По страницам "Садов и пустошей" Гейдара Джемаля
23km
- 106 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Сделал себе недавно такой подарок. И быстро прочёл, урывая время от чтения другой книги. Холина я знал как поэта, а как прозаика не знал до сих пор. Хотя знал, что проза у него есть.
Текст «Кошек-мышек» составлен из нескольких фрагментов и редакций уже после смерти автора. Впрочем, он и без того нарочно скачет, меняет темп и ритм. Можно сказать, что он состоит из нескольких совершенно разных фрагментов, в частности:
1) детективной истории, рассказываемой подчёркнуто по-бытовому;
2) некой фантасмагории (когда свидетели и милиционер сели пить водку) в духе то ли Мамлеева, то ли Хармса, то ли кого-нибудь ещё (сами подставьте предпочтительное имя). Течения литературы здесь уже начинают перемешиваться, что далее продолжится и усугубится;
3) бытового и бытийного дня сурка (длинный рассказ самоубийцы, снова и снова возобновляющийся словами «проснулся в семь»);
4) ненаучной фантастики и зауми-абракадабры. Идут, поддерживая друг друга в нелёгком пути «Кошек-мышек»;
5) анекдота на злобу дня (об англичанине в писательском клубе);
6) вставных эсхатологических стихов и рассказов;
7) других вставных стихов (кстати, классных самих по себе);
8) плохого пересказа кинофильма устами одной из героинь;
9) и так далее.
Но кое-что, кроме висящего на соплях сюжета, крепко объединяет эти мало похожие друг на друга части, а что — скажу позже.
Фрагменты меняются. Литературные направления меняются. Персонажи меняются, уходят, возвращаются. В конечном итоге всё приходит снова к началу и даже разрешается — deus ex machina является в двух лицах, следователя и врача. Можно даже попутно заметить, что их длительное и такое осложнённое ожидание напоминает нам ещё об одном известном литературном имени. (Правда, следователь-то всё-таки пришёл.) К тому же, хотя и называются «Кошки-мышки» романом, но по всему (оформлению, композиции) это драма, пиеса.
Хотел было выделить несколько ключевых сцен, но откажусь. Назову лишь одну: перекличку между кухней и спальней в эпизоде поэтических чтений на окраине Москвы.
Конечно, необходимо сказать о сломе четвёртой стены. Хотя даже и не одной четвёртой, а, небось, и третьей. Ведь мы не только слышим автора — персонажи ещё и саботируют его работу, ругаются с ним, а один даже заглядывает в его блокнот! Это очень смешные моменты, и теперь у меня появился повод рассказать, что же «крепко объединяет» разрозненные и непохожие фрагменты в одно произведение.
Объединяет их авторский юмор. Причём юмор не в смысле конкретных шуток, хотя и они участвуют (и смешат). Я говорю о более высоком, или глубоком, или сложносоставном юморе, связанным с восприятием жанров, стилей, направлений и самого искусства вообще в его конкретных проявлениях. Именно из переработки этого материала, главного для художника, Холин и получает свой юмор, а благодаря ему — единое произведение. Вспоминаю, так же было на спектакле Романа Габриа по «Евгению Онегину». Хочется о нём сказать, ибо вряд ли театральные критики обратили на это много внимания (они ж тупые, а я умный). Я очень смеялся на спектакле, в котором было много работы с самим жанром, с инерцией перцепции (простите, не удержался от каламбура), и не понимал, почему не смеются другие.
Предлагаю читать Холина и смеяться вместе с ним и со мной.
Обобщённая оценка: 8,5/10.
Захочется ли вернуться/перечитать: да.
Заставляет задуматься: нет.
Смешно или страшно: смешно.
Рекомендация: рекомендую.
Кому рекомендую: тем, кто уютно себя чувствует в умеренно экспериментальной литературе двадцатого века.
Кому не рекомендую: тем, кто в последней чувствует себя неуверенно.

Неожиданная книга: Холин — и вдруг в прозаическом амплуа. Такой переход в иную область творчества сродни перемещению в параллельную Вселенную. Что же там творится?
Начнём с письма Яна Сатуновского к Холину:
Прочитав начало романа, я сразу почувствовал, что Игорь Холин — настоящий прозаик. Но почему — этого я осознать не мог. И тут мне попалась на глаза статейка Дж. Б. Пристли, в которой секрет раскрывается. «Этот главный секрет заключается в умении добиться непрерывной подвижности изображения, вне зависимости от того, бедно или богато оно по своему внутреннему содержанию. Если человек одарён чутьём к этому, — а позвольте мне заметить, что это весьма редкий дар, — то Господь Бог назначил ему быть романистом». Да, да, да, понял, Господь Бог назначил тебя, Игоря Холин <…> Я пробовал писать пьесу. Здесь мне Бог ничего не диктует, и я всё брал из жизни, и пьеса так и не получилась, хотя я много раз брался за неё в течение 11 лет. И до сих пор сожалею. Я вообще никогда не разговаривал с Богом больше пяти-семи минут (слава Богу, спасибо и на этом). А ты, Игорь, я чувствую, научился беседовать с Ним, не слишком беспокоя Его, по целым часам.
Видно, что роман «Кошки мышки» пришёлся Сатуновскому по душе. В другом письме поэт предлагал ряд корректировок и эпиграф — из себя:
Все мы гении
более или менее
Холин оставил только первую строчку.
Если текст воспринял Сатуновский, надо полагать, что и другая часть товарищей по цеху отнеслась к нему положительно. Что касается сегодняшнего читателя, которому знаком целый корпус стихов Игоря Холина, этот роман скорее покажется странной и необязательной выдумкой.
Хотя, казалось бы, оригинальное авторское предисловие [14] и проза, которая то и дело запрыгивает на театральные подмостки, обещают небезынтересное чтение. Впрочем, судите сами.
Всё начинается с самоубийства. Самый центр Москвы, улица Горького, дом напротив Елисеевского гастронома. О случившемся рассказывают Милиционер, Автор, двенадцать зевак у подъезда, Хозяйка дома, Пожилая соседка — и все действуют как персонажи драмы.
Милая и молодая девушка рассказывает:
…мы с ним только сегодня познакомились. Его специально для меня пригласили. Прежде я о нём не имела представления. У меня был другой человек. Который мне теперь разонравился. Этого мужчину я полюбила с первого взгляда. Иногда пригласят чувака, а он совсем не нравится. В таких случаях со скуки окочуришься. Противно, когда такой тип лезет целоваться. На самоубийцу я как взглянула, сразу увидела, что симпатичный. Хотя и немолодой. Он рассказывал интересные истории, стихи читал всяких поэтов. Один поэт хороший, забыла его фамилию. Стихи у него про вечную любовь и про другие нежности, которые только в самом начале говорят. Гости потом разошлись. Создали подходящую обстановку. Смотрю, а в квартире никого нет. Думала, что он приставать начнёт. Как другие, когда с молодой девушкой остаются одни в квартире. Садятся рядом и юбку на голову задирают. Юбку я сама снять могу, дышать трудно, если она на голове. Мне самоубийца очень и очень понравился. Я не боялась, что он подсядет. Приятно, когда рядом симпатичный человек. Вот сейчас, думаю, начнётся. А он смотрит и ничего не говорит. Я уже пуловер сняла, чулки скинула, с юбкой вожусь. Молния сломалась. Вот я уже в одной рубашке. А он не обращает внимание.
И в это молодой девушке узнаешь типичную героиню стихов Игоря Холина. Взять хотя бы вот такой текст:
Пригласил ее в гости.
Сказал: «потанцуем под патефон!»
Сам — дверь на замок.
Она — к двери, там замок.
Хотела кричать,
обвиняла его в подлости.
Было слышно мычанье и стон.
Потом завели патефон.
И подобных примеров — много. А главное — тут и там в романе понатыканы (sic!) стихотворения Холина. Так и получается, что «Кошки мышки» служат скорее возможной контекстуальной базой, из которой появлялись стихи. Или другой вариант — это текст, который можно смело выносить на сцену. Готовая пьеса. Почти в стихах. Почти о стихах. Во многом — о времени и о людях ушедшей эпохи. Необязательная, но случившаяся.











