Приключения Эмиля из Лённеберги

Многие тетради измялись, разорвались, но все они сохранились, кроме тех трёх, которые Эмиль попытался отдать своей учительнице. Но, так как она наотрез от них отказалась, Эмиль разобрал эти тетрадки по листочкам, сделал бумажные кораблики, пустил всю флотилию по ручью, и больше их никто никогда не видел.
А учительница никак не могла понять, почему она должна взять у Эмиля какие-то исписанные тетрадки.
— Зачем они мне? Объясни! — допытывалась она.
— Чтобы учить детей не быть на меня похожими, — не задумываясь ответил Эмиль.
Да-да. Эмиль отлично понимал, какой он скверный мальчишка, а если когда-нибудь и забывал, то Лина никогда не упускала случая ему это напомнить.

В этот день на хуторе Катхульт ждали родственников с хутора Ингаторп. Но как Свенсонам принять гостей после пира, который устроил Эмиль старикам и старухам из приюта? В доме хоть шаром покати! Впрочем, свинина с картошкой, да ещё в луковом соусе, — такое блюдо не стыдно подать и самому королю!
Но после отъезда родственников мама всё же написала в заветной синей тетрадке: «Бедный мальчик, он весь день просидел в сарае. Конечно, он очень добрый, но, может быть, он всё-таки чуть-чуть тронутый».
Листок этот был весь в пятнах, словно на него капали слёзы.

— Перестань, Альфред, — произнёс Эмиль с укоризной. — Будь повежливей с Командиршей… Пошли за лестницей!
Они спустили лестницу в волчью яму. Командирша с рёвом выбралась наверх и как полоумная бросилась бежать из Катхульта, только пятки засверкали. Ноги её больше не будет на этом хуторе! Поднявшись на пригорок, она обернулась и закричала:
— Я взяла эту паршивую колбасу, я, да простит меня Бог! Но потом у меня это из головы вылетело… Клянусь, забыла!..
— Вот, вот! — крикнул ей Эмиль. — Забывчивым очень полезно посидеть в волчьей яме — сразу память возвращается! Рыть волчьи ямы совсем не глупая затея!
Всю дорогу до приюта Командирша бежала не останавливаясь. Войдя в дом, она никак не могла отдышаться. Все её подопечные давно уже спали на своих жалких коечках. И больше всего Командирше хотелось, чтобы никто из них сейчас не проснулся. Поэтому она вошла в комнату на цыпочках, крадучись. В жизни она ещё не ходила так бесшумно!
Все старики и старухи были целы и невредимы. Командирша на всякий случай их пересчитала — да, все на своих местах. Но тут она вдруг бросила взгляд на столик у кровати Амалии и обомлела… О ужас!.. Она увидела настоящее привидение… Сомнений быть не могло — привидение, хоть и очень похожее на поросёнка… Ах, каким оно было страшным в лунном свете!..
Пережить столько за один вечер оказалось явно не под силу Командирше — она глубоко вздохнула и как подкошенная рухнула на пол. Так лежала она без чувств, не проявляя никаких признаков жизни, пока не взошло солнце и не заглянуло в окно приюта для бедных и престарелых.

— Эй, Альфред, Ида, идите сюда! — крикнул Эмиль. — Хотите поглядеть на самого жестокого зверя? Ух какой лохматый!
И вот они уже втроём стоят над волчьей ямой и глядят на Командиршу. В серой шерстяной шали она и впрямь похожа на матёрого волка.
— Эмиль, а Эмиль, — тихонько позвала сестрёнка Ида, — а она вправду не оборотень?
— Оборотень и есть! — сказал Эмиль. — Злая старая волчица-оборотень. Из всех волков такие самые злобные…
— Точно, — подхватил Альфред. — Не только самые злобные, но и самые прожорливые.
— Глядите на неё! — сказал Эмиль. — Как отъелась! Поживилась, и будет! Альфред, тащи-ка сюда мой ружарик!
— Да что ты, милый Эмиль! — взвыла Командирша дурным голосом. — Неужто ты меня не узнаёшь?
Она перепугалась до полусмерти, когда Эмиль заговорил о ружарике, ведь ей было невдомёк, что это игрушечное ружьё, которое Альфред выстругал для Эмиля.
— Альфред, может, ты понимаешь язык оборотней? Я не понимаю.
Альфред покачал головой:
— И я не понимаю.
— Да в конце концов, какая разница, что она там лопочет! — воскликнул Эмиль. — Тащи-ка лучше сюда мой ружарик.
Тут Командирша снова как заорёт:
— Это я! Вы что, не видите, что это я?
— Ничего не понимаю!.. Может быть, она спрашивает, не видели ли мы её тётку?
— Тётки не видели, — сказал Альфред.
— Верно, — согласился Эмиль. — И племянницы тоже не видели. Знаешь, если бы мы видели и тётку, и племянницу, наша волчья яма была бы битком набита оборотнями… Давай ружарик, Альфред! Скорей тащи ружарик!
Командирша заревела.
— Вы злые!.. Вы безжалостные!.. — выкрикивала она.
— Я стал её понимать! — сказал Эмиль. — Она говорит, что любит свиную колбасу!
— А кто ж её не любит! — воскликнул Альфред. — Только вот где её взять?
— Да нигде! Не только у нас, но и во всём Смоланде сейчас не найти ни куска, — подхватил Эмиль. — Командирша всё сожрала.
Командирша ревела в голос, она поняла, что Эмиль уже знает, как она поступила со Стулле Йоке и всеми остальными бедняками. Она так горько рыдала, что Эмилю даже на какое-то мгновение стало её жалко. Он же был добрый мальчик. Но Эмиль ясно понимал, что так дело кончиться не может, так они ничего не добьются для бедняков из приюта, и он сказал:
— Посмотри-ка, Альфред, получше. Тебе не кажется, что этот оборотень чем-то похож на Командиршу из приюта?
— Маленько смахивает, — согласился Альфред. — Только Командирша хуже всех самых мерзких оборотней Смоланда, вместе взятых.
— Ага! — воскликнул Эмиль. — Все оборотни просто овечки по сравнению с нею! Вот уж жадина так жадина! Да она за кусок удавится. Никому макового зёрнышка не даст! А всё-таки интересно, кто же тогда унёс из шкафа кусок колбасы?
— Я! — завопила Командирша. — Я унесла!.. Вытащите меня отсюда, и я во всём признаюсь!
Альфред и Эмиль весело переглянулись.
— Эй, Альфред, у тебя что, глаз нет? — спросил Эмиль. — Разве ты не видишь, что это никакой не оборотень, а самая настоящая Командирша?
— И то правда! — Альфред даже руками всплеснул. — Да как же это мы, чёрт возьми, так обознались?

Он заметил, что на Хультсфредском поле можно зарабатывать деньги самым удивительным образом. Значит, и ему нечего теряться. Огонь и шпаги он глотать не умеет, бороды у него нет… Что бы такое ему сделать?
Он стоял и думал. И тут взгляд его упал на слепого старика, который сидел на ящике и пел печальные песни. Старик положил шапку прямо на землю, и добрые люди кидали туда мелкие монетки.
«Вот это и я могу, — подумал Эмиль. — К счастью, у меня есть кепарик».
Он положил свою кепку на землю и громко запел: «Мой конь ускакал…»
Вокруг него тут же собралась толпа.
— Ах, какой чудный мальчик! — говорили люди.
В те далёкие времена было много бедных детей, которым нечего было есть. Поэтому какая-то сердобольная женщина подошла к Эмилю и спросила:
— Тебе сегодня нечего есть, дружок?
— У меня было только сено, — чистосердечно ответил Эмиль.
Все присутствующие его пожалели, а крестьянин из Вена даже прослезился, глядя на бедного одинокого мальчика, который стоял в толпе и пел.
Все бросали в кепарик Эмиля двухэровые и пятиэровые монетки. А кто и десятиэровые. Плачущий крестьянин из Вена тоже достал два эре из кармана брюк, но вовремя одумался, сунул деньги обратно в карман и сказал Эмилю:
— Пойдём со мной к моей телеге, я дам тебе ещё сена.
Но Эмиль был теперь богат, его кепка была полна монеток. Он подошёл к первой попавшейся палатке и купил себе гору бутербродов, булочек и пряников. И ещё стакан сока. А когда со всем этим справился, то сорок два раза прокатился на карусели. Он никогда не катался на карусели и даже не подозревал, что на свете есть такая замечательная штука.

— Что случилось, малыш? Ты потерялся? Ищешь маму и папу?
Ничего более глупого Эмиль давно уже не слыхал.
— Вовсе я не потерялся, — огрызнулся он. — Я ведь здесь. А уж если кто потерялся, то скорее мама и папа.
И Эмиль был прав. Мама говорила, что дети могут потеряться в Хультсфреде во время военных учений. Но теперь она сама оказалась вместе с папой Эмиля и Линой в такой чудовищной толчее, что невозможно было сдвинуться с места. А значит, они всё равно что потерялись.
Они, конечно, сразу сообразили: мальчик на старой кобыле с кепариком на голове и ружариком в руке не кто иной, как их Эмиль. И папа Эмиля сказал:
— Придётся Эмилю вырезать ещё одного деревянного человечка.
— Конечно, — согласилась мама. — Но как нам до него добраться?
И в самом деле, как добраться? Если тебе когда-нибудь случалось бывать на таком вот военном празднике, как в Хультсфреде, ты знаешь, какое там столпотворение. Как только солдаты кончили упражняться и куда-то строем ушли, всё огромное поле вмиг заполнилось толпой. Давка была такая, что самого себя потеряешь, а уж Эмиля не найдёшь и подавно. Добраться до него пытались не только папа и мама, но и Альфред. Теперь он был свободен и хотел повеселиться вместе с Эмилем. Но куда там! Почти все проталкивались в толпе и кого-то искали. Альфред искал Эмиля, Эмиль — Альфреда, мама Эмиля искала Эмиля, Лина — Альфреда, а папа Эмиля искал маму, потому что она и в самом деле потерялась, и папа битых два часа провёл в поисках, пока случайно на неё не наткнулся. Но Эмиля так никто и не нашёл, и он никого не нашёл. И тогда он понял, что придётся ему веселиться в одиночку, а то он вообще всё пропустит.

Не теряя времени попусту, они сели в бричку и тронулись в обратный путь.
Теперь Эмиль был всем очень доволен: он опять сидел на заднем сиденье, но в кулаке у него была зажата монетка в пять эре, на голове красовалась не супница, а синенький кепарик, и глядел он на что хотел — на детей, на собак, на коров, на деревья у обочины дороги. Если бы Эмиль был самым обыкновенным мальчиком, с ним бы в этот день уже больше ничего не случилось, но в том-то и штука, что он не был обыкновенным. Вот послушай, что он ещё натворил. Чтоб не потерять монетку, он сунул её за щеку. И в тот самый миг, когда они проезжали мимо хутора, который Эмиль прозвал Поросячьим, до папы с мамой донёсся какой-то странный звук. Это Эмиль проглотил монетку.
— Ой! — воскликнул Эмиль. — До чего она быстро проскочила!
Мама Эмиля снова заволновалась:
— Дорогой, как нам вынуть из мальчика эту монету? Придётся вернуться к доктору.
— Хорошо ты считаешь, нечего сказать! — проворчал папа Эмиля. — Выходит, мы заплатим доктору пять крон, чтобы добыть пять эре. Что у тебя было по арифметике, когда ты ходила в школу?
Эмиль ничуть не огорчился. Он похлопал себя по животу и сказал:
— Я теперь сам стал свиньёй-копилкой. У меня в пузе пятиэровые монетки будут в такой же сохранности, как в свинке.

Вдруг мама Эмиля выдвинула ящик стола, достала письмо доктора и снова стала читать его вслух.
«Пусть они ещё раз его услышат», — решила она.
Все разом перестали жевать и принялись внимательно слушать. За столом воцарилась полная тишина, потому что доктор написал замечательное письмо.
— И всё это про тебя, Эмиль!
Эмиль сидел красный от смущения и не знал, куда деваться. Ведь все глядели на него с обожанием, а он терпеть не мог, когда так глядят, и печально отвернулся к окну. За окном тоже ничего утешительного не было, снова повалил снег, и уж кто-кто, а Эмиль точно знал, кому придётся завтра его разгребать. В конце концов он взял себе ещё кусок колбасы и принялся вяло есть. Он сидел потупившись, лишь время от времени вскидывая глаза, но тут же снова опускал их, потому что взгляды всех по-прежнему были устремлены на него. Во всяком случае, мама глядела на него с улыбкой — ей, видно, было очень приятно разглядывать своего любимого мальчика. Да он, к слову сказать, и вправду выглядел на редкость привлекательно: румяные щёки, ясные голубые глаза и копна спутанных волос цвета спелой пшеницы — ни дать ни взять ангелочек с рождественской открытки, а кроме того, доктор писал, что она должна гордиться таким сыном. И мама гордилась.
— Странно, — произнесла она вдруг. — Всякий раз, когда я гляжу на Эмиля, я спрашиваю себя: ну неужели из него не вырастет какой-нибудь большой человек?
— А что значит большой? — спросил Эмиль, с сомнением поморщившись. — Кто они такие, большие люди?
— Ну, я не знаю… — ответила мама. — Например, председатель сельской управы или что-нибудь в этом роде…
Тут Лина прямо прыснула от смеха:
— Представляю себе этого председателя сельской управы, который только и знает, что озорничать!
Но мама строго посмотрела на неё, ни слова не сказала и жестом предложила всем взять ещё по куску колбасы.
Эмиль потянулся за колбасой, взял кусок и стал его посыпать мороженой брусникой, а сам в это время думал о маминых словах насчёт большого человека и решил, что совсем неплохо стать когда-нибудь председателем сельской управы. А вдруг так оно и будет!
А потом он стал думать о словах Лины насчёт того, что он будет озорным председателем сельской управы… Интересно, какие проказы тогда можно будет придумать? Эмиль налил стакан молока и стал медленно пить, ломая себе голову над тем, что может выкинуть председатель сельской управы. Да разве за минуту это выдумаешь? Он снова поднёс стакан к губам, и тут ему вдруг что-то пришло на ум, что-то настолько смешное, что он громко фыркнул, и молоко фонтаном брызнуло во все стороны, обдав папу с головы до ног. Папа хотел было рассердиться, но не рассердился, ведь неловко ругать мальчика, о котором сам доктор отзывается так уважительно, тем более что мальчик этот и вправду совершил вполне благородный поступок! Папа Эмиля стёр с брюк молочные брызги и пробормотал мрачно:
— Заметно, что ты вернулся домой!..
— Не надо так говорить, — укоризненно сказала мама.
И папа не стал продолжать, а, наоборот, пустился в рассуждения о будущем своего сына.
— По-честному, я не думаю, что Эмиль станет когда-нибудь председателем сельской управы… Но он парень что надо, и, если он будет жив-здоров, из него выйдет толк, это уж как пить дать!
Мама согласно кивнула.
— Сказать вам, как всё будет? — сказала вдруг сестрёнка Ида. — Как Эмиль захочет, так и будет!
Эмиль улыбнулся.
— Поживём — увидим! — сказал он. — Поживём — увидим!..
Настала ночь. Все легли в свои постели и заснули. Тихо спал хутор Катхульт. Спала Лённеберга. Спал весь округ Смоланд. Спи спокойно и ты и не бойся, доктор не взял у Эмиля ни Лукаса, ни Свинушка.