Отпуск по ранению

Дорогие мои мальчишки...
Как же меня пронзила повесть Вячеслава Кондратьева "Отпуск по ранению". Вчера только читала Ремарка, и он не прошиб меня на слезу, как ни старался. Все эти европейские мытарства показались мне ничтожными по сравнению со всем тем, чего нахлебался наш настрадавшийся народ -- сыновья и матери, отцы и дочери...
Этот рассказ очень психологический -- он крайне интимный и я не то, чтобы сопереживала лейтенанту Володе, а будто пролезла в его шкуру и роняла его мысли, терзания, поступки. И не ради красного словца написано, не словно обрубленное и отточенное цензурой, пестревшее красным призывом за долг перед сослуживцами, слово, нет, это -- зов души человеческой.
Купила книгу в наше время редкую и ненужную, меня обсмеют многие, но поймут глубокомыслящие, хранящие историю о предках, кто действительно хотел, чтоб потомки-"недочеловеки" не жили под гнётом немецкого рабства. Но здесь рассказ не такой, он описывает сложности, с которыми сталкивается боец, прибывший в родной город Москву на лечебный отпуск.
Сразу бросается в глаза его презрение к "тыловым крысам", помните, как в Летят Журавли, хирург крикнул это многозначительное и точное ругательное словосочетание? Бросается в глаза его омерзение пред кровью на фуфайке, кровью засохшей и багровой -- не потому что она немецкая, вражеская, а потому, что она человеческая и пролив её, жизнь его разделилась на "до" и "после", как будто бы он невинная девчушка, потерявшая детство принудительным поруганием. Это Вам не Абсолютист, хотя тема юности и войны там тоже есть, но те книги не писались так, как эти, старые, наши... Не так он себе представлял войну, распевая мальчишкой в грузовике, едущим на фронт... Не так представлял первую близость -- в приюте инвалидов и пьяниц, горько упитый со сжалившейся над ним бабой... Не так представлял взгляды тыловых, некоторые -- откровенно брезговали, некоторые -- боялись, некоторые -- презирали за то, что немец у голодной трудящейся Москвы.
И он не представлял себе, что есть в одной плоскости два мира -- кровавого и ужасающего циничными игнорированиями человеческой сути мира, откуда он прибыл на побывку и мира роскоши жиреющих и вольготно живущих, где прибывал его друг детства Сергей.
Что сразу разит в солдате, бывшего в "горячей точке", то бишь на фронте, простого обывателя -- кровь на одежде? Загрубевшие земляные, подобные обрубкам дерева, пальцы? Инвалидность, отсутствие частей тела, изуродовавшие лицо ожоги? НЕТ! НЕТ! НЕТ!
...Взгляд...
Дикий, ощетинившийся, пронизанный незабываемым ужасом, резающий взгляд. Не взгляд матерого ублюдка, как полагают отщепенцы, не взгляд привыкшему к звериной жестокости сироты, как подумают сердобольные матери... Этим взглядом может резануть безусый юноша, уже в морщинах и синяками под глазами, взгляд чудовищной пустоты и непомерной усталости, измученный, невольно вызывающий страх, жалость, сострадание и скрытую тревогу одновременно.
И таких взглядов тысячи тысяч. Они были, есть и будут, с незапамятных времен, когда люди придумали воевать, и после ВОВ они были и есть: и в рыжих пустынях, и в горных расщелинах, и в ветренных степях, и в тихих пролесках, будут меняться только мировые "локации", как в смартфонных шутерах, а ребята и мужи, да уже и девушки с женщинами, обворованные судьбой, будут резать мирян этим страшным взглядом, обоженным беспощадным пламенем войны...
И несмотря на всё это, Воин и Человек непостижимы -- тянутся сердцем к такому же, с кем хлебнул из одной каски, с кем разделил холод и сырость окопа. Вот об этом и рассказ. Восстановление тела и души после ужасов Ржевского Фронта и обдуманным сорокодневными думами возвращением туда же, к скудному остатку бывшей когда-то большой, роты.
Герой пускается по разным жизненным маршрутам, он примиряет на себя рубашки, которые рано или поздно снимает. По решению собственной Воли. Сам. Без призыва и помощи. Вопреки ситуациям и чувствам других людей -- родных и не очень.
Призываю прочесть повесть о долге перед сослуживцами, о поиске потерянного себя, пусть она кому-то покажется бессмысленной, ибо впереди у героя вполне может маячить смерть, пусть рассказ прочтут не маленькие дети и подростки, а молодые люди, почувствовавшие зов тела и сердца, присматривающиеся к полной и вкусной жизни, уже осознавшие ответственность перед стареющим поколением, и быть может они поймут, с какими сложными вопросами и путями их решений столкнулся лейтенант Володя, вчерашний горячный мальчишка, на последней странице -- опытный служивый...

Детская библиотека опять принесла интересный улов. В кинотеатрах как раз идет фильм «Ржев», снятый по мотивам повести этого же автора. В этот сборник она не попала, однако для того, чтобы прочувствовать дух, другие повести сойдут.

Собственно, я среагировал на обложку после того, как посмотрел обзор свежего фильма от Алексея Исаева – стало интересно, видны ли следы того, что потом проросло в перестройку буйным цветом, в повестях конца «застоя». И вы знаете, конечно, видны. Нет, тут еще нет того занудного, набившего оскомину набора штампов – уголовников, противоречивых немцев, тайно верующих и прочего. Однако послезнание так и тянет сказать, что вот этот пассаж автор не зря ввернул, вот здесь давит на то самое.

В обзоре Исаев говорил, что Кондратьев за деревьями не видел леса, т.е. за частной операцией не видел рисунка самого сражения за Ржев. Возможно, так следует из повести, по которой снят фильм. Здесь же, в «Сашке» и «Отпуске…», все он видит, даже сам говорит, что в определенный момент герой дорос, чтобы понять и охватить. Так что дело не в этом. Просто этот автор такой, ему важнее то, о чем он писал. Не будем впадать в морализаторство и называть это гнильцой, нет.

«Сашка» привел автора в литературу, он прост, нарочито безыскусен и тем должен был снимать вопрос о рефлексии, давая право персонажу говорить о страшных вещах, об ошибках и промахах. Однако автор – интеллигент, поэтому очень уж ненатурально герой вышел, очень уж он грубо сшит из лоскутов представлений интеллигента о народе. Такой вот беспартийный Нагульнов с головой Платона Каратаева. А вот герой «Отпуска…» - сам автор, и тут он куда живее, только вот претит мне то, что автор решил себя приукрасить, добавив себе, э, мачизма. Тут и размахивание пистолетом в ресторане, и беспорядочные половые связи. Ну, такой классический русский интеллигент. Жаль, что с желанием этим Кондратьев не совладал.

В сухом остатке есть относительно дельное описание переднего края, есть жутковатый по подробностям самостоятельный путь раненных до различных госпиталей, есть военная Москва мая-июня 1942. Вот Москва удалась полностью, в нее окунаешься, живешь ее жизнью, от коммерческих ресторанов до пивных баров-автоматов, от студентов архитектурных вузов до безногих инвалидов.

Мы привыкли видеть советских солдат героями. В книгах и фильмах они всегда на передовой. Кондратьев показывает своего Сашку совершенно другим. Не подумайте, он не какой-нибудь там трус! Этого двадцатилетнего парнишку ранило (не в бою) и он идет в тыл, чтобы получить медицинскую помощь.

По пути встречается с таким же молодым немцем. И даже приводит его к начальству, от которого получает безжалостный приказ: "Расстрелять врага!" Наш Сашка мучается, собирается с силами, ищет в себе мужество, ищет повод, но не так и не находит. Такой же молодой парнишка, но с другой стороны, утверждает, что он не фашист. Губы его трясутся - боится быть растрелянным. Наш герой не переживал бы так, если бы начальник не грозился с него самого шкуру спустить за невыполнение... Но обошлось! Остался жив Сашка.

А дальше вспоминает Зину - девушку, с которой случился у него первый поцелуй. Помнит ли она его. Помнит. И вроде бы даже ждет. Пишу неуверенно, потому что жизнь девушки в санроте не такая уж простая. Зина рассказывает о невзгодах, которые Сашку злят. Что творит Зина! Кого называет милым!!! Но наш герой в конце концов ее понимает и прощает. Хотя им обоим всего по 20 лет. Что в этой жизни они могут понимать? О какой ее философии могут судить-рассуждать?

Заходя все глубже и глубже в тыл Сашка видит, что мужчин тут все меньше, зато вроде бы еда цивильная есть. И даже водка с табаком. Это тебе лепешки делать из того, что осталось в поле после сбора картошки в прошлом году! И баня здесь есть, и белье чистое. Мужчин только нет. Все ушли на войну. Многие даже успели погибнуть...

Сашка счастлив свежему хлебу, хорошему табаку, теплой постели. Война сопряжена с героизмом, но и с лишениями. Интересно, Кондратьев и правда между строк прописал то, что Сталин, ввязываясь во все свои политические игры, обрекая народ на страдания, заставляя в том числе армию голодать, ходить голышом и босиком, преодолевать сотни километров в поисках базовой медицинской помощи? Или мне так только показалось, я это хотела увидеть в этой повести?

Сашка не переживает по поводу своей загубленной молодости. И психика его вроде как цела. Это все враги! Их нужно разбить, победить, изгнать из страны! Ну а пока... Пока подлечить руку и навестить маму...

Знакомясь ближе с лейтенантской прозой Вячеслава Кондратьева, всё больше соглашаюсь с тем, что это очень яркое явление отечественной литературы. После повести "Сашка" другое его произведение под названием "Отпуск по ранению" воспринимается практически как что-то такое родное, с чем (или с кем) недавно попрощался, немного соскучился, а он снова здесь, и ты безумно рад.

Сначала был Сашка. Теперь - лейтенант Володька. Да, вот так, не более чем. Что характерно, повесть "Сашка" завершается тем, что главный персонаж уезжает домой лечиться, получив ранение. "Отпуск по ранению" начинается с того, что лейтенант Володька приезжает в 1942 году в Москву раненым. Герой явно сквозной (кстати, эти две повести часто издавались вместе одной книгой, чего не скажешь про сюжетное продолжение "Отпуска..." - повести "Встречи на Сретенке"). Почему же Кондратьеву не захотелось объединить все три повести одним героем?

- Вы спрашивали - что из окопа? Так вот. - Он поднялся и начал вышагивать по комнате. - Я никому еще не говорил. Трупы. Много трупов - и немецких, и наших! А кругом вода, грязь. Жратвы нет, снарядов нет. Отбиваемся только ружейным огнем... И каждый день кого-нибудь убивает. Еле таскаем ноги. Ждем замены. Приходит помкомбата: "Ребята, "язык" нужен позарез, иначе нас не сменят! Батальонную разведку всю побило. Давайте сами!" Даем! Отбираю трех посильнее. Ночью ползем... Добираемся, сами не знаем как, до немецкого поста. Там - двое фрицев. Двоих не дотащить. Одного надо кончать. Кому поручить? Смотрю на ребят - боюсь, не сдюжат. А надо наверняка. Вот и пришлось самому... - Володька остановился около стола. - Можно выпить?

- Я налью, - заспешила Тоня и дрожащей рукой налила рюмку. Он выпил одним махом.

- Ножом в спину... Рукой ему рот зажал, а через пальцы - крик. И кровь со спины на меня! Весь ватник забрызган... Утром кинжал от крови отмываю... Ну, враг, немец, фашист, гад. Но... человек же. Не пожалел я его. Нет! Но противно, физически противно. Я буду их убивать, буду, но... понимаете, я уже никогда не буду таким, каким был. Никогда! Ну хватит вам - что из
окопа?

Володька - более продуманный. более законченный что-ли. Более цельный. Но и более раздёрганный войной. Приехав в Москву, перенеся все ужасы, он никак не может привыкнуть к тому, что тут, за двести километров от передовой идёт другая жизнь. Местами радикально другая. И даже рестораны работают - как совершенно обратное явление тому, что происходит на фронте. Лейтенант Володька никак не может забыть перенесённое под Ржевом, и поэтому вся повесть по большому счёту - это сплошная рефлексия человека, психически... психически... ёлки-палки, слово подобрать не могу. Не сломанного, нет, и не надломленного. Перевёрнутого, что-ли? Пусть будет так. Почему? Потому что он уходил в армию мальчишкой, а на войне стал мужчиной. Вот так. Кто-то начинает считать себя мужчиной полежав на женщине, а в сороковых годах мужчинами становились полежав на войне. Если после этого встать удалось, конечно.

Но война изменила не только солдат - вчерашних пацанов. Меняются все. Тыловики тоже. Кто-то начинает работать-горбатиться, кому-то война как мать родна. Больше всего меняются, конечно, потерявшие мужей-сыновей, а то и дочерей. Москва стала городом контрастов, и не только потому, что она всё ещё обороняется от немецких налётов, и в ней действует комендантский час, сколько потому, что контрастными стали те, что сегодня принято называть социальными группами. Про людские характеры вообще же молчу. Но повесть, конечно, не про перемены в солдатском характере, а про перемены в характерах всех людей.

Несмотря на то, что в повести война идёт только второй год, и победа в книге присутствует только в надеждах людей, есть в Володьке что-то от героев Ремарка и Хемингуэя, которым трудно стать своими в нормальном мире. А ведь Володька то не вернулся в этот мир, а лишь явился в него в отпуск. По ранению.

Читать Кондратьева интересно благодаря простому языку и глубокой его вере в человечность. Нет в "Отпуске по ранению" никакой пропаганды и лакировки, есть надрывный голос солдата. И потому такие книги воспринимаются как правда о войне, хотя войны в ней на самом деле немного. Зато много-много небольших историй - кто как живёт. Кто переносит голод и лишения. Кто при каких условиях был ранен. Как людям удаётся не падать духом. Как кто-то пострадал за своё происхождение - история поволжского немца, которого не заставили воевать против фашистов, но отправили в трудлагерь валить лес совсем небольшая, но не менее щемящая, чем собственная история Володьки, который пытается разобраться в том, что происходит в его городе и что происходит с ним самим. Он кидается то туда, то сюда, и не знает он, где приткнуться - то ли к чужой женщине, то ли к бутылке.

А приткнуться надо было к матери. Чего он не догадался сделать. Поскольку он, как сказала ему одна из его возлюбленных... "какая-то странная смесь рефлектирующего интеллигента с марьинорощинской шпаной. И от тебя можно всего ожидать".

К теме вернусь, когда дочитаю "Встречи на Сретенке".

В мае я обычно стараюсь читать книги о войне. Знаю, что не одна такая. На этот раз мой взгляд упал на "Обелиск" Василя Быкова и вот на "Сашку". И последняя понравилась больше, поэтому пишу о ней.

Книга получилась очень теплой и доброй, несмотря на тяжелую тему. Писатель поделил ее на три части - три истории, произошедшие с Сашкой в первый год войны. Сашка - боец, рядовой солдат, ему 22 (или 23) года. Он храбр, умен, и у него большое сердце. Первая история - о пленении Сашкой немецкого солдата, о муках, которые Сашке предстояло испытать, когда решался вопрос, что же делать с этим немцем, который отказывался отвечать на вопросы командования. После такой истории невольно начинаешь уважать Сашку, как это впоследствии делал другой герой книги, лейтенант Володя.

Вторая глава - история любви, куда без нее на войне. История грустная, но уж наверняка очень правдивая. И здесь Сашка показал себя с лучшей стороны.

Третья история больше, чем первые две, показывает жизнь прифронтовых деревень: как тянулись раненые солдаты от одного продовольственного пункта до другого, как есть было нечего, как просились они переночевать в разных деревнях, а их даже и накормить было нечем... Тяжело и грустно, одно хорошо: негрустная у книги концовка, вселяющая надежду, хотя всем нам известно, что до хорошего было еще далеко.

Вот умели писать советские авторы о войне! И я даже не о сюжете говорю сейчас, а в первую очередь о языке: он всегда великолепен, читаешь - будто по реке плывешь, нет никаких порогов и перепадов, течет-струится, красота... Язык этот скрашивает тяжесть от тем, которые поднимают авторы. Поэтому, наверное, я продолжаю читать книги о войне. Хороши они.

• Скажите... Только правду, обязательно правду. Там страшно?
• Страшно, девушки, - ответил Сашка очень серьезно. - И знать вам это надо... чтоб готовы были.

  А книгу всем советую.

Повесть "Отпуск по ранению" является знаковой в ряду произведений-переосмыслений о Великой Отечественной войне. Написанная в 1980 году писателем-фронтовиком Вячеславом Кондратьевым в традиции лейтенантской прозы, она, тем не менее описывает, в данном случае, не окопную правду, а правду тыловую. Главный герой повести - лейтенант, воевавший под Ржевом, находящийся в отпуске по ранению в своем родном городе Москве. И хотя на дворе июнь 1942-го и война в 200 километрах от Москвы, как сказал в ресторане за бокалом мартини друг главного героя - коммерческий директор одной из фабрик Москвы:

И это на контрасте с длинными очередями за самыми необходимыми продуктами; многочисленными инвалидами войны на улицах столицы; заплаканными вдовами и тоскующими по своим сыновьям матерями; подростками, вставшими у станков вместо взрослых; рынками, где перепродают купленную в магазине водку, только затем, чтобы можно было купить немного непомерно дорогой картошки, масла и сала; студентов, философствующих на тему войны, но войну эту, в сущности, не знающих; зенитками и аэростатами в центре Москвы; работающими кинотеатрами; ресторанами, где можно выпить бренди и мартини если у тебя, конечно, есть деньги и приличный костюм; футболом, в который играют на "Динамо"; живыми цветами у памятника Пушкину... Вот такая контрастность. Главный герой стоит перед трудным выбором - вернуться на фронт, в свою часть, после отпуска или пойти служить в часть, которой командует отец девушки, с которой лейтенант познакомился во время отпуска, и там, вероятно, будет служба полегче, и командировки в Москву почаще. Что же выберет главный герой? Повесть ставилась на сцене и экранизировалась. На сцене повесть была поставлена в Театре на Малой Бронной в 1983 году и её можно посмотреть в виде двухсерийного киноспектакля, но он показался мне, честно говоря, неубедительным, а вот фильм, снятый Станиславом Говорухиным в 1989 году по этой повести под названием "Брызги шампанского" мне понравился намного больше. Сейчас этот фильм практически не показывают по телевидению, а жаль. В нем замечательно сыграли Алексей Бурыкин в главной роли (озвучивал персонажа хороший актер и мастер дубляжа Андрей Ташков, ранее сыгравший главную роль в другом фильме по повести Вячеслава Кондратьева "Сашка"), Антонина Венедиктова в роли Тони, Олег Меньшиков в роли Сергея. Также в фильме снимались: Лев Борисов, Татьяна Догилева, Светлана Рябова, Геннадий Фролов и другие.

В этой книге хорошо все! Ни на секунду не перестаешь верить написанному, т.к. все очень открыто, честно, жестко по отношению к самому себе. Все герои настоящие, нет выдуманной геройщины или налета пустой романтики.
Интересно выбран "ракурс" войны. Здесь на гражданке войны как таковой нет, но ее ошметки долетают и бьют порой больнее чем на фронте - искалеченные бойцы, усталые женщины, повзрослевшие дети.
Читать безумно интересно, нет пространной болтовни или "литературных" напыщенных описаний, все по делу. Язык повествования местами шероховат, но здесь этого и не нужно. Главное, все по настоящему, с живыми людьми и палящей войной.
Это не просто литература, это выше ее, это самая жизнь!

Одна из самых страшных войн в истории нашей страны изменила характер военной прозы. Нет, конечно, реализм и ужас войны мы наблюдаем уже у Льва Толстого в его «Севастопольских рассказах», где героизм и романтика очень быстро сменились бессмысленностью, тщеславием и госпитальной кровью. Далее Куприн развенчивает миф о «легендарной императорской» - в его повести «Поединок» и «Юнкера» - офицерство жестоко, а их понятие чести развращено пьянством и ощущением безграничности своей власти.

Однако после событий 1917 года этот реализм куда-то делся, сменяясь жуткой помесью романтики и идеологии – «Чапаев» Фурманова, «Армия Трясогузки», произведения Гайдара, «Разгром» Фадеева. Исключениями мы не обойдёмся, да вот только чаще всего они будут частью эмигрантской литературы, или же своей, но до широкого круга не допущенной (например, произведения Булгакова). А потом? А потом была война!

Эту прозу называют по-разному – «окопная», «лейтенантская», и ведь вроде бы есть точное обозначение - «военная» - просто и понятно, зачем придумывать, что-то ещё. Однако разница здесь есть – эти писатели знали цену правды о войне. Многие познали войну на собственном опыте и их произведения стали отражением собственных судеб, переживаний и впечатлений. Некрасов «В окопах Сталинграда» - воевал в сапёрном подразделение на Сталинградском фронте. Симонов «Живые и мёртвые» - прошёл войну, будучи военным корреспондентом. Бакланов – «Июль 41 года» - воевал на Юго-Западном направление. Не минула, сея судьба и Вячеслава Кондратьева, которому довелось сражаться на страшном (хотя бывали ли другие?) направление – Ржевском. Том самом Ржевском, про которое столь проникновенно писал Твардовский:

«Ржевская проза» Кондратьева нашла в себе удивительное воплощение жестокости войны без самой войны, нарисованной, при этом, глазами молодых ребят, нарочито просто названными – Сашка и Володька-лейтенант. Здесь бои «местного значения» сменяются ближним госпитальным тылом и тылом дальним – в лице Москвы объявленной на военном положение. Оскал войны здесь воплощён в распутице, в воспоминание раненных, в озлобленном и полуголодном население, в этом пленённом Немце, которого жалеет Сашка, в этих молодых ребятах, которые умирают даже не успев увидеть жизни:

и конечно в надежде, которым питается материнское сердце:

Вы не увидите здесь грандиозных сражений, офицерских совещаний или героических подвигов. Но вы увидите войну, настоящую, в которой нет ничего героического и прекрасного, а есть лишь вопрос:

И не смотря ни на что, не смотря на боль и ужас, нежелание возвращаться и страх перед неизбежным. Ответ молодого солдата, того самого солдата, который: «ни черта в жизни не видел»; ответ решительный и простой:

Очень боялась прочесть излишне патриотические строки, но ... . В книге описаны события страшной войны глазами простого паренька Сашки. Переживания, быт солдат, помощь простого населения, отдающих последние крохи и рискующих жизнью. Мерзость зажравшихся командиров, и понимание что простым солдатам, и русским и немцам, да и вообще всем на свете война не нужна. Только власть имущие губят свой народ ради собственной наживы. Уже 80 лет прошло после описанных событий, но ничего не поменялось. Не думали люди защищающие свою землю в те дни, что их внуки вновь станут воевать в безумной войне.