Зов Ктулху

На пустынные вершины порывами налетал жуткий антарктический ветер, в его завываниях чудились иной раз живые ноты отчаяния;затрагивая какие-то подсознательные воспоминания, этот разноголосый плач будил во мне смутные страхи.

— Зачем же трудитесь вы? Разве не затем, чтобы жить во счастье и довольстве? А если для того ваши труды, чтобы работать все больше, то когда же вы обретете счастье? Вы трудитесь, чтобы обеспечить себе жизнь, но разве жизнь не соткана из красоты и песен? И если в трудах ваших не появилось среди вас певцов, то где же плоды ваших усилий? Труд без песни похож на утомительное и бесконечное путешествие. Разве не была бы смерть более желанной, чем такая жизнь?

Человеческий разум не способен разобраться в своей сущности, и, полагаю, мы должны благодарить природу за ее милосердие.

Теософы высказали догадку о внушающем благоговейный страх величии космического цикла, в котором весь наш мир и человеческая раса являются лишь временными обитателями. От их намеков на странные проявления давно минувшего кровь застыла бы в жилах, не будь они выражены в терминах, прикрытых успокоительным оптимизмом.

Поднявшееся способно опуститься, а опустившееся подняться.

Я понял, что Вселенной управляет страх и даже ясное небо и летние цветы всегда будут отдавать для меня отравой.

Мы живем на блаженном острове невежества среди черных морей бесконечности, которые нам едва ли суждено переплыть

"Текели-ли! Текели-ли!"

Будучи детьми, мы слушаем сказки и мечтаем, но мысли наши несовершенны. Когда же, став взрослыми, мы пытаемся вернуть детские грезы, мы уже отравлены ядом повседневности, который делает нас скучными и прозаичными.

Я ничего не мог вспомнить тогда, хотя память вернулась сейчас. Неизмеримый ужас порой милосердно притупляет её.