Три возраста Франца Кафки

В горах дышится так свободно! Удивительно еще, что мы не поем.

Поэтому все же самое правильное — сносить все, быть незыблемым, как тяжелая масса, и, даже если чувствуешь, что тебя как бы ветром сдуло, не трепыхаться напрасно, глядеть на другого взглядом животного, не чувствовать раскаянья, короче, собственноручно подавить то, что еще в виде призрака осталось от жизни, то есть умножить в себе последний, совсем уже могильный покой и не признавать ничего, кроме него.

О, лучше всего учатся те, кому это нужно; те, кто ищет выход; вот тогда учатся беспощадно. Охаживают самого себя плеткой, грызут себя за малейшую неудачу.

Таковы люди в наших краях. Они требуют от врача невозможного. Старую веру они утратили, священник заперся у себя в четырех стенах и рвет в клочья церковные облачения; нынче ждут чудес от врача, от слабых рук хирурга.

Рецепты выписывать нетрудно, трудно сговориться с людьми.

Η πιο απλή απάντηση θα ήταν ότι η ομορφιά αυτού του τραγουδιού είναι τόσο μεγάλη, ώστε ακόμα και η πιο χοντροκομμένη αίσθηση δεν μπορεί να της αντισταθεί, αυτή όμως η απάντηση δεν είναι ικανοποιητική.

Обманут! Обманут! Послушался ложной тревоги моего ночного колокольчика — и дела уже не поправишь!

"'Οταν βλέπουμε τη Ζοζεφίνα, το χαμόγελο σβήνει από το στόμα μας". Μ' αυτόν τον τρόπο, λοιπόν, ο Λαός φροντίζει για τη Ζοζεφίνα, με τον τρόπο του πατέρα που έχει αναλάβει ένα παιδί, το οποίο κανείς δεν ξέρει κιόλας αν απλώνει το χέρι του προς αυτόν ικετευτικά ή με απαίτηση.

Всё, что умирает, имело прежде какую-то цель, производило какие-то действия и от этого износилось.

Кажущегося невозможным не обещает никто.