Черный обелиск. Жизнь взаймы

она всегда избегала говорить о своей болезни, полагая, что для здорового человека в этом есть что-то отталкивающее; а теперь вдруг ощутила, что и здоровый человек способен шокировать больного, как нувориш обедневшего аристократа

Человек плачется об утрате имущества, зато в неотъемлемости собственной жизни уверен свято.

Всё бесполезно. Чуждость, что за одну ночь встала между ними, уже заполнила всё вокруг. Она в каждом взгляде, в каждом жесте. Всё бесполезно.

Как-то вдруг, он не заметил когда, стало слишком поздно
Что он упустил? Он не знает. Ещё вчера она была такой близкой, такой родной - и вдруг между ними стеклянная стена, как в такси перегородка между водителем и пассажирами на заднем сидении. Они ещё видят, но не понимают друг друга, ещё слышат слова - но не улавливают смысла, они говорят на разных языках, мимо друг друга.

Неужели если женщина уходит, то обязательно к другому?

Какого чёрта я плачу? Как будто этим что-то изменишь...

Пора сдаться, подумала она, пора послушаться Бориса: примириться, свыкнуться, научиться с этим жить, прекратить сопротивление, сдаться - но ведь как только я сдамся, мне конец!

- Вам давно пора лежать в кровати!
- Мне давно пора лежать в могиле. Теоретически я давно уже там! И живу считай что взаймы.

Бери от жизни что можно, и чем больше, тем лучше.

ехать быстрее, чем можешь, ещё не значит быть богом.