметы. А под “реальной жизнью” понимала задания, которые ей будут поручать после того, как она закончит университет бакалавром бизнеса, и о которых она пока что даже близко не догадывается, потому что еще не прослушала продвинутые курсы по маркетингу и коммуникациям, не проходила практику, нигде не работала “по-настоящему”, не считая подработки в старших классах школы, когда по вечерам стояла за прилавком с сувенирами в кинотеатре второго экрана, где и усвоила несколько важных правил поведения в коллективе, которым научил ее тридцатидвухлетний младший менеджер, любивший задержаться после работы, чтобы покурить травы и поиграть в покер на раздевание со смазливыми школьницами, которых неизменно брал на работу, так что Лоре приходилось виться ужом, чтобы и травы отсыпали, и не пришлось делать ничего такого, из-за чего назавтра было бы стыдно показаться ему на глаза. И плевать, что никакого другого “опыта работы” (цитата, конец цитаты) у нее не было: Лора все равно верила, что для дальнейшей успешной карьеры в маркетинге и коммуникациях ей не понадобится вся эта хрень, которую она учит в университете.

Типа “Гамлета”. Она пыталась его читать, пыталась хоть как-то сформулировать мысли и написать по нему сочинение, но сейчас ее куда больше занимала пригоршня скрепок. Лора подбрасывала их в воздух и смотрела, как они падают и разлетаются по линолеуму. Уж всяко интереснее, чем “Гамлета” читать. Скрепки хоть и одинаковые, а падают по-разному: прыгают во все стороны. Почему они не прыгают одинаково? Почему не падают в одном и том же месте? А еще они так прикольно щелкают об пол. За последние несколько минут Лора подбросила скрепки в воздух раз пятнадцать, если не все двадцать, лишь бы “Гамлета” не читать (да, она это понимала), как вдруг звякнул ее телефон. Новое сообщение!

Компьютеры есть за каждым столом в каждом классе, и школа хвастается этим во всех рекламных рассылках родителям: “Наш университет полностью компьютеризирован! Мы готовим студентов к жизни в XXI веке!” А вот Сэмюэлу кажется, что университет учит их тихо сидеть и притворяться, будто работают. Напускать на себя сосредоточенный вид, хотя на самом деле они проверяют счет спортивных соревнований, электронную почту, смотрят видео в интернете или просто тупят. Если подумать, это самое важное, чему их может научить университет, и этот урок наверняка пригодится им в работе: как тихо сидеть за столом, лазить по интернету и не сойти с ума.

... граффитисты рисовали всякую ерунду. Например, снова и снова писали свое имя, все крупнее, объемнее, красочнее. Как сети закусочных, понатыкавшие по всей стране щиты со своими названиями. Такая самореклама. Чтобы не забывали. Ведь авторы писали свои имена на стенах вовсе не потому, что им отчаянно хотелось что-то сказать. Они всего-навсего рекламировали свой бренд. Рисковали жизнью, пробирались в запретные места для того лишь, чтобы создать нечто такое, что органично впишется в господствующую блевотную эстетику. Тоска смертная, в общем. Ниспровергли даже тех, кто пытался ниспровергнуть авторитеты…

... поле недавно вспахали и засеяли, и теперь оно похоже на волнистое одеяло черной, влажной, скользкой земли. Когда осенью в школе начнутся занятия, в поле замаячат крепкие прямые стебли с початками кукурузы, потом их срубят, подрежут почти под самый корень, и они бессильно рухнут на землю. Фэй ждет, когда оркестр заиграет, и думает об этом, об уборке урожая, о том, что в пору жатвы ей всегда отчего-то грустно, что посевные поля в ноябре похожи на поля битв, на которых белеют костяные обрубки растений, и острые кукурузные стебли торчат из земли, точно полузарытые мослы.