Два капитана. В двух томах

«Гостеприимную Арктику» я одолела, хотя не без труда, потому что читала ее по ночам, то засыпая, то просыпаясь, и, помнится, так и не поняла, почему она гостеприимная: мне показалось – не очень.

- Сейчас мы поедем в театр, - сказал он серьёзно, - и ты все узнаешь. У тебя будет такая задача: сидеть и молчать. И слушать. Понимаешь?

• Ничего не понимаю. Едем.

- А не убежишь?
Я был уверен, что убегу. Но на всякий случай сказал:

• Нет.

Я не стану особенно много рассказывать о воздушной войне на Севере, хотя это очень интересно, потому что нигде не проявились с таким блеском качества русского летчика, как на Севере, где ко все трудностям и опасностям полета и боя часто присоединяется плохая погода и где в течение полугода стоит полярная ночь. Один британский офицер при мне сказал: "Здесь могут летать только русские". Конечно, это было лестное преувеличение, но мы вполне заслужили его.

«Здесь могут летать только русские».

Мы были разные люди, но невозможно не полюбить того, кто каждый день рядом с тобой делит тяжёлый, рискованный труд полёта и торпедной атаки. Если уж нас ждала смерть, так общая, в один день и час. А у кого общая смерть, у того и общая жизнь.

— Это он?
— Он.
— Может ли это быть?
— Может.
— Тот самый?
— Тот самый.

Здесь можно было подумать даже о доме, который мы с Катей собирались некогда устроить в Ленинграде. А где дом, там и дети.

Тысячи маленьких домов представляются мне. Тысячи мальчиков стоят на коленях перед табуретами, на которых лежат тысячи ружей. Тысячи других прячутся за ситцевыми занавесками с ножами в руках. На великой Русской равнине, от горизонта до горизонта, в каждом доме в глубине темноватых комнат мальчики ждут врага. Ждут, чтобы убить его, когда он войдет.

Кошку, которую до «столетия открытий» звали просто Васёной, она переименовала в Иптакчухуатль — в Мексике есть, оказывается, такая горная вершина. С другой горной вершиной, Попокатепетль, она подъезжала к Нине Капитоновне, но не вышло. Иначе, как на «бабушку», Нина Капитоновна не отзывалась.