Ваша оценкаОсновное место в творчестве Цветаевой 1930-х гг. заняла проза (`Эмиграция делает меня прозаиком…`). Проза Цветаевой соединяет в себе черты художественной мемуаристики, лирической прозы и философской эссеистики, воссоздает духовную биографию Цветаевой. Ее произведениям `Мой Пушкин` (1937), `Мать и музыка` (1935), `Дом у Старого Пимена` (1934), `Повесть о Сонечке` (1938) присущи философская глубина, психологическая точность, экспрессивность стиля.
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,5
17 оценок
- 559%
- 435%
- 36%
- 20%
- 10%
Ваша оценкаПрочитали 18Хотят прочитать 1
Рецензии
Аноним26 октября 2020 г."Всё лето", когда любишь - вся жизнь
Пусть вся моя повесть - как кусок сахара, мне по крайней мере сладко было её писать!Читать далееСонечка Голлидэй - нежная любовь Марины Цветаевой. Удивительно, что столь малое количество страниц оказалось неподъёмным во всех смыслах. Повесть очень трудно читать: тяжёлый язык, исчерченный знаками препинания и бурлящий неполными предложениями, которые необходимо достраивать в голове; текст, льющийся неровно, насыщеный образами, не скрывающий сильных эмоций. И всё, решительно всё, вертится вокруг Сонечки, которую читателю крайне сложно полюбить. Повесть, бесспорно, яркая, сильная, чувственная, но этого всего слишком много. Для неё нужно определённое настроение, с наскока она не раскроется, ленивому читателю не поддастся.
1919 год, разгар Гражданской войны. Сергей Эфрон воюет с большевиками и надолго выпадает из жизни семьи, о нём в повести ни строчки. Марина с дочками Алей и Ириной живёт в Москве, в Борисоглебском переулке. Время тяжёлое, но не настолько, как это будет позже в Париже. Сейчас же новые условия и отсуствие быта сказываются на молодых героях скорее даже положительно. Они все в себе - в своих чувствах, мыслях, в творчестве. Марина знакомится с Павлом А. (поэт Павел Антокольский), а затем с его другом Юрой З (актёр Юрий Завадский). Она входит в круг студенческой театральной студии, где работают Павел и Юрий. Потом встречает её - Сонечку, с которой они сразу же становятся духовно близки. После истории с Софией Парнок, которая была "первой катастрофой" в жизни Марины Цветаевой, отношения с этой Сонечкой совсем другие, целомудренные. Здесь страсть выливается в нежность и опеку. Марина, пытаясь помочь, пишет пьесы для своей Сонечки, дарит ей подарки, всегда и во всём поддерживает её. А что Сонечка? Она, конечно, любит Марину, но она совсем другая. Она инфантильна до крайности, она не живёт, а играет в жизнь.
Ах, Марина! Как я люблю - любить! Как я безумно люблю - сама любить!А позже в Борисоглебском переулке появляется Володя А (актёр Владимир Алексеев). Их с Мариной связывает необычайное родство душ, им хорошо вместе. Есть только одна вещь, мешающая полной гармонии. Про это говорит Володя.
Есть вещи, которые мужчина - в женщине - не может понять. Даже - я, даже - в вас. Не потому, что это ниже или выше нашего понимания, дело не в этом, а потому, что некоторые вещи можно понять только изнутри себя, будучи. И вот, то немногое только-мужское во мне не может понять того немногого только-женского в вас. Моя тысячная часть - вашей тысячной части, которую в вас поймёт каждая женщина, любая, ничего в вас не понимающая.И всё равно это самое счастливое время для Марины. Сонечка и Володя - вся её жизнь. А потом - конец. Володя уезжает на войну. Сонечка - на гастроли. Ещё один только раз увидит Марина свою взбалмошную подругу, когда та будет в Москве проездом. Один последний раз они скажут друг другу о своей любви. В следующий свой приезд Сонечка уже не зайдёт к Цветаевой. Их судьбы разошлись навсегда. А много позже из письма своей дочери Али Марина узнает, что Сонечка умерла. И эта новость всколыхнёт в ней старые чувства, которые выльются на бумагу, в эту повесть, "Повесть о Сонечке".
Живым белым целым куском сахара - вот чем для меня была Сонечка.982,8K
Аноним12 июля 2023 г.Чужая жизнь, чужие голоса...
Читать далееТяжело мне далось это чтение. Особо не читаю стихи - потому что аудиал, и мне надо их слушать. А тут еще - проза поэта... Хотя опыт с Пастернаком у меня был - но это был огромный роман, а здесь - вообще повесть.
Сложность в том - что сюжета здесь нет совсем. Просто - воспоминания и бессвязные мысли. Воспоминания о том, как зимой 1918го автор познакомилась с группой Вахтангова вообще и актрисой Сонечкой в частности. Уменьшительно - потому что эта Сонечка описывается, как маленькая - практически травести. Ее даже представляют - "моя инфанта". Вот, в принципе, и все - далее идут встречи или ожидание Сонечки, знакомство с актером Владимиром Алексеевым, эмиграция...
В тексте постоянно говорится о Любви - именно так, большой и возвышенной. Но это не плотские отношения - а скорее отношения Поэта и его Музы - только здесь они нашли земное воплощение. Я бы скорее поверила, что Марина выдумала себе свою Сонечку - если бы не были реальные свидетельства их дружбы. Поэт без Музы - не Поэт...
Мне не нравится слово "пошлый" - мы не в том ключе его сейчас употребляем. Но - не знаю, как еще охарактеризовать персонаж Сонечки. Наверно, вернее всего - как это сделала Марина, двумя определениями: огонь и сахар. Огонь - в том, конечно, ключе, что она ворвалась в ее жизнь, зажигала ее, горела на сцене... Сахар - как говорит автор
Без него можно обойтись, но невозможно житьС Сонечкой - мне лично просто было тяжело. Это такая типичная актриска одного амплуа, где-то даже мне представлялась Эллочка Щукина Хотя автор и описывает две черные косы и черные глаза. И - это словно попугай или комнатная собачка: шуму много, толку мало. Автор пишет, конечно, что Сонечка ее заряжала на творчество - но порой с ней было просто тяжело и скучно. Когда в их жизнь вошел Володя - я отмела первоначальную мысль о Бриках - больше это было похоже на родителей с капризным ребенком. В общем - "Она была актрисою и шла по жизни, смеясь".
Понравилась мне в повести сама Марина. Очень чувствуется, что она - такой обнаженный нерв, распахнутая душа, и всем сердцем развернута к миру. Если Сонечка - поверхностная, напускная, порхающая, то Марина - как Русалочка на нетвердых ногах, или - постоянно как на эшафоте. Не знаю, кем и зачем благословлен этот союз - но как-то это лед и пламя. Очень мне понравилось то, как Марина видит и описывает мир. Особенно - актеров, в среде которых она тогда варилась. Например, Юрия Завадского она описывает как ангела, неземной красоты - но какой-то почти женской. И в противовес Володя А. - с мужественной сдержанностью и статью. Или Вахтангов, для которого вся жизнь - сцена, с его театральными реакциями. Вообще мне показалось, что для Марины с ее обнаженной душой вся эта актерская мишура, когда люди горят на сцене, а потом спокойно снимают грим - была довольно губительной.
Вообще не знаю, кому и зачем подобное можно посоветовать. Я признавалась, что люблю романтику в плане "Мы лучший мир построим своими руками". А здесь романтика такая - самая сахарная, которая "То ли девушка, то ли видение". И вся повесть сейчас воспринимается также, как ее воспринимал младший сын Марины Мур: "Мам- ну что-то ты прям...". Душа поэта - птица в клетке - а здесь она вся перед нами, на протянутых ладонях. Возможно - в плане необычного книжного опыта и чтобы познакомиться с автором, ее стихами, ее мыслями. Остается от повести какое-то давящее, грустное послевкусие. И тем горше, что всего через три года...
Попробовала нового чтеца - наверно, того-кого-не-принято-сейчас-поминать. Ценители поймут) И - мне не очень понравилось. Здесь тот случай, когда "Люби искусство в себе, а не себя в искусстве". Мне зашли стихи в озвучке, но - не настолько надрывно и пафосно...91954
Аноним23 октября 2024 г.О нежности (рецензия-эссе)
Читать далееЯ — мазохист.
Нет, я ничего не перепутал, начиная так рецензию на повесть Цветаевой, а не на роман фон Мазоха.
Читая чужие рецензии, порой ловишь себя на мысли, что ты присутствуешь на сеансе у психотерапевта.
Вот, сидят люди кружком, на стульях.
Похоже на тайный заговор сумасшедших. Или — лунатиков.
Какая-то девушка начинает первая, смотря на свою расправленную перед лицом, руку: Открытая нараспашку, душа..
И не совсем понятно, она ласково бредит, или уже начала рассказывать о Цветаевой.
Подключается другой голос: Как же я люблю поэзию Цветаевой! До дрожи в коленках.
А здесь.. здесь просто никак.
Про себя шёпотом думаю, разглядывая перед лицом руку в синей варежке: так Пётр отрекался от Христа...
И ещё один голос, словно он стоял.. лежал в очереди: Нет, некоторым историям лучше оставаться нерасказанными..Сижу на стуле, потираю коленку (свою), и думаю (про себя) — ну, этот, точно, сумасшедший. Тебя только не спрашивали, что нужно Марине рассказывать, а что нет.
Вдруг, словно цветок на моём правом плече, расцвёл милый голосок девушки.
Она говорит так, словно дух Цветаевой случайно вызвали за обедом: Москва — 1919 г. Борисоглебский переулок. Я и две моих дочки — Ариадна и Ирина. От Сергея Э. нет вестей с юга..Доходит очередь до меня, моей рецензии.
Встаю со стула, с алыми цветами флоксов в варежках (у груди), и улыбкой (на лице, причём не только своём).
Ах, как хочется перепутать: улыбка в груди…- Здравствуйте. Я — Саша, и я мазохист.
Когда людям экзистенциально одиноко и грустно, они идут в ванную, берут лезвие, или идут на крышу дома и подходят к краю.
Ах.. всё это было, было уже у меня! И с Мариной (томиком), стоял на карнизе, читая стихи ласточкам перелётным и клёну (перелётной листве!), и в ванне лежал.. с бритвой.
Рука приподнята, как в школе на уроке: Венера Кирилловна, милая! Ну спросите меня, есть ли бог, бессмертие души, вечная любовь,. я вам на всё отвечу сейчас!!
Алая ниточка крови скользит по руке к локотку, словно нить Ариадны…Все эти надрывы и лезвия, для меня уже в прошлом, они как банальные и до боли родные места, вроде.. Урюпинска, а хочется.. Антанариву.
Да, когда мне очень грустно.. я иду читать рецензии на Платонова или Цветаеву.
Как бы мог начаться апокалипсис?
Какой-нибудь сумасшедший кретин, вонзает нож в Мадонну Рафаэля, обливает кислотой Венеру Боттичелли.
И так по всему миру.. разом.Есть синдром Стендаля: когда от красоты искусства, можно упасть в обморок: до того ты переполнен красотой.
А как назвать синдром, когда на твоих глазах, кретин, без ножа, увечит вечную красоту и память замученного ангела?
И разве так важно, что это всего лишь читатель, что «подлинник» не пострадал?
Он красоту увечит. В своей душе: чем не подлинник?
Господи.. когда уже учёные изобретут аппарат, фиксирующий таинственное излучение, от изувеченной красоты, души, истины?
Скажем прямо: мы к искусству относимся как к женщинам в прошлых веках: свысока, для развлечения.
Мы не позволим себе пойти на выставку картин Габриэллы Мюнтер или Анри Руссо, не подготовившись к этому.
Почему мы позволяем себе это в отношении Цветаевой, Платонова?
Намеренно прочитал рецензии на Сонечку, и наши, и французские, английские..
Может, мы попросту ещё не умеем — читать, так же как и любить? Иначе не было бы ссор, расставаний влюблённых, войн: любви в мире было бы больше: у искусства, в веках - кинетическая инерция рая..Вот один (цензура) пишет в рецензии, что ему стала мерзка Повесть о Сонечке, после того как он покопался в инете и узнал кое-что о Марине тех лет, о трагедии с дочкой Ирой.
И Марина ему стала мерзка..
Во первых: кретинам опасно копаться в инете, учитывая, что там полно кретинов, пишущих пошлые статьи о Марине, сея в душах — ложь.
Интересно, мир бы стал лучше, если бы люди, легко судящие других, в ту же ночь, во сне, оказались.. ну, скажем, на месте Марины, в голодной и холодной Москве 1919 г., и проснулись с криком и седой прядью?Марина искупила свой грех — жизнью. Да и греха не было — жизнь была.
Интересно.. если бы люди оказались в раю, и увидели там Марину, они бы точно так же мерзко шушукались о ней и трепали её душу и боль матери?
А что людям мешает жить, как в раю, уже сейчас? Любить, как в раю..
Удивительно.. как легко и сладострастно даже в своей злобе, люди пишут и верят злым слухам, чему не были свидетелями.
Это даже похоже на чудо: как кретины находят друг друга. Почти как гомосексуалисты, в толпе, видят своих.Здесь и правда сокрыто нечто любопытное и мистическое: пора нежной дружбы Марины и Сонечки, растушевалась, и дочка Марины — умерла в детском приюте, куда она отдала Ирину и Алю на время, спасая от голода.
Это был американский приют, и все думали, что там можно перетерпеть «метель».
Кто же знал, что там будут чудовища, воровавшие у детей еду и т.д.
Марина потом не могла себе это простить. Тогда же забрала больную Алечку и не спала несколько ночей, выхаживая её, в тифу, а потом закармливая её.. за двоих, в течении многих лет.Так вот, Сонечка для Марины, с её внешностью подростка, была мистическим воплощением единства — Алечки, начинавшей потихоньку рождаться в жизнь и отходить от мамы (женщина рожает и вынашивает ребёнка — дважды, и дважды.. ребёнок покидает её: тело, судьбу и.. иногда — жизнь.
Но и тут женщина словно бы мучается родами, рождая душу ребёнка - в небеса) и Ирины, какой она должна была стать, если бы не умерла.
Что ощущала Марина, когда к ней приходила Соня Голлидэй, а Ира вставала на ножки в кроватке, и, раскачиваясь, как юнга на мачте, увидевшего таинственный остров, пела-молилась-звала: Галлида, Галлида, моя Галлида!
И Сонечка брала её на руки и прижимала к груди, словно она.. была живой мыслью Марины, её ребёнком в раю, наперекор смерти, повзрослевшей и пришедшей к своей маме и.. взявшей с кроватки, себя — маленькую, которой предстоит умереть.Как хорошее вино не пьют чёрте с чем, но интересуются, когда оно было изготовлено, и где.
Так и приступая к изысканному произведению, нужно знать историю его создания.
К сожалению, в современном мире, мы утратили аристократизм созерцания искусства. Мы «хватаем» его на лету, в спешке, как дешёвый фаст фуд.
История написания «Сонечки» создаёт основную и неповторимую акустику прочтения.
Можно слушать Шопена в шумном кафе, а хочется.. на берегу океана. Или даже на крыше. Рояль на крыше..
Ну, это для лунатиков-эстетов (и для грузчиков.. эстетов - лунатиков?).Марина писала повесть на берегу океана, где сияние звёзд было таким же большим, как и глаза Сонечки.
Марина узнала от дочки Али, что её Сонечка.. умерла в России. И приступила к написанию повести.
Приступила бы она и без вести о смерти, вот что таинственно.
Почему? Она уже начала искать её. Душа томилась по ней и звала.
Это был 37-й год.
И пусть это была не Россия, а спокойная Франция, это было экзистенциальное время для Марины: она хотела умереть и думала о самоубийстве.
В любви — полный крах. Творчество никому не нужно..
Жизнь — рушится.
Именно в это время, Марина как-то вечером собралась порадовать себя — походом в кино, вышла на улочку, и её старая туфелька, подломилась. Рассыпалась, как во сне..
Идти было не в чем. Она вернулась домой, села за столик, склонившись к нему и тихо заплакала.Сын - Мур, подрастал, и уже начались первые кошмарные дуэли его и Марины.
Алечка выросла и часто ругалась с Мариной: Алечка была не Мариной.. не сплошной душой, а — простой девчонкой.
Муж Марины, Сергей, ввязался в шпионскую историю с убийством и был объявлен в розыск.
Всё рушилось..
Душе нужно было опереться хоть на что-то прочное и светлое в жизни.
И вот тут, Марина и вызвала на страницах повести, словно в магическом кристалле искусства — свою Сонечку: её нежный призрак.
Вызвала свою милую, крылатую молодость, и ту ласковую зиму 18-го года, когда Ирочка была жива, когда в послереволюционное лихолетье, словно бы рушились декорации жизни, как в романе Набокова «Приглашение на казнь», и сердца влюблённых, бились к звёздам и дальше, а тела были покорными тенями сердец, и даже — как бы уставшими крыльями, наброшенными на озябшие плечи, словно потёртое пальто.Вы только представьте, в голодной и холодной Москве, словно бесприютные, исполинские ангелы в конце мира, бродят гениальные поэмы, чувства, стихи, дружбы и сны: быт, истончился до бреда, как-то заосенился и сквозится как листва, синевою и звёздами.
Боже, зато как любится и творится у такой бездны!
Ничего лишнего.. тело — стало чуточку душой, и руки влюблённых, в сумерках зябкой постели, похожи на ласковые звёзды на картинах Матисса.
Вот звёздочка, невесомо (как снежинка у фонаря в тихую ночь), коснулась смуглой груди.. плеча.
Снежинка такая большая, как.. на далёкой планете, в созвездии Лиры.И что с того, что Цветаева и другие поэты, их стихи, ходят в рубище и едят суп с сушёной воблой?
Тела — отступили в тень жизни. Душа полыхает костром зацветших крыльев.
Именно такую ирреальную Москву и описывает Марина, описывает так, словно Москва — таинственная планета, без солнца, несущаяся где-то в созвездии Лиры.
В этом смысле, произведение Марины, одно из самых таинственных в 20-м веке, и смотреть на него просто как на бытоописание Москвы 18-го года, с какой-то странной актрисочкой Соней, всё равно что прийти в музей и смотреть не на Мадонну Рафаэля, а на раму.. или — смущённого сторожа.
Мне иногда кажется.. что люди не узнают рая и подлинной любви, если их встретят на пути, и пройдут мимо.
Не заметят они и конца света и ада. Занятые собой… прелестной чепухой в себе.Марина создала то, что было не под силу Боттичелли: подробнейший лик весны души, пейзажи рая — нежности дружбы, сквозящиеся сквозь рушащиеся декорации мира.
А читатели.. (не все, разумеется), словно сытые помещики в 19 веке, смотря на картину Боттичелли или на сияющую красоту на странице Достоевского, говорят с зевочком: миленько..
Это не романтическая метафора про отблески рая.
Каким-то чудом, не древние философы или седобородые старцы, а несчастная Марина, на берегу океана, открыла тайну.. рая.
Рай, вовсе не декорирован мещанскими цветами, или ангелами с арфами на скучающих облачках в стиле Ватто.
Рай, это место — где мы были счастливы, где душа цвела, любила, а значит — общалась с богом.Это удивительно: Марина, в Сонечке дала лик и душу любви: сейчас, она ребёнок, а через минуту — тысячелетний ангел, и бесконечно жаль, что не чуткий читатель, видит в Сонечке лишь инфантильную актрису.
Повесть Марины, не для читателя-потребителя. Она - для «бескожего» читателя, для лунатиков жизни и чтения.
Чтение «Повести о Сонечке», как персональное приглашение на тайную вечеринку бесприютных ангелов.
Для Марины, рай — это декорации Москвы 1919 г.
Я искренне верю, что где-то далеко в космосе, возле созвездия Ориона, блуждает кометой, сияющая, косматая Москва того времени, и эта комета, заселена любовью, душами Марины, Сонечки, Юрочки, Павлика..
Они не знают что умерли, они просто — любят.Под лаской плюшевого пледа..
Этот стих Марина посвятила Софии Парнок.
В повести, мы находим этот же плед, но им Марина ласково укрыла двух друзей:
Спят, не разнимая рук —
С братом — брат, с другом — друг,
Вместе, на одной постели..
Вместе пили, вместе пели..
Я укрыла их в плед..Это о Павлике Антокольском, поэте и актёре, и Юрочке Завадском, актёре театра Вахтангова.
Некоторые зарубежные русисты, в своих книгах о Серебряном веке, опираясь на эту строку, делают вывод о гомосексуальности Юры и Павлика.
Бог им судья..
Нет, может между ними что-то и было, тогда время было маскарадное, и души, тела, пол, нежно менялись местами, мигали, как уставший и одинокий фонарь в конце аллеи.
И у Марины был роман с Софией Парнок.
Но там была и сексуальность (Именно София пробудила сексуальность Марины), а с Сонечкой — сплошные крылья без тела, цветение воздуха, как.. искрящиеся крылья-папоротники, на заиндевевшем окне.Зарубежные (да и многие наши) литературоведы, быть может не знают, что в то время, Москва отличалась от сегодняшней Москвы: в домах не топили, света часто не было, и потому, в озябших квартирах, словно ангелы в конце мира, грелись от горячих разговоров по ночам, о прекрасном — красота грела! (Платон бы обзавидовался и захотел бы родиться в Москве. А он и родился: Платонов..), либо спали под одним одеялом, шубой: и друзья и влюблённые, порой — вместе.
Повесть о Сонечке, стала для Марины тем самым пледом, крылом ангела, укрывшего на берегу океана, уже не плечи, но её озябшее сердце.Марина не просто пишет повесть, она словно бы занимается спиритизмом воспоминаний.
Нет.. ещё более таинственно: словно ангел, она берёт озябшую душу своей Сонечки, душу своей молодости, и возносится на далёкую звезду: Марина подарила своей Сонечке — рай и бессмертие.
Она написала для неё — лучшую роль.
Вместо театральных софитов — звёзды, вместо освещённой сцены — лунные странички.
Марина не просто вызвала к жизни дух Сонечки, она нежно слила его с духом самой любви, с ангелом любви, любящего всех, как Христос, желающего подарить свою любовь всему миру.
Этот ангела, знает, что трагически умрёт, потому и спешит любить, надышаться поцелуями, жизнью..
Сонечка — это женская вариация Азра, из стиха Гейне: он был из таинственного племени: полюбив, люди этого племени умирают.Сестра Марины — Анастасия, писала после прочтения повести: а не выдумали ли Марина её?
Перси Биши Шелли - Эпипсихидион
Её душу, разговор, голосок её?
Голосу Марины не было места в Париже 37-го, и она… дала свой голос — Сонечке 19-го года.
Позже, когда стали известны письма Сонечки, поняли, что это именно голос Сонечки.
Но мысль Анастасии — прелестна. Красота порой выше правды. Красота — крылья правды.
Сонечка, это вторая, дополнительная душа Марины, луна её души, как сказал бы Перси Шелли (я бы сравнил повесть Марины, с изумительной поэмой Шелли— Эпипсихидион).
Мы наблюдаем удивительный случай реинкарнации не души, но — голоса, чувств: Сонечка, это тайная комната на чердаке сердца Марины.В повести, много отсылок к Белым ночам Достоевского.
Сонечка была чтицей и читала Достоевского со сцены.
В своём дневнике, Марина однажды высказала интересную мысль: никакой Настеньки, не было. Её выдумал в своём аду одиночества — мечтатель.
Друзья Марины (и возлюбленные), часто обвиняли её в том.. что она их — выдумывает.
Марина очень страдала от этих обвинений.
Она говорила: я не выдумываю. Я помогаю человеку увидеть себя таким, каким его задумал — бог.
А другие, в любви, любят человека таким, каким его задумало время, общество, родители, мораль: искажённым.
В конце концов, что есть наш мир, как не выдумка бога?
Мысль и любовь — выше нелепой реальности мира, с её изувеченными истинами и моралью.
Когда мы уже это поймём и не будем унижать любовь и мысль, норовя их придавить — к земному, человеческому?Вот и Сонечку свою Марина выдумала, а значит, раскрыла её сердце — богу.
Вся эта театральная мишура закулисья в повести, похожа на маскарад ангелов в конце времён (чтобы люди не испугались ада! милые..).
Павлик Антокольский, в старости вспоминал, что когда осознал, Кем была Марина, и что он так часто менял её на театральную мишуру, оставляя в одиночестве в озябшей и вечно вечереющей квартире, он плакал от этого, хотелось сойти с ума от боли..Вам когда-нибудь хотелось сойти с ума от счастья, или даже — умереть?
Когда читал повесть, ловил себя на мысли — на сердце!: славно было бы умереть, если уж суждено за книгой умереть, не за чтением Пелевина, или, не дай бог, флакончика с персиковым шампунем, сидя в ванне, а умереть за чтением Цветаевой.
Это наверно так же чудесно.. как умереть во время секса.
Само собой, для любимого человека это будет ад, но как мысль — это прелестно: ах, я тысячу раз умирал в мыслях, занимаясь сексом с моим смуглым ангелом, и.. что ещё более чудесно, она ни разу не узнавала об этом, просто спала на подушечке и мило улыбалась во сне, и не видела, что к её тёплой подмышечке прильнула душа.. ангел.
Мне нравится представлять, как я вхожу в свою комнату вечером, включаю свет и.. вижу чудо: на постели, сидит мой смуглый ангел (мы с ним давно уже не общаемся), и Цветаева, то есть — Сонечка, повесть. И обе (трое?) мне улыбаются..
Ах, в такой миг, от полноты счастья, мне хочется как Стендалю, перед картиной Боттичелли — упасть в блаженство обморока, и сладостно непонятно, от близости смуглого ангела, или от смуглой красоты повести о Сонечке.Есть книги, которые нужно читать быстро, как в детстве, когда мы пили божественно вкусную воду из милого ржавого краника во дворе, после жарких игр, а есть книги, как «Повесть о Сонечке» — всего 150 стр, и вот прочитать её за один раз, да даже за два дня, так же пошло и безбожно, как выпить с горла чудесное французское вино Chateau Lagrange.
Повесть — не просто о нежности воспоминаний, не только о шестикрылом ангеле - любви и смерти, ибо в повести все чуточку друг в друга влюблены: Юра — в Павлика, Сонечка — в Юру, Марина — в Сонечку и Юру, Павлик — в себя.
О Володе молчу. Он — ещё не погиб на фронте, и нежным призраком является Марине: призрак дружбы, любви..
Все они — единый, шестикрылый ангел.
В аду любви, есть маленький, цветущий островок утончённого мазохизма: целовать ту.. кого любит та, кого любишь ты, но кто тебя не любит. Пока..
Мазохизм ангелов, мазохизм андрогинов любви.Читатель, словно шагаловский влюблённый, пролетающий над вечерними крышами Москвы, видит дивные пейзажи нежности: как ангелы воруют дрова, как большой чиновник, влюбившись на ярмарке в красоту плясуньи (костромская Кармен!), бросил всё.. как заповедовал Христос, и пошёл за любовью, как за богом — в рай.
И вот, теперь этот влюблённый, нищий и.. счастливый, крутит шарманку а его Кармен танцует на площадях городов.
Прошли года.. Кармен растолстела.. а наш влюблённый, не замечает этого, он влюблён и крутит шарманку.
Так и кажется: закончит он крутить её, увидит, что стало с его жизнью, с Кармен.. и тут же умрёт.
Спрашивается: где более реальная жизнь: в нём, или снаружи?
Кармен его ни разу не поцеловала.. И когда Сонечка сжалилась над ним, и при всех, поцеловала его в уста.. за всех женщин, за всех мучеников любви..
Я не смог сдержать слёз. Это поцелуй — женщины-Христа.Читатель, не проходи быстро мимо этого места в повести. Задержись. В нём — тайный ключ к повести.
Пока мы любим, пока играем в жизнь и крутим свою шарманку (у каждого она своя) — жизнь имеет смысл, и любовь светит над миром, как солнце бессонных..
Но как только мы перестаём любить — мы видим подлинное, изуродованное лицо мира: в нём бог давно умер, истина изнасилована а жизнь заросла сорными звёздами..Хорошо бы читателю помедлить на первой странице: она вся — зеркальна.
И это тоже, ключик: и к сердцу Марины, и к повести и к нашей жизни.
Зеркальность там во всём, начиная от некой Верочки, сестрёнки Юры, в которых нежно и крылато проступают черты друг друга (любовь Марины к женскому и мужскому), и заканчивая эпиграфом Гюго:
Она была бледной, и всё таки — розовой,
Малюткой — с пышными волосами.Знаете, как Марина начинает повесть?
Со слова — нет.
Это зеркальный огляд возвращённого света отражения.
Он обращён к эпиграфу Гюго и нежно спорит с ним, словно эпиграф, стал ласковым ангелом за правым плечом Марины, с улыбчивыми крыльями.
Это не модернизм. Модернисты, в большинстве — просто циркачи и позёры.
Марина — ангел, среди циркачей. В этом и тайная прелесть цирка: там всегда есть грустный ангел. Но.. кто?Итак, Марина разговаривает с ангелом, а мы — подслушиваем.
Вся повесть — это диалог ангелов в темноте, почти как у Лермонтова: и звезда с звездою говорит..
Повесть изумитильна тем, что ей дан — голос.
Так в сказках говорит — куст, так ночь цветёт лобзаньем уст..
Ну вот, стихами заговорил: ах.. рецензия моя снова замечталась о смуглом ангеле, прикрыла глаза и слегка.. поплыла.
Марина, к чертям (к ангелам?) рушит 4-ю стену между читателем и героями, и даже 5-ю стену, и говорит с текстом, не стесняясь сойти с ума, и текст говорит с Мариной и её героями, робко оглядываясь на читателя и окончательно сходя с ума, как безнадёжно влюблённый..Сонечка порой говорит — как Севилла, в тумане московской, борисоглебской пещерки. нежно бредя.
Говорит и говорит, как тот.. шарманщик.
Марина пишет: бормочет, как сонная, с открытыми глазами..
Так в повести Платонова, на полу лежали измученные жизнью люди и спали в темноте и говорили друг с другом сквозь сон и улыбались чему-то, как ангелы.
Марина пишет о Сонечке: она жила в кресле..
Словно жила на звезде. С коленями у груди: они — заострённые крылья, растущие из груди.
Сонечка — дух и маленькая принцесса, а не принц Экзюпери.
Помните стих Марины о маленькой дочке Але? — Маленький домашний дух..Многие читатели говорят, что повесть — сладковата, в ней много метафор, излишней нежности и.. Сонечка — сладковата, с её вечными уменьшительными — «минуточка», «солнышко», «книжечка».
Помните, Марина в стихе писала, что лечит печаль — шоколадом?
Словно нежный алхимик, Марина растворила сладость жизни — в воспоминаниях своих друзей, в вечерах над Москвой и в книгах.
У Пруста — печенье Мадлен, у Марины — сладость воспоминаний, тепло обволакивающие сердце, словно нёбо — небо, рта.
Марина фактически воскрешает и по новому переосмысливает итальянский «сладостный стиль» Dolce Stil Novo, времён Петрарки и Данте.В некоторой мере, эта повесть — проверка на зрелость читателя, его вкуса: просто ли он потребитель искусства, или чуткий читатель?
Избалованный читатель любит, чтобы между ним и героями была дистанция оценки, нежности: он любит сам, как ребёнок, подойти и взять красоту со страницы, любит любить или ненавидеть героя — сам, без подталкиваний.
Марина понимает это и извинятся заранее, что слишком любит Сонечку, что обняла её душу — целиком (Сонечка — в коконе нежности Марины) и несёт её над крышами Москвы: шагаловские влюблённые..
Что делать читателю? В этом, наверно есть момент творческого христианства: всецело довериться любви автора к герою, принять факт любви — как основы мира, искусства, и раствориться в этой любви и лететь вместе, втроём, над крышами вечерней Москвы.Почему мы так часто стесняемся этой сладости ощущения жизни, дружбы, любви, словно иные мужчины — нежности и ранимости?
Может это наш лживый и прелестный маскарад, в той же мере, как тема театра в повести Марины?
Хотим казаться взрослыми.. боимся излишней нежности, и.. сутулимся тысячелетней душой, и раним друг друга, искусство- словно дети.
Шёпотом: Сонечка — это Марина на анаболиках (в английском литературоведении есть милая шутка: Достоевский — это Джейн Остин на анаболиках).
Марина под травкой.. Марина — травка.
Так странно и мило было узнать.. в Сонечке, себя, а в Марине — моего смуглого ангела.
Иногда — наоборот..
Ах, эти вечереющие переулочки разговоров в повести.. они интересней банальных приключений, по которым тоскует избалованный читатель: они ведут сразу — в рай. Сердце оступается — в рай.
И в травку..Сонечкины уменьшительные слова, на которые «взрослые» читатели так фыркают…
Опять же, это от инфантильности чтения, от неумения вести взрослый диалог с красотой искусства.
Такие читатели неминуемо — сравнивают. А это грех искусства (да и любви).
С чем сравнивают? с теми «пустышками» современности, с губками-гузкой, которые и слова уменьшают и себя и сердце..
У Сонечки — иначе. Совсем.
Она — русская Алиса в зазеркалье.
Её душа от любви — вырастает больше мира, и потому на её ладони — время и солнце.
Более того, Сонечка, как ангел любви, знающий, что все обречены на смерть и трагедию жизни: и книги и время и сердца и милые звери, - Сонечка словно гладит самые слова, израненные и озябшие.
Улыбнулся в комментариях в книге на литературоведов (они и правда, милые, какой то отдельный вид лунатиков).
Они с таким умным видом указали на ошибку Марины, назвавшей отца Сонечки — скрипачом (он пианист), а саму Сонечку — младшей сестрой из трёх (старшая).
Господи.. Марина нарочно уменьшила Сонечку, до младшей сестры (Золушка), и огромный рояль, до прирученной, как крыло ангела — скрипки.Многие спорят: было ли что-то между Сонечкой и Мариной?
В плане — сексуальности.
Было. Но не так как думают многие.
Для Сонечки и Марины, любовь — равна жизни, и в этом смысле они обе договорили до конца довольно бледную и ущербную мысль Декарта: мыслю — следовательно существую.
Важнее — что ты мыслишь. Мыслит и тростник и камень, по своему.
Марина, из Сонечки, Сонечкой, фактически говорит: я люблю.. меня любят.. — я существую.
Это уже мышление ангела, для которого любовь — выше жизни. Точнее — любовь и есть высшая жизнь, а не эта ущербная жизнь, где она словно заикается и не может ступить шага, чтобы не оглянуться на мораль, страхи, сомнения, обиды.
В этом плане примечательно, как смотрели на Сонечку, другие герои повести: каждый оглядывался на своих призраков, не видя ангела перед собой.
Может это и зовётся жизнью? Оглядываться на призраков и не видеть в шаге от себя — рай, любовь, ангела?Рецензия подходит к концу..
Знаете, как выглядит секс ангелов? Хотите увидеть?
Ваша жизнь после этого может измениться..
Беда в том.. что люди не всегда могут понять, что это - секс ангелов.
Иной раз, флоксы, расцветшие в октябре под окошком любимой, или улыбка смуглого ангела, читающего эти строки (строка зацвела на ладони, как алые флоксы..), уже, чуточку секс ангелов..
В повести, Марина читает со сцены свою «Метель».
Зал — почти пустой, холодный и тёмный, как космос.
Марина — вся горит. Неизвестно почему. Сердце бьётся, то к звёздам, то в детство.Марина горит так, что, кажется, и Москва вот-вот сгорит с ней.
Она ещё не знает.. что из «глубин космоса», на неё смотрит — Сонечка, с которой она ещё не знакома, и Сонечка тоже, вся горит, и румянец на её груди и щеках.. как нежные, алые флоксы — для Марины. Или нет.. румянец похож на поцелуи цветов — Цветаевой.
Флобер сказал: Бовари — это я (хочется пошутить про первый каминг аут в классической литературе, но не буду). Марина как бы говорит: Сонечка — это мы все.
Сонечка — это самая ранимая и нежная частичка не только Марины, но и нас самих, обречённая в этом мире масок, грубости и прозы.
Сонечка — словно таинственная и далёкая звезда, населённая самыми нежными и ранимыми образами искусства: русалочка, Сонечка Мармеладова, Настенька и Мечтатель из Белых ночей, князь Мышкин, Настасья Филипповна, роза маленького принца..Как Есенин перед смертью писал стих кровью, так Марина, перед тем как отправиться за Ариадной — в гибель, написала Сонечку — кровью души: в этой повести — сама тайна творчества и нежности.
Творчество и красота — как танец русалочки, над которой смеётся толпа, морщась и кутаясь в своё мамонтово пальто: помните концовку советского фильма Русалочка? Старая женщина смотрела на танец русалочки и говорила людям: что вы смеётесь, дураки! Она же сегодня умрёт!
В повести, есть одно уязвимое место Марины, её тайный грех.. ангела, суть ангела: Марина начинает любить человека во всю исполинскую ширь крыльев, лишь когда.. потеряет его, или когда он умрёт, став нежностью её воспоминаний.
Быть может ад жизни в том.. что этот человек уже не узнает, как бесконечно мы его любили.
Каждый из нас пишет свою Сонечку, свою боль. У каждого из нас свой — огляд Орфея.
Давайте будем ангелами уже на земле, и накрывать их пледом своих крыльев, уже при жизни.
Сонечка — это наш общий сон о подлинной жизни и любви..703,5K- Здравствуйте. Я — Саша, и я мазохист.
Цитаты
Аноним18 января 2014 г.Как Корделия, в моем детском Шекспире, про Короля Лира - о соли, так и я про Сонечку - о сахаре, и с той же скромностью: она мне была необходима - как сахар. Как всем известно, сахар - не необходим, и жить без него можно, и четыре года Революции мы без него жили, заменяя - кто патокой, кто - тертой свеклой, кто - сахарином, кто - вовсе ничем. Пили пустой чай. От этого не умирают. Но и не живут. Без соли делается цинга, без сахару - тоска.
224,5K
