Second Skin

“I felt right away, reading the first paragraph of Second Skin, that I was in the presence of the qualities Nabokov considered the hallmarks of art: curiosity, tenderness, kindness, ecstasy.” ― Jeffrey Eugenides Skipper, an ex-World War II naval Lieutenant and the narrator of Second Skin, interweaves past and present―what he refers to as his "naked history"―in a series of episodes that tell the story of a volatile life marked by pitiful losses, as well as a more elusive, overwhelming, joy. The ...

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,5

4 оценки

5
75%
4
25%
3
0%
2
0%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 4Хотят прочитать 6

Рецензии

Аноним20 декабря 2013 г.
Джон Хоукс в одном интервью признался: он начал писать с мыслью о том, что настоящими врагами романа являются сюжет, персонаж, обстановка и тема, и если отбросить эти традиционные составляющие литературы, останутся лишь всеохватывающее видение и структура.
Эти слова вполне подходят для описания романа “Вторая кожа”. Автор не утруждает себя сюжетом и детальной проработкой характеров, единственный более-менее выпуклый герой — рассказчик Шкипер. Всё, что рассказывает нам Шкипер, выглядит как правда, однако на периферии сознания нас не покидает ощущение, что он выдумал свой райский остров, только чтобы сбежать от призраков прошлого. Иной раз приходится читать между строк и строить догадки на основании общей атмосферы того или иного эпизода-флешбэка. Текст не позволяет отвлекаться, нужно усилием воли удерживать себя и внимательно читать абзац за абзацем, пока через полсотни страниц не проникнешься авторским стилем и не погрузишься в ад прошлого, с которым знакомит нас рассказчик. Сила, которую приходится прилагать, чтобы продраться сквозь авторский текст, подобна той, что требуется для чтения бетонной прозы Платонова (или Кржижановского), с аналогичной атмосферой серости, ужаса и желанием сбежать из романа.
“Вторая кожа” похожа на длинный ночной кошмар как для героев, так и для читателей, которые почувствуют себя очень неуютно, столкнувшись с бессмысленным, на первый взгляд, набором сцен и необычным сочетанием слов. С самого начала непонятно, какие цели преследует главный герой и рассказчик Шкипер. “Вторая кожа”, подобно непрекращающемуся флешбэку, рассказывает нам историю персонажа с самого детства до настоящего времени. Герой вспоминает, как выживал при самых трагичных обстоятельствах, таких, как ранняя смерть матери, самоубийство отца, жены и дочери Кассандры. Между ранними главами романа и его концом заметен разительный контраст: Шкипер обосновывается на райском острове, и похоже, что настал долгожданный конец его страданиям. Однако большая часть книги рассказывает о пережитых в прошлом кошмарных эпизодах.
Само повествование буквально раздваивается: часть относится к пребыванию Шкипера на острове у побережья штата Мэн, в то время как другая часть — настоящее время в романе — показывает его жизнь на тропическом острове, на который он сбежал; по совокупности пластов прошлого и настоящего читатель начинает осознавать, как опыт пребывания на первом острове повлиял на его жизнь на втором, где Шкипер нашел любящую и недалёкую женщину, готовую родить ему ребенка (чем и заканчивается роман). Два острова противоположны как климатически (первый холодный и почти безжизненный, атмосфера второго теплая и расслабляющая), так и по связанным с ними воспоминаниями и обстоятельствам (если на одном Шкипера преследовали несчастья, на втором он обрел покой и душевный комфорт). Однако события, имевшие место на американском острове, освещены рассказчиком несколько смутно и с умолчаниями, в противном случае Шкиперу пришлось бы подробнее остановиться на событиях, приведших с самоубийству его дочери, что несомненно раскрыло бы его собственные слабости и страхи, объясняющие многие его действия, а также в той или иной степени оправдывающие отношение к нему окружающих.
Роман может прийтись по душе любителям погружаться в вязкое “болото” не вполне понятного, на первый взгляд, повествования, лишенного традиционного сюжета, со множеством недомолвок, сценами странного и абсурдного юмора (например, соревнование по толканию друг друга животами на выпускном балу) среди происходящего в прошлом кошмара. В роман трудно вчитываться, сюжет как таковой отсутствует — а значит, нет и мощного “цепляющего” механизма; первые несколько десятков страниц проходят как будто в тумане, без подсказок от автора или рассказчика, однако текст вполне способен доставить долю удовольствию своему читателю либо же бросить ему вызов.
Читать далее
38
456
Аноним15 июля 2019 г.
Ликом черен и прекрасен
Просыпайтесь с любовью.
Трудитесь счастливо.
Засыпайте с нежностью.
Wake with a Loving Thought.
Work with a Happy Thought.
Sleep with a Gentle Thought.
Один из самых известных афоризмов Джона Хокса гласит, что писатель должен быть земляным червем, и чем острее шипы, посредством которых он выволакивает себя из темноты, тем лучше. Он считал себя учеником Набокова. Оказал огромное влияние на Пинчона. Был ментором Джеффри Евгенидиса (и еще кучи писателей, добившихся успеха в англоязычном мире, но вам, как и мне, их имена ничего не скажут). Постмодерн известен тем, что сам не ищет легких путей и не склонен предоставлять их читателю, потому, желающему составить представление о Second Skin, следует заранее приготовиться к тому, что нянчиться с ним здесь не станут. Через тернии авторского замысла станешь продираться, оставляя на шипах большого земляного червя клочья ментальной кожи, которая у тебя одна. а в некоторых случаях и до крови оцарапает.
Нет, авторский синтаксис простой, скорее даже нарочито простой, если какой особенностью на мой взгляд дилетанта обладает, так пристрастием к навязчивому повторению в пределах одного абзаца определенного слова, не несущего основной или просто выраженной смысловой нагрузки (впрочем, тут могу ошибаться, мой английский далек от совершенства). И все же, чтение Хокса не сравнишь с американскими горками Пинчона или блужданием лабиринтами Мак-Элроя. Здешняя непростота в другом - тебе предлагают восстановить целостную картину из фрагментов, расположенных не в хронологическом порядке: Эка невидаль! - скажет гипотетический Опытный читатель. Так-то да, но еще и вычленить потайное дно, основной смысл, скрытый за фасадом бесхитростной истории.
Рассказчика зовут Эдвард, но его никто так не называет. Почти все, даже собственная дочь Кассандра называют Шкипером (еще иногда папаша Биток, герой лыс, как бильярдный шар). И ты реально не понимаешь, как мог этот рохля, которому сцы в глаза - все божья роса, как мог он быть лейтенантом ВВС в годы Второй Мировой, командовать многими людьми. Но вот как-то так. Также, как человек, самые значимые люди в жизни которого кончают самоубийством, продолжает исповедовать спокойный незлобивый взгляд на жизнь.
А жизнь к нему добра не была. Началось с четырехлетнего мальчишки, подсовывающего пальцы под дверь туалета, где заперся отец и откуда недолго спустя раздался выстрел. Продолжилось всяким разным. Было самоубийство жены Гертруды ("Надо сказать Кэсси, чтобы забрала ее пальто из верблюжьей шерсти"). И куча моментов разной степени жестокой унизительности, от невольно сыгранной роли Мальволио в эпизоде с танцами и игрой в снежки на автостоянке. До жути бунта на корабле, когда облаченные в травяные юбки матросы (угу, "Повелитель мух" рулит) сотворили с незадачливым гомосексуалистом зятем героя и его другом такое.что и описать невозможно.
А может это в нем корень зла? Может что-то в нем такое, что провоцирует все это. И какова на самом деле природа его любви к Кассандре? и внучка ли ему Пикси или все-таки дочь? Я не знаю, но судить его не могу. Могу любить.
Читать далее
28
362
Аноним28 марта 2025 г.
Эмоциональная глухота - второе счастье
Модернистский бытовой роман Second Skin Джона Хоукса состоит из разбросанных воспоминаний бывшего моряка, ныне искусственного осеменителя коров Эдварда "Шкипера" о том, как все его родственники покончили жизнь самоубийством. В особенности он фокусируется на обстоятельствах суицида любимой дочери Кассандры, но порой обращается к смертям отца, матери и жены, а также к убийству подставного зятя Фернандеса.
Хоукс использует в романе набоковскую стратегию повествования, когда история показывается с точки зрения героя-злодея, приукрашивающего себя, опускающего откровенно неудобные моменты и часто не замечающего, что вокруг него происходит на самом деле – а перед читателем стоит задача восстановить из его слов подлинную картину событий. Шкипер в начале романа представляется страдальцем, которому надо бы посочувствовать, вот только по мере развития сюжета появляется все больше вопросов к его роли в смертях близких. Герой этого, скорее всего, не понимает и объясняет самоубийства родителей, жены и дочери независимыми от него причинами – он вообще как будто мало что осознает в окружающем мире. Прежде всего Шкипер глух к эмоциям.
Разрыв между реальностью и ее восприятием Шкипером сообщает истории определенный комизм, насколько уж может смешить череда самоубийств в компании с расчлененкой, изнасилованием, избиениями и выкидышем. До этого я читал у Хоукса "Каннибал" и The Lime Twig, и все три книги довольно мрачные, рассказывают о людских страданиях и преступлениях, но трагическое в них регулярно, в режиме тонкого черного юмора, переходит в комическое, что опять же напоминает манеру Владимира Набокова. Шкипер лиричен и красноречив, обожает дочку, стремится к простому жизненному счастью, стойко выдерживает удары судьбы, но если реконструировать его образ из реплик и действий других персонажей, выяснится, что у лирика и стоика есть еще одна важная черта характера, та самая second skin, которая и отправляет в могилу окружающих его людей.
Шкипер – невыносимый зануда, прилипчивое и лишенное эмпатии чудовище, удушающее родственников вниманием и заботой. Еще он, конечно, лжец и манипулятор (моряк из него никакой, что не мешает при каждом удобном случае надевать фуражку и парадную форму, чтобы привлекать взгляды), но самое страшное – это его доставучесть. Именно он, а не работа с усопшими, сделал жизнь отца невыносимой, именно из-за него, а не из-за самоубийства мужа, мать залила себе уши воском, именно его инцест с любимой дочерью побудил жену уйти из жизни, именно его нежелание отстать от уже взрослой дочери заставила бедняжку спрыгнуть с маяка. Даже бунт на корабле, по всей видимости, был спровоцирован его всепроникающим занудством, и моряки насиловали его, чтобы отомстить Шкиперу за свои моральные страдания.
Название романа весьма иронично, ведь second skin Шкипер называет непромокаемый штормовой плащ. Разум главного героя как бы облачен в промасленную ткань, сквозь которую не могут проникнуть чужие слезы: вокруг все страдают от его поступков, а самому Шкиперу сухо и комфортно, и он недоумевает, что происходит, почему всем плохо, когда он обо всех заботится и всем помогает? Сбежать от него невозможно – он кинется догонять, но терпеть его долго нельзя, вот родственникам и остается всего один путь избавления от зануды. Весьма трагикомично.
В утопические сцены на "блуждающем острове", где Шкипер искусственно осеменяет коров и ждет, когда родит его молоденькая любовница, я не верю. Если в этой идиллии он вспоминает о прошлом и не замечает своей вины в гибели семьи, значит, характер его не изменился и новые знакомцы должны страдать так же, как прежние – но они почему-то все счастливы. Следовательно, это лишь фантазия злодея, так и не осознавшего свои злодейства.
Second Skin мотивировала меня уделить больше внимания Джону Хоуксу. Постмодернизма в нем не заметно (в отличие от Кувера, Гэсса, Сукеника, Каца), зато пишет здорово – красиво, изобретательно, мрачно и странно.
Читать далее
10
125