Джен Эйр

У меня есть сынок, моложе тебя годами, так он знает наизусть шесть псалмов, и когда его спрашивают, что он предпочтет: съесть имбирную коврижку или выучить стих псалма, он отвечает: «Стих псалма! Ангелы поют псалмы, – говорит он, – а мне хочется быть маленьким ангелом тут, внизу». И тогда он получает две коврижки в вознаграждение за свое младенческое благочестие.

Мой будущий муж становился для меня всей вселенной и даже больше - чуть ли не надеждой на райское блаженство. Он стоял между мной и моей верой, как облако, заслоняющее от человека солнце. В те дни я не видела бога за его созданием, ибо из этого создания я сотворила себе кумир.

Нет длинных кварталов, нет людской толпы; колоссальный чертеж живет только в мозгу строителя. Каждый человек – особенный, и каждый бесконечно важен. Каждый дом стоит в центре мира. А среди миллионов жилищ каждое хоть раз, хоть для кого-то стало святыней и желанным концом странствий.
Гилберт Кит Честертон

Суд людей я презираю!

- И Вы чувствовали себя удовлетворенной результатом Вашей усердной работы?

• О нет! Меня все время мучил контраст между замыслом и выполнением. Каждый раз я предстваляла себе то, что была бессильна воплотить.

Я чувствую, что у меня есть все основания быть счастливой, и я буду счастлива!

'...самое незначительное способно вернуть нас с небес на землю...'

«Он для них не то, что для меня, - думалось мне, - между ними нет ничего общего, а между нами есть – я уверена в этом…»

"Только восемьдесят человек слышали, что тебя так назвали. А в мире сотни миллионов людей"

- Однако судьба с тех пор меня неплохо проучила; даже помесила, будто тесто и теперь, льщу себя мыслью, я тверд и неуязвим как гуттаперчевый мяч, хотя с парой трещинок и чувствительной точкой в самом центре комка каучука. Так это оставляет мне хоть какую-то надежду?

• Надежду на что, сэр?
• На то, что в конце концов преображусь из гуттаперчи обратно в плоть и кровь.