Отпуск по ранению

Много пришлось видеть на передовой помирающих от ран ребят, и всегда
поражали Сашку их глаза - посветлевшие какие-то, отрешенные, уже с того света
будто бы... Умирали глаза раньше тела. Еще билось сердце, дышала грудь, а
глаза... глаза уже помертвевшие. Вот и у немца сейчас такие же... Отвел Сашка
взгляд, потупился.

— Это у вас пропаганда! А у нас правда! Понял? Мог я тебя прихлопнуть? Мог! Гранату под ноги — и хана! Валялся бы сейчас без ног и кровью исходил. А я не стал! А почему? Потому как люди мы! А вы фашисты!

Ты говорил как-то, что главное слово войны - "надо"... Я не стал тебе тогда ничего говорить, чтоб не оплавилось твое железное "надо". Но видишь ли - есть и другие "надо"...

…не обезверел и делал свое солдатское дело как умел, хотя особых геройств вроде не совершал. И совсем не думал, что одно нахождение тут, в холоде и голоде, без укрытий и окопов, под каждочасным обстрелом, является уже подвигом.

А что может быть страшней боев лицом к лицу, когда идет в ход что попало - и штык, и кинжал, и лопата порой.

— Интересно, сколько тут могил?

— Почему тебя это заинтересовало?

— Так, — пожал плечами он, а сам подумал, что такое вот кладбище, на котором хоронят уже сотни лет, можно было заполнить после двух-трех "хороших" наступлений стрелковой дивизии.

- Я думала, любовь - счастье, а она еще и мука.

Да, но это была сладкая мука, потому что каждое прикосновение друг к другу, не говоря уже о прощальных поцелуях в прихожей, доставляло им ни с чем не сравнимое, не изъяснимое никакими словами блаженство, горькая острота которого усугублялась неотвратимым приближением конца Володькиного отпуска.

Разлили по граненым стаканам и махнули по половине. За победу, конечно. А за что могли пить бывшие бойцы в июне сорок второго? Разумеется, только за нее - за победу, до которой еще неизвестно сколько годков, но которая придет беспременно.

Вторую половину хлопнули за тех, кто там...

А дни шли... Шли быстро, потому что были однообразны и похожи один на другой.