Вся жизнь впереди

Мадам Лола такая участливая, каких мало. Она всегда хотела иметь детей, но я вам уже объяснял, что она для этого не приспособлена, как и большинство перевертышей, которые насчет детей не в ладах с законами природы. Она пообещала, что будет обо мне заботиться, она посадила меня на колени и принялась напевать свои сенегальские колыбельные. Во Франции колыбельные тоже есть, но мне ни разу не доводилось их слышать, потому что младенцем я никогда не был, у меня хватало других забот. Я извинился: мне уже стукнуло четырнадцать, и в дочки-матери со мной не поиграешь, это выглядело бы странно.

И вот мы с ней остались одни, чего я никому не пожелаю.
— Ты слышал, Момо? Вот уж и о больнице заговорили. А что будет с тобой?
Я принялся насвистывать – а что я еще мог сказать?
Я повернулся к ней, собираясь выдать ей первое, что в башку взбредет, но тут мне повезло, потому что как раз в этот момент в голове у нее заклинило, и потом она оставалась в отключке два дня и три ночи, не отдавая себе отчета. Но сердце продолжало делать свое дело, и она была еще, так сказать, жива.
Позвать доктора Каца или хотя бы соседей я не решался, уверенный, что на этот раз нас точно разлучат. Я просидел с ней рядом сколько мог, не отходя ни по нужде, ни чего-нибудь куснуть. Я хотел быть рядом, когда она вернется, чтобы оказаться первым, что она увидит. Я прикладывал руку к ее груди и чувствовал ее сердце, несмотря на все разделявшие нас килограммы. Зашел Негр, потому что меня нигде не было видно, и долго смотрел на мадам Розу, дымя сигаретой. Потом он порылся в кармане и протянул мне картонку. Там было отпечатано: «Бесплатно забираем отслужившую мебель, тел. 278-78-78». Потом он хлопнул меня по плечу и ушел.
На второй день я сбегал за мадам Лолой, и та поднялась к нам с дисками поп-музыки, которые орали дай Боже – мадам Лола говорила, что они и мертвого разбудят, – но и это не помогло. Перед нами был тот самый овощ, о котором доктор Кац предупреждал в самом начале, и мадам Лола до того разволновалась, видя свою приятельницу в таком плачевном состоянии, что впервые не поехала на ночь в Булонский лес, невзирая на понесенные из-за этого убытки. Вот это настоящий человек, и когда-нибудь я ее навещу.
Пришлось оставить старуху в кресле. Даже мадам Лола с ее боксерским прошлым не смогла ее поднять.
Самое грустное в таких отключках – что неизвестно, сколько это с человеком будет продолжаться. Доктор Кац говорил мне, что рекорд мира – у одного американца, который удерживал его семнадцать лет с хвостиком, но для этого нужны секунданты и специальные установки, вливающие каплю за каплей. Страшно было подумать, что мадам Роза может стать чемпионом мира, ведь она и так хлебнула горюшка, и побитие рекордов интересовало ее меньше всего на свете.

Он мне уже всю плешь переел, этот тип, со своими отцовскими чувствами и домогательствами. Во-первых, для моего отца он рожей не вышел – тот должен быть настоящим мужчиной, настоящим из настоящих, а не каким-то там слизняком. И потом, раз моя мать боролась за жизнь на Центральном рынке и боролась к тому же будь здоров, как он сам говорит, то никто, черт побери, вообще не может объявить себя моим отцом. Я родился от неизвестного отца, это уж верняк, благодаря закону больших чисел. Но я был рад узнать, что мою мать звали Айшей. Это самое красивое имя, какое только можно себе вообразить.