Михаил Салтыков-Щедрин
4
(4)
Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Есть два пути, простой и сложный. Простой - это орать "чиновники воры, взяточники, развратники, болваны, лентяи, лодыри, трусы". Сложнее - это сатирически описывать каждый тип, каждый характер, каждый недостаток, каждую гадскую мелочь, каждую гнилость людской душонки.
Салтыков-Щедрин пошел по второму пути, и это ему удалось лучшим образом. Ибо опять же, если просто описывать - это слишком очевидно и не шибко интересно. А тут сатира - самый едкий, самый заметный, самый привлекательный и привлекающий жанр. Жанр, в котором честнейшие, благородные, уважаемые люди показаны в ином свете - в свете своего восхождения. Вот милейший человек Порфирий Петрович - тот же гоголевский Чичиков. Вот куча народа, вышедшая из грязи в князи и тут же забывшая вкус этой грязи и помыкающие тем, кто остался в ней (в современном языке это можно было бы назвать дедовщиной, но классическая дедовщина явление менее жесткое).
Я в шоке! Я в расстройстве! Сколько лет прошло - мало что изменилось. Уездный город Крутогорск (читай, Вятка) кишит благородными людьми - прохиндеями и проходимцами, дураками, мошенниками, взяточниками, которые в совершенстве владеют искусством выманивать денюшку и любое дело закрутить в такой бюрократической проволочке, что по любому пустяку человек может месяцами, а то и годами ожидать судебного или властного решения. И хорошо еще, если он это решение ожидает не в остроге.
Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что русская бюрократия рождена при Николае первом. Конечно, сутяжничество, взяточничество и мошенничество существовало и раньше, и вечно, но свою классическую форму, когда любой вопрос решается подношением, когда чиновник найдет любую лазейку, чтобы решить вопрос как ему угодно или не решать его вовсе - это с николаевской эпохи. Что ж, хорошо хоть теперь в присутственных местах по зубам не дают, да за нехождение в церковь в тюрьму не сажают.
Недаром Салтыков-Щедрин сравнивает чиновников с юродивыми. И недаром чем ближе к концу, тем больший упадок духа демонстрирует повествователь. А как весело начинаются "Очерки"!
Однако хочу сказать - книжка наполнена чрезмерно. Без некоторых очерков (в особенности личностно-зарисовочных) можно было бы обойтись. Честно говорю - к концу я просто устал все это читать и недочитал примерно четверть. В общем, некая волокита получилась у автора с его содержанием. Это тоже отголосок его чиновничей деятельности?

Ну что тут сказать? Читал я эту книгу не торопясь. Потихоньку. Да иначе нельзя - проза у автора основательная, серьезная. Как там в Википедии?
Лучше и не скажешь - семантические конструкты!) Очерки разные, но все они из жизни : есть и грустные , и веселые, злободневные и актуальные. Некоторые и по сей день. Не удержусь и вставлю отрывок из жизни старообрядцев
— А что, разве прежде вас не тревожили?
— Бывало, сударь, бывало всякое. Да прежние-то больше на деньги падки были; ну, а как деньгами довольны, так и тревоги нам нет. Был у нас, сударь, исправник — молода я еще в ту пору была — Петром Михайлычем прозывался, так это точно что озорник был; приедет, бывало, в скит-от в карандасе, пьяной-распьяной: «Ну, говорит, мать Лександра (игуменья наша была), собирай, говорит, девок поедрёнее, я, говорит, кататься желаю». Ну, и соберут этта девок, а он их и велит запрягчи, кого в корню, кого на вынос, да так-ту и проклажается по скитам. Так вот, сударь, как заслышишь, бывало, что Петр Михайлыч приехал, так от страху даже вся издрожишься, зароешься где-нибудь в сено, да и лежишь там, доколе он не выедет совсем из скита. Ну, этот точно обидчик был; давай ему и того, и сего, даже из полей наших четвертую часть отделил: то, говорит, ваше, а эта часть моя; вы,говорит, и посейте, и сожните, и обмолотите, и ко мне в город привезите. Или вот придет в келью к матери игуменье, напьется пьян, да и заставит девок плясать да песни петь... ну, и пляшут, — не что станешь делать-то! Однако даже и этот трогать нас не трогал, а только озорство свое соблюдет, да и уедет... Ну, а прочие были, тоже человечество понимали: приедут, бывало, оберут деньги, и не показываются до времени. Одно для нас, сударь, тяжеленько бывало: больно уж часто начальников нам меняли, не успеет еще один накорыстоваться довольно, глядишь, его уж и сменили — ну, и стараются за один раз свою выгоду соблюсти.
Вот вам и злободневность и актуальность. Монашек , правда , теперь не впрягают в телеги, а в другом все хорошо проецируется.
Что ж , второй том сочинений завершен. Буду начинать следующий

Книга с которой Салтыков-Щедрин стал известен на всю Россию. Его развивающиеся писательские способности требовали поля деятельности и правительство предоставило ему такое поле: с 1848 года он был сослан чиновником в Вятку, где находился почти до конца 1855 года. Из этой работы на местах С-Щ вывез свои губернские очерки. Перед нами разрез сверху донизу всей провинциальной жизни. Вятка - край лесной и помещичье землевладение там неразвито, помещиков немного, крестьяне государственные, есть значительное количество старообрядцев, высшей аристократии мало. Это чиновничья провинция, пусть и довольно глухая. В книге мы встречаем представителей всех сословий от бедных крестьян-арестантов в остроге, до князя-губернатора. Отдельные главы-рассказы написаны в разных стилях и жанрах, что показывает широкие писательские способности С-Щ. В общем создаётся ощущение чего-то унылого, мелочного и умственно-ограниченного. Видимо такой и была жизнь М.Е. С-Щ в ссылке. Кажется такой порядок вещей вечен, но заканчивает С-Щ сценой похорон "старых времён", видя в начале правления Александра II изменение порядка вещей. Не случилось.
Михаил Салтыков-Щедрин
4
(4)
Женись, брат, женись! Если хочешь кататься как сыр в масле и если сознаешь в себе способность быть сыром, так это именно масло — супружеская жизнь!

— Мне не то обидно, — говорил он почти шепотом, — что меня ушлют — мир везде велик, стало быть, и здесь и в другом месте, везде жить можно — а то вот, что всяк тебя убийцей зовет, всяк пальцем на тебя указывает! Другой, сударь, сызмальства вор, всю жизнь по чужим карманам лазил, а и тот норовит в глаза тебе наплевать: я, дескать, только вор, а ты убийца!..


















Другие издания


