
Ваша оценкаРецензии
Аноним26 января 2018 г.Читать далееВсем девушкам нужно прочитать эту книгу. Я бы ее включила в список обязательных для прочтения в старших классах. Потому как кто из нас, милые женщины, в свое время не задавался вопросом "почему он стал меньше меня любить? в чем я виновата?" Кто не грустил по прошлому, по прогулкам под луной и тому этапу отношений, когда надышаться не могли друг на друга? Кому не казалось, что после свадьбы что-то переменилось в худшую сторону, что любимый стал уделять вам меньше внимания, а рабочие дела перешли на первый план? Кто не страдал от скуки и не впадал в депрессию? Я, например, читала как про себя. Попадись в мои руки эта книга годами тремя ранее, я была бы мудрее в некоторых моментах, меньше обижалась бы, ссорилась по пустякам и не забивала бы ничтожными ерундовыми вопросами свои мысли, а главное, - мысли своего мужчины.
Для меня в книге нет правых, нет виноватых. Я могу понять действия каждой из сторон: и неопытной юной Маши, желавшей развлечений, и зрелого Сергея Михайловича, повидавшего жизнь и кое-что в ней понимающего.
Всем девушкам, которые ищут любовь, а также пребывают в этом прекрасном светлом чувстве, - читать!3254
Аноним21 ноября 2017 г.Читать далееОбычно, книги о животных, а тем более повествование от их лиц (то ли морд) способны растрогать до слез. В подавляющем большинстве такие истории достаточно трагичны и редко когда заканчиваются хеппи эндом. Не является исключением повесть Льва Николаевича Толстого "Холстомер". Но автор ставит перед собой совсем другую задачу, что мне, несомненно, понравилось. В отличие от других историй, внимание читателя сосредотачивается на событиях и анализе тех или иных поступков, что является важным, поскольку не затуманивает мышление излишними сантиментами.
Прототипом Холстомера стал старый измученный тягостными буднями мерин, о мыслях которого задумался автор, прохаживаясь в деревне с И.С. Тургеневым. Почему Холстомер? Как оказалось, данное прозвище указывает на быстроходность коня, что было свойственно нашему мерину.
Данная повесть коротко, но в главных чертах, описывает жизнь, казалось бы, совершенно обычного породистого коня, но с небольшим изъяном. О первой и последней любви, о жестокости окружающей среды, о привязанностях и безразличии, о быстротечности бытия. Как я уже говорила, история не пытается задеть наши чувства, она подталкивает к размышлениям о окружающих персонажах, их действиях и поступках.
Что можно успеть за 25 лет? Четверть века, казалось бы не много и не мало, одновременно. Можно погрузиться в самые низы, можно состариться и приговорить кого-то к смерти. А на что способны вы за этот промежуток времени?Хотела бы оставить несколько абзацев тут:
То, что они говорили о сечении и о христианстве, я хорошо понял,— но для меня совершенно было темно тогда, что такое значили слова: своего, его жеребенка, из которых я видел, что люди предполагали какую-то связь между мною и конюшим. В чем состояла эта связь, я никак не мог понять тогда. Только гораздо уже после, когда меня отделили от других лошадей, я понял, что это значило. Тогда же я никак не мог понять, что такое значило то, что меня называли собственностью человека. Слова: моя лошадь, относимые ко мне, живой лошади, казались мне так же странны, как слова: моя земля, мой воздух, моя вода.
Но слова эти имели на меня огромное влияние. Я не переставая думал об этом и только долго после самых разнообразных отношении с людьми понял, наконец, значение, которое приписывается людьми этим странным словам. Значение их такое: люди руководятся в жизни не делами, а словами. Они любят не столько возможность делать или не делать что-нибудь, сколько возможность говорить о разных предметах условленные между ними слова. Таковые слова, считающиеся очень важными между ними, суть слова: мой, моя, мое, которые они говорят про различные вещи, существа и предметы, даже про землю, про людей и про лошадей. Про одну и ту же вещь они условливаются, чтобы только один говорил — мое. И тот, кто про наибольшее число вещей по этой условленной между ними игре говорит мое, тот считается у них счастливейшим. Для чего это так, я не знаю; но это так. Я долго прежде старался объяснить себе это какою-нибудь прямою выгодою; но это оказалось несправедливым.
Многие из тех людей, которые меня, например, называли своей лошадью, не ездили на мне, но ездили на мне совершенно другие. Кормили меня тоже не они, а совершенно другие. Делали мне добро опять-таки не они — те, которые называли меня своей лошадью, а кучера, коновалы и вообще сторонние люди. Впоследствии, расширив круг своих наблюдений, я убедился, что не только относительно нас, лошадей, понятие мое не имеет никакого другого основания, как низкий и животный людской инстинкт, называемый ими чувством или правом собственности. Человек говорит: «дом мой», и никогда не живет в нем, а только заботится о постройке и поддержании дома. Купец говорит: «моя лавка». «Моя лавка сукон», например,— и не имеет одежды из лучшего сукна, которое есть у него в лавке. Есть люди, которые землю называют своею, а никогда не видали этой земли и никогда по ней не проходили. Есть люди, которые других людей называют своими, а никогда не видали этих людей; и все отношение их к этим людям состоит в том, что они делают им зло. Есть люди, которые женщин называют своими женщинами или женами, а женщины эти живут с другими мужчинами. И люди стремятся в жизни не к тому, чтобы делать то, что они считают хорошим, а к тому, чтобы называть как можно больше вещей своими. Я убежден теперь, что в этом-то и состоит существенное различие людей от нас. И потому, не говоря уже о других наших преимуществах перед людьми, мы уже по одному этому смело можем сказать, что стоим в лестнице живых существ выше, чем люди: деятельность людей — по крайней мере, тех, с которыми я был в сношениях, руководима словами, наша же — делом. И вот это право говорить обо мне моя лошадь получил конюший и от этого высек конюха. Это открытие сильно поразило меня и вместе с теми мыслями и суждениями, которые вызывала в людях моя пегая масть, и с задумчивостью, вызванною во мне изменою моей матери, заставило меня сделаться тем серьезным и глубокомысленным мерином, которым я есмь.
Я был трижды несчастлив: я был пегий, я был мерин, и люди вообразили себе обо мне, что я принадлежал не богу и себе, как это свойственно всему живому, а что я принадлежал конюшему.31,7K
Аноним10 октября 2017 г.Хочется почитать неизбитого, малоизвестного, но Интересного! Лев Толстой "Семейное счастье" одно из таких произведений, небольшое, но содержательное.
У каждой семьи свой секрет семейного счастья. В этой повести рецепт от Маши и ее мужа Сергея Михайловича. В чем же основа их брака? Любовь, привязанность, внимание? ...
Читайте, думаю, каждый найдёт что-то для себя в этой книге. Это не пособие по семейной жизни, этот просто история отношений мужчины и женщины.365
Аноним11 сентября 2017 г.Читать далееНе столько, собственно, дѣло характеризуетъ человѣка (даже несущее всеобщее благо), сколько мотивъ, которымъ человѣкъ руководствуется.
Основное цѣлеполаганіе кн. Касатского, множество разъ инспирировавшее достиженіе имъ совершенства въ языкахъ и наукахъ, стремленіе къ первенству при дворѣ Николая I, – не въ иномъ, какъ банальномъ славолюбіи, желаніи быть тѣмъ, кого называютъ “A, number one”. Даже поступленіе въ монастырь (судя по цѣпочкѣ преемственности старческаго окормленія – Паисій, Леонидъ, Макарій, Амвросій – въ Оптину пустынь), постриженіе въ монахи является для него своего рода отмщеніемъ (въ духовномъ смыслѣ, разумѣется) тому безнравственному обществу, котораго онъ добивался въ міру. Однако желаніе стать первымъ среди монаховъ означаетъ нарушеніе одной изъ главныхъ заповѣдей аскетическаго дѣланія: считай себя послѣднимъ, худшимъ твари безсловестной (см., напримѣръ, В.Кандалинцевъ, «Ученіе оптинскихъ старцевъ»). Правда, подвиги поста и молитвы, подъятыя въ затворѣ, приносятъ ему опредѣленные плоды: Касатскій можетъ исцѣлять болящихъ, пріобрѣтаетъ даръ просить и получать просимое. Но тщеславіе – страсть болѣе сильная, чѣмъ гордыня, она утонченнѣе и изящнѣе послѣдней, замѣтить и распознать ея – высокое искусство (см., напримѣръ, «Лествицу» прпъ. Іоанна Синайскаго); она постоянно впрыскиваетъ въ Касатского усыпляющій ядъ самодовольства (ему пріятно признавать себя чудотворцемъ, услаждать самолюбіе осознаніемъ того, что слава о нёмъ, какъ о молитвенникѣ, расползается по Европѣ) и, такимъ образомъ, обнуляетъ достигнутые имъ результаты. Единственное и неизбежное дѣйствіе этого яда – паденіе (прелюбодѣяніе Касатского).
Стоитъ отмѣтить, насколько точно Толстой описываетъ состояніе того отчаянія, какое возникаетъ у грѣшника послѣ паденія, и последующее ослѣпленіе духовныхъ очесъ. Для грѣшника Богъ – невидимъ, зрѣть Его могутъ лишь тѣ, кто чистъ сердцемъ (Мфъ. 5: 8) (мысли Касатского въ данный моментъ удивительнымъ образомъ повторяютъ тривіальныя сужденія упорствующихъ атеистовъ о несуществованіи Бога).
И вотъ Касатскій незамѣтно покидаетъ пещерную келью и incognito пробирается къ глупенькой, но праведной Пашеньке, отъ которой, немного постранствовавъ a la pelerin, попадаетъ въ Сибирь.
Да вѣдь аналогичное происходитъ въ жизни почти каждаго! Но зачѣмъ такіе сложности вродѣ круженія отъ двора императора въ ссылку? И что это: неслучайныя «случайности» или неизбежныя испытанія и скорби? послѣдствія грѣховъ юности или воля Божія, непостижимо и окольно ведущая ко спасенію?
Вѣчные вопросы, свойственные настоящей литературѣ. Вѣчные не отвѣченные вопросы…3694
Аноним24 сентября 2014 г.Читать далееЭту повесть обязательно должен прочитать каждый хотя бы потому, что каждому из нас умирать. Мечников, брат прототипа главного героя, знаменитый ученый, написал, что Толстой дал в повести «наилучшее описание страха смерти». Если кто-то думает, что не боится смерти – почитайте. Это отличный способ проверить себя.
В повести «Смерть Ивана Ильича» Толстой со свойственной ему безжалостностью изобразил умирание с такой достоверностью, что невольно перекладываешь главного героя на себя и задумываешься, а так ли уж верно проходит жизнь, и не окажется ли в конце ее, когда мелкие житейские удовольствия заслонит «страшная ненавистная смерть, которая одна была действительност»ь, что прожита она не так и поправить уже ничего невозможно.
Повесть начинается с того, что служащие суда приходят на похороны сотоварища, которого все любили. «"Каково, умер; а я вот нет",-- подумал или почувствовал каждый. Близкие же знакомые, так называемые друзья Ивана Ильича, при этом подумали невольно и о том, что теперь им надобно исполнить очень скучные обязанности приличия и поехать на панихиду и к вдове с визитом соболезнования». Панихида, соболезнования и прочие «формальности» рядом с мертвым телом, наполнены скукой, неловкостью, корыстными интересами и вполне понятной тоской, которую хочется побыстрее изгнать чем-то обычным, житейским и приятным. Так Толстой изобразил внешнюю сторону смерти, которую все мы, кто хоть раз бывал на похоронах, знает. Да и что ж такого? За что же нас упрекать, если жизнь продолжается, и в ней так много дел, которые ждут нашего внимания, да те же самые похороны, они, может быть, только и помогают забыться. ЗАБЫТЬСЯ! Вот именно это и хочет нам сказать Толстой, что все почти в нашей жизни направлено именно на то только, чтобы забыться.
А что же происходит с другой стороны, изнутри смерти? Что видит, чувствует, понимает сам умирающий?
Иван Ильич изображен человеком довольно приятным, он не глуп, в чем-то даже талантлив, он старателен, его жизнь устроена правильно и приятно. Он не пьяница, не изверг. Он даже не потакает таким мелким порокам, как тщеславие, ему хоть и приятна власть, которая дает ему право осудить почти любого, но он не злоупотребляет ею. Он, конечно, думает обо всем только в том смысле, в каком оно может способствовать или помещать его собственной приятной жизни, но ведь мы все поступаем так – ищем приятности для себя.
Очень показательно описана супружеская жизнь Ивана Ильича. В приведенных ниже абзацах описана типичная схема отношений в браке.«Иван Ильич требовал от семейной жизни только тех удобств домашнего обеда, хозяйки, постели, которые она могла дать ему, и, главное, того приличия внешних форм, которые определялись общественным мнением. В остальном же он искал веселой приятности и, если находил их, был очень благодарен; если же встречал отпор и ворчливость, то тотчас же уходил в свой отдельный, выгороженный им мир службы и в нем находил приятности». Как следствие этого выгораживания видим мы описание того, как его жена выгородила для себя мир, к котором можно было не принимать близко к сердцу болезнь мужа: «Жена выработала себе известное отношение к его болезни и держалась его независимо от того, что он говорил и делал. Отношение это было такое: «Вы знаете,- говорила она знакомым,- Иван Ильич не может, как все добрые люди, строго исполнять предписанное лечение».
Или, например, супружеское общение до болезни:
«Большинство предметов разговора между мужем и женой, особенно воспитание детей, наводило на вопросы, по которым были воспоминания ссор, и ссоры всякую минуту готовы были разгораться. Оставались только те редкие периоды влюбленности, которые находили на супругов, но продолжались недолго. Это были островки , на которые они приставали на время , но потом опять пускались в море затаенной вражды, выражавшейся в отчуждении друг от друга».Но однажды Иван Ильич упал с лестницы, после чего в боку начинает медленно нарастать боль, которая в течение трех-четырех месяцев приводит к смерти. Откровения этих месяцев и являются главным содержание рассказа.
Может показаться, что это скука смертная – читать, что чувствует и переживает больной человек на пороге смерти. Однако, нет! Рассказ держит внимание настолько цепко, что почти невозможно его отложить. А когда он заканчивается, то еще долго размышляешь, а что же собственно было в жизни Ивана Ильича неправильно. И почему-то очень хочется начать думать, что в мое-то жизни все нормально, что уж я-то наверняка умру без мучений, без жутчайшего осознавания лжи и эгоизма собственной, как казалось, такой правильной и приятной жизни.
«… я ухожу из жизни с сознанием того , что погубил все, что мне дано было, и поправить нельзя, тогда что ж?" … Когда он увидал утром лакея, потом жену, потом дочь, потом доктора, - каждое их движение, каждое их слово подтверждало для него ужасную истину, открывшуюся ему ночью. Он в них видел себя, все то, чем он жил, и ясно видел, что все это было не то, все это был ужасный огромный обман, закрывающий и жизнь и смерть . Это сознание увеличило, удесятерило его физические страдания. … И за это он ненавидел их».Последней надеждой, последним чувством, которое испытывает Иван Ильич перед тем, как над ним кто-то скажет: «Кончено!», становится жалость к маленькому сыну, который плачет, глядя на агонию отца. И это единственное – «то самое».
3120
Аноним17 июля 2014 г.искусство ради искусства. толстой использовал богатый материал из обихода крестьянской жизни и максимум способности изящно выразиться.. но совершенно нет ни одной "струнки", чтобы возбудить в читателе эмоциональное или духовное переживание. типично для раннего произведения.
3480
Аноним9 сентября 2013 г.С этой книгой я открыла для себя другого нового Толстого: тонкого, чувствительного.
Книга про счастье, семейные ценностях, душевные терзания, про такую разную любовь.339
Аноним12 декабря 2012 г.Как бы и символично, и емко. По идее. Но нет. От Льва Толстого ждешь чего-то большего. А еще его коронный стиль, его изящная насмешливая ирония совершенно не тронули этот текст. Он будто и сам мертвый...
3665
Аноним3 апреля 2025 г.Классика есть классика
Повесть короткая, но стоит многих романов. Я после прочтения задумался над своей жизнью. А будет ли что вспомнить на смертном одре, не придется ли также, как Ивану Ильичу кричать от душевной боли? не есть ли это те самые адовы муки, которых так боится человек? Читать всем. Лев Николаевич, как всегда, вне времени.
2151
