Собрание сочинений в 6 томах. Том 1. Колымские рассказы. Левый берег. Артист лопаты

Очень тяжелые рассказы, которые до сих пор вызывают много споров.

Так, Шаламов, создав биографическую книгу, не указал, за что его герой попал в лагерь. Как будто все в лагери по умолчанию сидели без вины. Но сам Шаламов при этом не был без вины виноватым, если читать его биографию, он совершал преступления, и за это и был осужден.

Другое дело, что само содержание заключенных в лагерях было ужасного качества. Голод, холод, безнадежность - все это очень страшно и жутко. Хотелось бы, чтоб никогда такого не было ни в одной стране.

Каждый раз, когда читаю такие книги , я снова и снова задаюсь вопросами :
Есть ли предел человеческой жестокости ?
Есть ли предел человеческим страданиям ?
Есть ли предел человеческой выносливости ?
И сама я смогла -ли бы всё это вынести и как ?
Когда : работа на 50-ти градусном морозе - это нормально;
16-ти часовой рабочий день в тяжелейших условиях - это нормально;
на завтрак кипяток и кусок хлеба - это нормально;
так называемые суп и второе - в одной тарелке - нормально;
ржавая селёдка, которая по бумагам идёт как мясо - нормально;
настоящая еда - только во сне - нормально;
убить за свитер - нормально;
не приглянулся конвойному - может запросто убить - нормально;
обморожения, дизентирия, дистрофия, цинга и т.д. - нормально;
бесконечные и нескончаемые вши - нормально;
побои и унижения от блатарей, от конвойных, от начальства - нормально;
Тут можно продолжать , ужасаться и снова продолжать. Тут практически каждая история, полная леденящего ужаса. И если и появляется лирическая нотка, то от этого не становится легче, потому что знаешь, чувствуешь, что ждать там доброго и светлого не приходится.
Конечно, чтение это не принесёт вам удовольствие, не порадует и не согреет духовно, но оно необходимо не только ради тех, кто это пережил, кто остался там, но и ради самих себя, чтобы не очерстветь душой, не потерять человеческое лицо и достоинство.

Дальше...

ПОЭТУ
В моем, еще недавнем прошлом,
На солнце камни раскаля,
Босые, пыльные подошвы
Палила мне моя земля.

И я стонал в клещах мороза,
Что ногти с мясом вырвал мне,
Рукой обламывал я слезы,
И это было не во сне.

Там я в сравнениях избитых
Искал избитых правоту,
Там самый день был средством пыток,
Что применяются в аду.

Я мял в ладонях, полных страха,
Седые потные виски,
Моя соленая рубаха
Легко ломалась на куски.

Я ел, как зверь, рыча над пищей.
Казался чудом из чудес
Листок простой бумаги писчей,
С небес слетевший в темный лес.

Я пил, как зверь, лакая воду,
Мочил отросшие усы.
Я жил не месяцем, не годом,
Я жить решался на часы.

И каждый вечер, в удивленье,
Что до сих пор еще живой,
Я повторял стихотворенья
И снова слышал голос твой.

И я шептал их, как молитвы,
Их почитал живой водой,
И образком, хранящим в битве,
И путеводною звездой.

Они единственною связью
С иною жизнью были там,
Где мир душил житейской грязью
И смерть ходила по пятам.

И средь магического хода
Сравнений, образов и слов
Взыскующая нас природа
Кричала изо всех углов,

Что, отродясь не быв жестокой,
Успокоенью моему
Она еще назначит сроки,
Когда всю правду я пойму.

И я хвалил себя за память,
Что пронесла через года
Сквозь жгучий камень, вьюги заметь
И власть всевидящего льда

Твое спасительное слово,
Простор душевной чистоты,
Где строчка каждая – основа,
Опора жизни и мечты.

Вот потому-то средь притворства
И растлевающего зла
И сердце все еще не черство,
И кровь моя еще тепла.

В. Шаламов

"Золото - это смерть".

Многочасовая работа на приисках днём и ночью, голод, холод, побои, истощение (от недоедания, недосыпания, непосильной тяжести) превращает заключенных в шлак, а дальше только смерь.
Выжить в подобных условиях практически невозможно. Если, конечно, не случится чудо. Человек теряет свой облик. Когда мужчина ростом 180 см весит 48 кг, а его кожа превратилась в черепаховый панцирь, кисти рук согнулись и навек закостенели по толщине черенка лопаты или кайла, расчесы от вшей уже не заживают, а гной и кровь из отмороженных пальцев так натекают в резиновую галошу-чуню, что нога хлюпает при каждом шаге, как будто в луже, то о каком "облико морале" можно говорить?

Жуткая книга. А самое страшное то, что это правда. И кто-то такое пережил. И даже выжил. Со временем зажили цинготные язвы, кровавые трещины на подошвах, размягчилась толстая кожа-панцирь, но раны души никогда не смогут зажить. И память не отпустит.

Сборник состоит из коротких, но таких пронзительных, шокирующих своей правдой, рассказов. Маленькие зарисовки о том, как человека превращают в отработанный шлак. В которых один живой является представителем тысяч мёртвых. Он живет тем же, чем живет камень, дерево, птица, собака. Выживает, хоть сутки - сплошная цепь унижений с той минуты, когда открываются глаза и уши.
А самыми тёплыми и добрыми словами в книге были: "Разве они виноваты?" врачихи Лидии Ивановны, за которые посылалась ей тысяча благословений...

Простите, но это будет самый эмоциональный отзыв на книгу, которую я не могу оценивать по классическим критериям.

Приведу несколько фактов, сопровождающих моё литературное знакомство с творчеством Варлама Тихоновича Шаламова.

1. За неделю чтения «Колымских рассказов» я похудела на 4 килограмма.
2. Одновременно читать Шаламова и другого автора невозможно.
3. В 50% случаев после чтения рассказов я не могла взять в рот ни крошки из-за подкатывающей к горлу тошноты, в оставшиеся 50% – из-за кома в горле.
4. Мой мир перевернулся, я до сих пор переживаю ощущение шока.
5. Наверное, у меня литературная депрессия.

У геройства много граней: одни герои спасают чьи-то жизни, другие – жертвуют собой во имя чего-либо. Варлам Тихонович – герой особенный: он сумел остаться Человеком и сохранить свою совесть чистой в страшных условиях сталинских лагерей, в которых провёл почти 20 лет жизни. Только вдумайтесь: 20 лет! Почти 7,5 тысяч дней мой герой Шаламов сражался за право жить на белом свете, чтобы впоследствии рассказать поколениям жестокую правду…

Шаламов вернулся из Колымы физическим крепким, на первый взгляд. Однако его тело оказалось почти разрушенным. Вот как Надежда Яковлевна Мандельштам описывала Шаламова: «Он был похож на современную ультра-авангардно-модернистскую скульптуру из металла. Знаете, такие скульптуры, которые как бы изображают человека, но нарушают законы симметрии. Вот так он выглядел».

Нет ничего удивительного в том, что в 1962 году – спустя 9 лет после освобождения – Шаламов получил инвалидность, а вместе с нею законное право не работать.

Между тем, вплоть до своей смерти в 1982 году Варлам Тихонович продолжал усердно трудиться на литературном поприще. Кстати, «Колымские рассказы» он писал с 1953 по 1973 гг., однако в России книга увидела свет только в 1990-х гг.

Шаламовские поэзия и проза принадлежат не XX веку, а XXI. Только сейчас люди по достоинству могут оценить великое литературное наследие, которое оставил бывший политзаключённый.

Я пытаюсь понять, как Шаламов мог вообще писать после всего того, что ему пришлось пережить. Я пытаюсь понять, но у меня не получается. Его «Колымские рассказы» написаны через неподъёмный груз воспоминаний... Проще, наверное, было бы попытаться забыть, а не бередить своё сердце десятками исписанных тетрадей. Не знаю, право. При этом я не могу сказать, что Шаламов для меня теперь – олицетворение ужаса и страдания. Нет. Варлам Тихонович – борец с ужасом и страданием. Он – великий носитель слова.

Источник фотографии: https://www.shalamov.ru.

Желание

Я хотел бы так немного!
Я хотел бы быть обрубком,
Человеческим обрубком…

Отмороженные руки,
Отмороженные ноги…
Жить бы стало очень смело
Укороченное тело.

Я б собрал слюну во рту,
Я бы плюнул в красоту,
В омерзительную рожу.

На её подобье Божье
Не молился б человек,
Помнящий лицо калек…

Эта книга - сухое, бесстрастное изложения об одной из самых позорных страниц истории нашей страны - о репрессиях времен Сталина, репрессиях против своего народа. Страшная книга в своей простоте. В авторском изложении нет надрывов, нет всплесков эмоций, оно очень спокойно и без страстей. Автор не просто смотрит со стороны, он смотрит как будто сверху, отстраненно, стараясь быть объективным.
Книга необычная, всего около сотни маленьких рассказов, но в этой книге нет ничего надуманного. Все, о чем написал Шаламов, он пережил САМ!! Трагическая книга реального свидетеля тех страшных событий, человека бывшего по ту сторону колючей проволоки.
Автор заставляет нас нынешних почувствовать ужас того времени, концовки некоторых рассказов подводят промежуточный итог какого-то события. Например, я не сразу поняла о каком поэте написан рассказ "Шерри-бренди", но меня потрясло, когда я узнала, что это последние минуты жизни Осипа Мандельштама...
Шаламов говорит о физическом распаде личности в сталинских лагерях и о распаде моральном и нравственном, которые еще страшнее. Когда коминтерновский деятель, знаток Гёте, капитан дальнего плаванья, весельчак и балагур чешет пятки вору в законе, что-то обрывается в душе. Я не могу осуждать никого из них. Голод, холод, побои и унижения. Стерты моральные нормы людей. Могут откопать мертвеца, чтобы снять с него одежду (рассказ "Ночью"). Для людей счастьем жизни становится просто кусок хлеба. ( "Хлеб"). Человека могут убить за свитер ( "На представку"), могут просто расстрелять для отчетности ( "Одиночный замер")....В лагерях нормально чувствуют себя только блатные и уголовники, но для простых, умных людей, это настоящий ад.
Многим кажется, что такого просто не могло быть. Раз посадили, значит, хоть в чем-то сам виноват. Так себе успокоение. Но этим ты как будто выгораживаешь себя. Я то невиновен, меня -то точно не за что было бы сажать . Я-то точно бы там не оказался. В одном из рассказов обычный человек, которые , скорее всего, тоже не верит, что там могут сидеть невиновные люди, сам попадает по ошибке к заключенным. Пробыл он "заключенным" всего неделю, но изменил своё отношение к происходящему навсегда.
Мелькают лица заключенных. Не успеваешь привыкнуть. Осколки... Брызги... Лес рубят, щепки летят... Летят не щепки, а человеческие жизни, судьбы, перемолотые злым молохом сталинских репрессий..
Может , высшая задача , литературный подвиг этого автора в том, что он не дает нам забыть о тех страшных временах . Отмахнуться от этого нельзя. Потому что это свидетельство настоящего очевидца.
Говорят, что "читать Шаламова страшно, а не читать - стыдно". Лучше и не скажешь.

Это избранные произведения из сборников "Колымские рассказы", "Левый берег", "Артист лопаты", "Очерки преступного мира", "Воскрешение лиственницы" и "Перчатка или КР-2". Тяжелая книга, хотя с лагерной литературой я знакома еще с солженицыновской прозы. Шаламов - типичный представитель 58ой, политической статьи, каких тогда было тысячи или даже миллионы. Самизад, троцкист, а третий срок - за то, что назвал Бунина русским гением. В общей сложности - 20 лет лагерей, кое-где еще подкидывали пару годиков по 14 параграфу 58ой за саботаж (отказ от работы).
Читать такие вещи физически страшно. Описание бараков на 2 тысячи человек с четырехэтажными нарами, где под потолком становились педерастами за корочку хлеба или за возможность подобрать чинарик у параши, ежедневной 16часовой работы на 6о-градусном морозе, моральные и телесные унижения - все это повергает в шок. Интеллигенция, называемая урками и блатарями "Иван Ивановичами" поголовно, должна была, по мнению советской власти, перевоспитаться на приисках и лесоповалах, стать осознанно на путь покаяния и исправления. Сроки по 10 и 25 лет (других и не было) - хорошее лекарство от вольнодумия. Правда, немногие приходили после 10, не то что после 25. Там, в лагерях - своя борьба и своя политика. Там свои касты и главари. Чай, хлеб и махорка - вот за что стоило там бороться, дальше завтрашнего дня планировать не было смысла.
Ссохшиеся тела, съеденные цингой зубы, пеллагрически сползающая с тела кожа, годами незаживающие, кровоточащие язвы, истекающие гноем отмороженные пальцы, покусанные остемиелитом кости и порванная дизентерией задница... И это только малое, с чем приходилось сосуществовать, язык не поворачивается произнести - жить... Самое страшное - голод. Я даже не буду вам этого описывать, не смогу. Последние пару дней я ела залежавшиеся в холодильнике макароны, пила неслащеный чай и мне казалось, что слаще этого быть ничего не может - я завидовала самой себе, что сплю на чистой мягкой постеле, что могу купить себе кило яблок или литр молока... Я поняла, что отлично живу и все у меня просто замечательно. Горе оно ведь совсем не в тех мелких неурядицах, на которые мы привыкли сетовать и не в тех проблемах, которые нам кажутся неразрешимими...